В то время как в степях Северного Причерноморья господствовали скифские племена, к востоку от них, за рекой Танаисом (Доном), жили родственные скифам племена сарматов. Еще в V в. до н. э. Геродот упоминает одно из сарматских племен — савроматов. Другие греческие и римские писатели называют еще ряд сарматских племенных объединений: языги, аорсы, сираки, роксоланы, аланы и др. Аорсов (под именем янь-цай) и аланов знают также китайские источники II в. до н. э.

Анализ дошедших до нас слов сарматского языка, а также указания Геродота (Геродот (IV, 117) указывает, что савроматы «говорят языком скифским, но с давнего времени искаженным».)  и псевдо-Гиппократа свидетельствуют о том, что сарматы — это ираноязычные племена, говорившие, вероятно, на одном из диалектов скифского языка. К этой же северо-восточной группе иранских языков относится и современный осетинский язык, а сами осетины (псы, асы, осы) являются потомками аланов.

В результате археологических исследований, проведенных Б. Н. Граковым, П. Pay, И. В. Синицыным, К. Ф. Смирновым и др., на огромном пространстве степей от Дона до Челябинска и от Куйбышева до Каспийского моря обнаружено большое количество своеобразных сарматских курганов. Антропологические и археологические данные позволили установить родство сарматов с носителями андроновской и срубной культуры эпохи бронзы в Поволжье, Приуралье и в Казахстане. Остатков долговременных поселений на древней сарматской территории не обнаружено. Это и неудивительно, так как занимавшиеся главным образом скотоводством, сарматы подобно кочевым скифам передвигались с места на место вслед за своими стадами лошадей, коров, овец. Места зимовок еще почти не изучались. Поэтому для характеристики их культуры пользуются преимущественно материалами погребений.

На ранних этапах развития сарматской культуры(по принятой хронологической классификации это савроматский, или блюменфельдский этап VII—IV вв. до н. э. и савромато-сарматский, или прохоровский этап IV—II »в, до н, э.)  типичными являются небольшие курганы от 0,5 до 2 м высотой. Могильные ямы под насыпью имеют прямоугольную, квадратную и реже овальную форму. Иногда встречаются катакомбы. Покойники лежат обычно в вытянутом положении на - спине. Вначале преобладает ориентировка покойников головой на запад, а с IV в. до н. э. господствующей становится южная ориентировка. В качестве пищи для покойника в могилы кладут части баранов, лошадей и коров.

Инвентарь погребений невелик, но довольно характерен. Письменные источники изображают сарматов воинственными кочевниками. Действительно, в мужских погребениях, кроме керамики, бытовых вещей и деталей одежды, находят оружие и конскую сбрую. В ранних сарматских памятниках еще сильно чувствуется влияние скифской культуры. Местная конская упряжь представляет собой лишь вариант скифского конского убора. Широко распространены бронзовые втульчатые наконечники стрел и железные мечи-акинаки скифского типа. Однако уже в раннюю эпоху у сарматов вырабатываются и свои оригинальные типы оружия. В курганах VI—IV вв. до н. э. изредка встречаются длинные мечи с обоюдоострыми клинками, сердцевидным перекрестием и плоской рукояткой без навершия. В IV—II вв. преобладают короткие или длинные мечи так называемого прохоровского типа с серповидным навершием и прямым перекрестием. Особенно важно отметить то, что в сарматских погребениях первых двух этапов довольно ясно прослеживаются пережитки матриархата, о котором говорят и античные авторы.

Геродот сообщает, что савроматские женщины «...ездят верхом на охоту с мужьями и без них, выходят на войну и носят одинаковую с мужчинами одежду... Относительно браков соблюдается у них следующее правило: ни одна девушка не выходит замуж, пока не убьет врага».

Псевдо-Гиппократ подтверждает эти сведения и добавляет, что даже замужние женщины сражаются в том случае, «когда явится необходимость поголовно выступать в поход». Он же пишет о том, что сарматские женщины прижигают своим дочерям правую грудь, так как это якобы придает большую силу правой руке.

Археологические данные, как показал Б. Н. Граков, подтверждают воинственность и большую общественную роль женщин у сарматов. В женских погребениях, кроме керамики, различных украшений (бусы, серьги, браслеты, подвески), зеркал, иголок и т. п. вещей, находят оружие, лук и стрелы, реже меч или копье. Ряд предметов указывает на то, что женщины выполняли и жреческие функции. В их могилы клали каменные жертвенники в виде блюда с ножками, часто оформленными как звериные головы, и большие яйцевидные флаконы из алебастра. Встречаются кусочки мела, игравшего очистительную роль в культовых обрядах, и кусочки красной краски (реальгар), которая, возможно, символизировала кровь жертвенных животных.
В ходе дальнейшего развития сарматских племен пережитки матриархата у них постепенно ослабевают и затем исчезают.

ЯЗЫГИ, РОКСОЛАНЫ, АЛАНЫ

На прохоровском этапе развития сарматской культуры (IV—II вв. до н. э.) в сарматском обществе происходят значительные изменения. Постепенно усиливается родоплеменная аристократия, опирающаяся на сильные, хорошо вооруженные конные дружины. Одновременно рост населения и развитие скотоводческого хозяйства требовали расширения территории. В поисках новых земель для своих кочевий сарматские племена начинали вторгаться в степи на запад от Дона. Вначале господствовавшие в Северном Причерноморье скифы сдерживали их натиск, и сарматы проникали за Дон лишь небольшими группами. Об этих ранних набегах, еще неуловимых археологически, свидетельствуют некоторые письменные источники. В конце V или в начале IV вв. до н. э. псевдо-Гиппократ сообщает о савроматах, живущих у Меотиды (Азовское море) к западу от Дона. Во второй половине IV в. до н. э. псевдо-Скилак в своем перипле помещает наряду со скифами, на правом, европейском берегу Дона сирматов.

После поражения и гибели скифского царя Атея в 339 г. до н. э. в битве с войсками Филиппа Македонского скифское царство постепенно слабеет. Одновременно усиливаются сарматы, у которых оформляются мощные племенные союзы во главе с аорсами, языгами, роксоланами и аланами.

Наконец, во II в. до н. э. крупные силы сарматов, в авангарде которых были языги и роксоланы, вторгаются в степи Северного Причерноморья и захватывают их вплоть до Днепра. В начале нашей эры сарматы достигли уже бассейна нижнего Дуная. Первое достоверное сообщение об этом вторжении сарматов на скифскую территорию имеется в «Истрии» Полибия. Он указывает, что находившийся на правом берегу Дона сарматский царь Гатал в 179 г. до н. э. принимал участие в заключении мирного договора между пергамским царем Евменом и царем Понтийского царства Фарнаком. Более поздние римские писатели называют уже территорию Северного Причерноморья не Скифией, а Европейской Сарматией, в отличие от старой территории сарматских племен к востоку от Дона (В I в. н. э. местное население, по свидетельству Плиния Старшего называло эту реку Сином (Sinum), называемой Азиатской Сарматией.

Следует иметь в виду, что сарматы установили свое господство в степях Северного Причерноморья не в ходе постепенного экономического и политического подчинения скифов, а в результате военного захвата. Римский писатель Диодор Сицилийский рассказывает, что сарматы «опустошили значительную часть Скифии и, поголовно истребляя побежденных, превратили большую часть страны в пустыню».

Одна часть скифского населения, уцелевшего от сарматского разгрома, была оттеснена в Крым, а другая была ассимили-рована сарматами и восприняла их обычаи. Именно этим следует объяснять то, что во II веке на территории степей Северного Причерноморья наблюдается довольно резкая смена археологических культур.

Сарматы оказали значительное влияние и на жизнь античных городов Причерноморья. Представители родоплеменной знати сарматских племен, заинтересованной в развитии торговли, устанавливают тесную связь с торговцами и ремесленниками причерноморских городов, а часть сарматов даже поселяется в этих городах.

Племена, жившие в бассейне Донца, особенно в степной его части, одни из первых испытали на себе мощные удары сарматских отрядов. Здесь обнаружено несколько сарматских погребений наиболее раннего для территории Украины типа, который датируется III—II вв. до н. э. К этому типу относится 4-е погребение из кургана № 3 курганной группы, расположенной на правом берегу р. Береки, у деревень Раздольное и Новоселки. Здесь в могиле найдено типичное для прохоровского этапа бронзовое зеркало (рис. 89,14) и две глиняные курильницы.

К тому же времени следует отнести и замечательный комплекс вещей из кургана у Балаклеи, разрушенного при реконструкции железнодорожного пути в 1929 г. Вследствие случайности находки точно выяснить устройство погребения было невозможно. По имеющимся сведениям можно лишь установить, что курган был расположен на возвышенности водораздела небольших рек — Средней и Волошской Балаклеек. Костяк находился в яме с остатками какой-то деревянной конструкции. Краеведу Н. В. Сибилеву удалось собрать только часть вещей, но и они свидетельствуют о том, что в могиле был похоронен какой-то богатый дружинник или представитель родоплеменной знати.

Среди вещей, попавших в свое время в Изюмский музей, были следующие(в1932 г. пропали и эти вещи) пара сломанных железных посеребренных, псалиев с шариками на концах (рис.88,7), крупная бусина из синего стекла с белыми глазками (рис.88,6) и 10 серебряных фаларов, изготовленных при помощи штамповки и позолоченных. Из этих фаларов два были украшены розетками и разнообразным геометрическим орнаментом, на семи бляхах имелись изображения львиных голов и, наконец, одна бляха имела в центре изображение человеческой головы (рис.88,1-5).

По-видимому, к этой же ранней группе сарматских погребений относится и могила, обнаруженная на песчаной дюне левого берега Донца у с. Яремовки Изюмского района. Около костяка, лежавшего в вытянутом положении головой на юго-восток, найдены бронзовые трехгранные наконечники стрел скифского типа и типично сарматский горшок, украшенный каннелюрами.

К несколько более позднему времени относятся известные в бассейне Донца «диагональные погребения», которые, как доказал К. Ф. Смирнов, специально занимавшийся изучением их, являются погребениями роксолан. Появившись в Поволжье и южном Приуралье еще на прохоровском этапе развития сарматской культуры, диагональные погребения стали особенно типичны для среднесарматского (сусловского) этапа I в. до н. э. — II в. н. э.

Для этих погребений в грунте вырывалась четырехугольная, часто квадратная яма, стенки которой облицовывались деревом, а сверху могила перекрывалась бревенчатым или досчатым накатником. Курганная насыпь делалась небольшой, обычно до 1 мвысотой. Покойников клали на мягкое возвышенное ложе, часто с согнутыми в коленях ногами. Руки иногда были раскинуты в стороны, а ноги располагались так, что придавали костякам характерную «танцующую» (ноги согнуты в коленях и раскинуты в противоположные стороны) или «атакующую» (одна нога вытянута, другая согнута) позу. Преобладает юго-западная или юго-восточная ориентировка костяков, причем погребенных обычно клали по диагонали могилы — с угла на угол. Сверху покойника покрывали лубом, травой и т. п.

В степной части бассейна Донца найдено два богатых роксоланского погребения. Одно из них было раскопано в 1901 г. В. А. Городцовым у с. Селимовки, бывшего Изюмского уезда, Харьковской губернии (бассейн притока Донца реки Бахмутки). В кургане № 2 было две могилы — первая (впускная) принадлежала позднему кочевнику, а вторая содержала сарматское женское погребение, которое можно датировать концом I в. до н. э — началом I в. н. э.

Это погребение дает настолько яркую и характерную картину, что с ним следует познакомиться более обстоятельно. Под насыпью кургана была четырехугольная яма глубиной около 140 см, перекрытая мощным накатником из бревен толщиной около 20 см. Яма сохранилась так хорошо, что на стенках ее удалось проследить следы инструмента, при помощи которого она была вырыта. Это было долотовидное орудие с лезвием, имевшим в ширину 2 см. На бревнах накатника был положен медный литой котел типичной для сарматов формы (рис.89,13). Корпус его, украшенный в средней части орнаментом в виде шнура, укреплен на полой ножке. У края венчика расположены две большие вертикальные и две петлевидные ручки. Каждая из больших ручек украшена тремя своеобразными выступами. При раскопках насыпи зафиксированы также следы погребального жертвоприношения в виде груды обожженных костей овцы и коровы под северо-западным углом накатника.

Костяк был ориентирован головой на юго-восток. Кости сильно истлели, но на черепе все же удалось заметить следы окраски (по-видимому, от ткани) в красивый алый цвет.

К сожалению, это замечательное погребение было еще в древности ограблено. Поэтому сохранились далеко не все вещи, а те, которые удалось найти, были довольно беспорядочно разбросаны по дну могильной ямы. Здесь оказалось много золотых бляшек, украшавших некогда одежду покойницы (рис.89,1-6), среди них 60 бляшек в виде якорьков, 16 розеток, 217, бляшек ромбической формы, 28 выпуклых бляшек продолговатой формы, золотые нити длиной около 25 см.
Какая-то часть одежды была сделана из кожи. Найдено 3 золотых обоймицы  с остатками кожи, оформленных в виде птичьих голов. 
Главным образом в области головы и шеи покойницы найдено много разнообразных бус (рис.89,7-12): шаровидные полые бусины из золота, шаровидные и уплощенно-эллиптические бусы из мрамора, продолговатые сердоликовые, стеклянные овально-вытянутые, мозаичные и в виде шестигранной призмы. Крупные бусины, возможно, не входили в состав ожерелья, а пришивались к платью в качестве пуговиц. Среди других остатков в могиле была обнаружена и античная сердоликовая гемма полусферической формы с вырезанной на плоской стороне веткой растения.

От других предметов сохранились только небольшие обломки железа, кусочки истлевшей кожи, кусочки горной смолы и несколько бронзовых гвоздиков с остатками дерева, покрытого резьбой. В восточной стене могильной ямы был устроен тайник в виде ниши, закрытой деревянными плахами. В нише стояла какая-то деревянная вещь, возможно, шкатулка с драгоценностями. Однако грабители заглянули и сюда, и от хранившихся в нише сокровищ ничего не осталось.

Другое роксоланское погребение было обнаружено при раскопках Е. П. Трефильевым кургана № 3 у с. Сватовой Лучки на р. Красной. Под скромной, всего в полметра высотой, насыпью кургана в материковом грунте была открыта квадратная могила со стенами, облицованными вертикально поставленными дубовыми досками. В могиле оказалось также женское погребение. Костяк был ориентирован головой на ЮЗ. В отличие от предыдущего погребения это не было затронуто грабителями и сохранилось полностью. Благодаря этому остатки дают возможность представить характер одежды и убранство богатой сарматской женщины.

Трефильеву удалось зафиксировать даже слабо заметные следы ткани. Оказалось, что женщина была одета в платье малинового цвета с короткими рукавами. Подол оканчивался примерно на 20 см ниже колен. На шее находилось очень изящно сделанное ожерелье, украшенное кровавокрасными с фиолетовым оттенком альмандинами (гранатами) и жемчугом (рис.90,2). На верхней части одежды в области груди шел ряд нашитых на ткань мелких золотых бляшек в виде четырехлепестковых розеток, украшенных зеленой эмалью (рис.90,1). Подол одежды был заткан плоскими золотыми нитями. Наконец, края рукавов были украшены нашитыми на ткань круглыми золотыми штампованными бляшками.

Обувь не сохранилась, но она также была украшена золотом, о чем свидетельствуют золотые нити, найденные на костях ног и на земле около них. На верхней части правой и левой руки, а также возле кисти левой руки было найдено по одному золотому браслету из соединенных между собой полых цилиндриков.

Вместе с погребенной в могилу был положен ряд вещей, которые использовались в обыденной жизни, и по представлению сарматов, были необходимы в потусторонней жизни. Среди этих вещей находились песчаниковая плита с одной гладкой поверхностью (точильный камень или зернотерка); сероглиняный кувшин с биконическим туловом и высоким горлышком, украшенным резным линейным орнаментом, ритуальный цилиндрический сосуд из желтой глины, украшенный выпуклым змеевидным орнаментом; два бронзовых зеркальца характерной формы — с ободком и конической выпуклостью в центре, с боковым квадратным ушком. В могиле лежал и небольшой стеклянный флакон с узким горлышком, предназначенный для хранения ароматических веществ, (рис.90, 3-6).

Найденные в кургане вещи, особенно стеклянный флакон и цилиндрический сосуд со змеевидным орнаментом, дали возможность М. И. Ростовцеву датировать погребение I в. н. э.

Следует, подчеркнуть наличие в этом женском погребении ритуального сосуда, свидетельствующего о том, что даже в начале этой эры в сарматском обществе еще сохранялись некоторые пережитки матриархата и женщина играла определенную роль в совершении религиозных обрядов.

По крайней мере, с первых веков нашей эры у кочевников Северного Причерноморья, в связи с дальнейшим разложением родоплеменных отношений, получает распространение клеймение скота специальными знаками, связанное с наличием частной собственности на стада. Изображение коня с таким знаком-тавром мы видим на известняковой стеле первых веков нашей эры из хут. Малой Козырки (близ Ольвии) и на одном боспорском надгробии II в. н. э. Клеймо было процарапано еще до обжига и на бедре терракотового бычка из детской могилы в Керчи, которая также датируется первыми веками нашей эры (рис.91). Э. И. Соломоник, специально исследовавшая вопрос об этих клеймах, вполне справедливо полагает, что термин «тавро», связанный с клеймением быков и другого скота, возник в Северном Причерноморье и был заимствован из греческого языка (по гречески «таурос» - бык).

Особенно увеличивается число сарматских курганных погребений в бассейне Донца на позднесарматском или аланском этапе (II—IV вв. н. э.). В это время аланские племена занимались преимущественно скотоводством и вели кочевой образ жизни. Весьма обстоятельную характеристику их хозяйства и обычаев дает историк IV в. н. э. Аммиан Марцеллин. Он описывает алан как скотоводов, которые разводят главным образом лошадей, питаются «мясом и в изобилии молоком, живут в кибитках с изогнутыми покрышками из древесной коры и перевозят их по беспредельным степям. Все, что по возрасту и полу непригодно для войны, держится около кибиток и занимается мирными делами; а молодежь, с раннего детства сроднившись с верховой ездой, считает позором ходить пешком; все они вследствие разнообразных упражнений являются дельными воинами... Почти все аланы высоки ростом и красивы, с умеренно белокурыми волосами; они страшны сдержанно-грозным взглядом своих очей, очень подвижны вследствие легкости вооружения и во всем похожи на гуннов, только с более мягким и более культурным образом жизни...».

Аланы пришли на территорию Северного Причерноморья позже других своих сарматских сородичей, однако очень скоро начали играть здесь важную роль. Во II в. они возглавляли большой, но довольно пестрый по составу племенной союз и принимали активное участие в политических и военных событиях того времени. Кроме степных кочевников, входивших в аланский племенной союз, им было подчинено сармато-меотское население Прикубанья. Судя по сведениям, сохранившимся в одном греческом хронографе и в отрывках из произведения сирийского историка Мар-Аббас-Котины, уже во II—III вв. н. э. где-то в степях Приазовья рядом с ираноязычными аланами кочевали тюркоязычные болгары.

Аланы совершали военные походы в Закавказье и нападали на территорию Римской империи. Император Гордиан III был убит в 244 г. при отражении нападения аланского отряда близ Филипполя. Императору Аврелиану в III веке пришлось вести с ними длительную борьбу .

Между алано-сарматами и населением античных городов Северного Причерноморья отношения были большей частью, по-видимому, дружественными, основанными на взаимовыгодных экономических связях. Крупным торговым центром в устье Дона вплоть до III в. н.э. был город Танаис, который издавна служил «общим торговым местом для азиатских и европейских кочевников(Следует помнить, что по античным представлениям этот город находился на границе Европы и Азии, которую проводили по р. Танаису(Дону)) и для приезжающих по (Меотийскому) озеру(т.е. по Азовскому морю) из Боспора; первые доставляли рабов, шкуры и разные другие товары кочевников, а другие взамен привозили на судах платье, вино и прочие предметы, свойственные цивилизованному образу жизни». Ремесленные мастерские Пантикапея, Херсонеса, Ольвии и других городов выпускали в значительном количестве продукцию, специально приспособленную к вкусам сарматской знати, которая была их главным покупателем. На Боспоре, судя по одной из надписей, в 208 г. были специальные переводчики для переговоров с аланами.

Само население причерноморских городов было в это время уже сильно сарматизировано, а интересы рабовладельцев городов и сарматской родоплеменной аристократии часто тесно переплетались, так как и те и другие были заинтересованы в развитии торговли и в удержании в подчинении массы рядового эксплуатируемого свободного населения и рабов.

Упоминаемых в источниках сарматских «царей» и «цариц» необходимо рассматривать не как монархов, а как представителей племенной знати, как племенных вождей типа гомеровских базилевсов. Внутри сарматского племенного союза очевидно, уже оформлялись зачатки государственной организации, однако прочного государственного объединения алано-сарматы в Северном Причерноморье не создали. Этому препятствовало отсутствие единой экономической базы и этническая пестрота племенного союза. Кроме того, античные города, с которыми были тесно связаны алано-сарматские племена, после кратковременного экономического подъема, уже в средине III в. н. э. вступают в полосу глубокого экономического и политического кризиса, связанного с общим кризисом рабовладельческого мира.

Собственно аланские курганные погребения на Донце, имеют те же характерные признаки, которые присущи аланским погребениям Поволжья, Северного Кавказа и других мест обитания этих племен. Они отличаются северной ориентировкой погребенных, устройством могил в виде глубоких, но узких ям, подбоев или катакомб, а также наличием костяков с искусственно деформированными черепами. Обычай искусственной деформации черепа человека в раннем возрасте применялся еще в глубокой древности. О нем, в частности, рассказывает Псевдо-Гиппократ. В позднесарматскую эпоху (II—IV вв.) он получил особенно широкое распространение. Наличие двух одновременных, но разных обрядов погребения — в грунтовых ямах и в подбоях (катакомбах) — свидетельствует о том, что степное население аланского племенного союза этнически не было совершенно однородно, да этого и трудно ожидать в ту бурную эпоху, связанную с многочисленными передвижениями племен в степях Северного Причерноморья.

Позднесарматские, аланские курганные погребения зафиксированы в разных местах степной, части бассейна Северского Донца. В частности, к ним относятся курган № 5 у с. Прелестного в долине р. Сухого Торца, целый ряд погребений в кургане № 261 в окрестностях города Славянска, в бассейне реки Казенного Торца, одно из погребений в кургане № 6 у с. Воронцовки, на р. Синихе (левый приток Оскола), курганы № 1 и 6 у с. Нещеретово недалеко от Старобельска, где еще в 1892 г. был найден замечательный клад вещей из разрушенного сарматского погребения, курган № 8 и 11 у с. Нижняя Дуванка, курган у с. Ивановки, на р. Дуванке (правый приток р. Красной), курган № 15 у с. Бунакозки и др.

Инвентарь большинства курганов, в которых похоронены рядовые члены родоплеменных сарматских общин, невелик, но достаточно характерен. В погребениях встречаются остатки заупокойной пищи в виде костей овцы, коровы или лошади, глиняная посуда, украшения, детали одежды, оружие, части конской сбруи и другие вещи.

Орудия производства в могилы клали редко, да их было и не так много у степных кочевников. Е. П. Трефильев в кургане № 11 у с. Нижней Дуванки, на р. Красной, нашел железный проушной топор (рис.90,10) с остатками дерева от рукоятки, а Н. Е. Бранденбург в одном из погребений кургана в окрестностях г. Славянска обнаружил железный ножик.

Зато оружие встречается довольно часто. В период со II в. до н. э. по II в. н. э. у сарматских племен господствовали короткие обоюдоострые мечи и кинжалы, у которых рукоятка отделена от клинка прямой крестовиной, а навершие сделано либо в виде двух усиков, либо в виде кольца (рис. 92, 2-3). Такие кинжалы с кольцевым навершием рукоятки найдены были во всех трех мужских погребениях уже упоминавшегося кургана у с. Славянска.

С первых веков н. э. получают распространение тяжелые, длинные мечи (до 1 м) без перекрестия и навершия или с напускным шаровидным навершием из стекла, халцедона, топаза и т. п. Обломки меча этого типа со стеклянным навершием (рис. 93, 2) на рукоятке были найдены в кургане № 1 у с. Нещеретово, который исследовали А. А. Потапов и И. Н. Луцкевич.

Кроме мечей и кинжалов, сарматские воины широко применяли лук и стрелы, а также копья с железными наконечниками. Такие наконечники обнаружены в кургане у г. Славянска и у ст. Квашино (рис.94). Остатки деревянных луков сохраняются плохо, но все же в ряде курганов Нижнего Поволжья их удалось проследить. Сравнительно хорошо сохранилась средняя часть короткого, составленного из трех частей лука в сарматском погребении у с. Усатово на р. Еруслане (рис.92,4). И. В. Синицын указывает, что средняя часть этого лука была «в негнущихся частях обложена двумя тонкими деревянными пластинками, тщательно полированными по наружной поверхности». Средина лука была вогнута, а концы загнуты вперед. Общая длина лука не превышала 80 см, а длина стрел 60-70 см. В позднесарматском кургане у с. Баскунчака в Астраханской области П. С. Рыкову удалось найти остатки лука, у которого по концам и в средней части были костяные накладки. Наконечники стрел сарматы еще на сусловском этапе развития их культуры начали делать не из бронзы, а из железа. Во II в. н. э. эти железные трех-пёрые черешковые наконечники стрел становятся большими по размеру в связи с распространением тяжелого лука.

Перечисленный выше набор наступательного оружия — мечи, луки, копья — был характерен для сарматских конных воинов. О нем упоминает в своей «Географии», написанной в I в. н, э., Страбон. Он же говорит, что в качестве оборонительного оружия сарматы «носят шлемы и панцири из сырой воловьей кожи и сплетенные из прутьев щиты». Судя по археологическим данным, в центре щитов иногда укреплялись круглые металлические бляхи (умбоны). Павсаний добавляет, что пластинки панциря иногда делались из лошадиных копыт. Однако все эти виды оборонительного оружия сохраняются плохо и в археологических находках не зафиксированы. В богатых погребениях встречаются еще остроконечные железные шлемы и панцири из железных и бронзовых чешуек, но в бассейне Донца они пока неизвестны.

Позднесарматская керамика довольно разнообразна по форме и по качеству изготовления (рис.95). Находят горшки, кувшины, миски, небольшие сосудики и пр. Наряду с посудой, изготовленной еще способом примитивной ручной лепки, в позднесарматскую эпоху уже встречается местная сероглиняная или красноглиняная керамика более высокого качества, сделанная на гончарном кругу. Попадаются даже сосуды с гончарными клеймами на дне. Поверхность некоторых сосудов, особенно кувшинов, обрабатывалась лощением. Орнаментировалась керамика обычно весьма скромно: чаще всего у основания горлышка или на плечиках проведены горизонтальные или зигзагообразные линии. Реже, преимущественно па культовых сосудах, встречается украшение рельефными налепными валиками или наколами.

У зажиточной части сарматского населения имелась и привозная античная керамика (амфоры, разнообразная красно-глиняная и краснолаковая посуда: чаши, кувшины, блюда и т. д.), стеклянные флаконы и металлическая посуда.

Так же, как и скифы, сарматы употребляли, и главным образом, очевидно, в культовых целях, медные котлы на конической ножке. Но формы и техника изготовления этих котлов отличны от скифских. Корпус их в плане всегда круглый, а профиль корпуса имеет очертания, близкие к полукругу или кругу со срезанным сегментом. Верхний край корпуса заканчивается рантиком с косым, наклоненным наружу срезом. Более ранние большие котлы имеют по верхнему краю корпуса две вертикальных дугообразных ручки, которые обычно украшены тремя конусовидными пуговками. Кроме этих ручек, котлы имеют сбоку у края венчика еще две петлевидных ручки. Корпус, как правило, украшен посредине рельефным одиночным шнуром, завязанным в одном месте в узелок. Встречаются тамгообразные знаки. В верхней части конических ножек, у места соединения их с корпусом имеются характерные лепешкообразные приливы металла, усиливающие скрепление. Более поздними являются небольшие котлы с шаровидным корпусом, который имеет или обычные дугообразные ручки или ручки в виде фигурок различных животных (лошадь, кабан, козел, олень, бык, собака). Фигурки эти, в отличие от реалистических изображений на скифских котлах, выглядят обычно весьма схематично.

К типу больших сарматских котлов относится медный котел из кургана № 2 у с. Селимовки. Замечательный образец котла второй группы был найден в районе Старобельска. В верхней части его корпуса вместо ручек были прикреплены изображения двух лосей (рис.89,15).

Некоторые описания и вещественные находки, а главным образом изображения на росписях пантикапейских склепов, каменные рельефы и глиняные статуэтки дают некоторое представление о сарматской одежде. Обычная мужская одежда сарматов состояла из остроконечной шапки, кафтана или короткой рубашки с поясом, кожаных или шерстяных штанов и мягких сапог. На плечи набрасывался плащ, который закреплялся на плече фибулой — специальной застежкой с пружинной иглой. Фибулы имели разные формы. Для I—III вв. н. э. в Северном Причерноморье характерны проволочные фибулы с подвязанным приемником, а во II—IV вв. н. э. широкое распространение получают арбалетные фибулы. Поясные пряжки делались из железа, бронзы и даже из серебра. Иногда они украшались вставками из драгоценных камней. Так, в кургане № 1 у с. Нещеретово найдены две серебряных пряжки, одна из которых украшена сердоликовой геммой в золотой оправе. На восьмигранном сердолике вырезана фигура козла с человеческой головой (рис.93,1). Сарматские женщины, как мы уже видели на примере погребений из Селимовки и Сватовой Лучки, любили украшать свою одежду различными бляшками, вышивками из золотых нитей, носили браслеты, ожерелья из бус, серьги, подвески и пр. Для застегивания одежды они так же, как и мужчины, применяли фибулы.

Много внимания сарматы уделяли и украшению сбруи своих коней, с которыми они редко расставались. В это время применялись более простые, по сравнению со скифскими, кольчатые удила. Псалии встречаются редко. Очень характерно украшение уздечки круглыми бляхами (фаларами) с изображениями животных, людей или растений.

Замечательные образцы изделий этого рода дал старобельский клад (рис.96-97), найденный случайно в 1892 г. двумя мальчиками-пастухами на дне балки Водяной Яр в трех верстах от слободы Подгорновки (недалеко от г. Старобельска, Луганской области). Судя по имеющимся данным, вода подмыла здесь сарматское погребение, а пастухи затем палками раскопали место находки и извлекли оттуда 193 серебряные и большей частью позолоченные бляшки (из них 180 круглых разных размеров, 3 прямоугольных, 9 лунниц и одна трехугольная), серебряную трубочку и медное кольцо от конской сбруи. Из этих вещей наиболее замечательна большая полушаровидная бляха с изображением четырех расположенных попарно животных: барса и быка, собаки и кабана, Бляха со зверями вместе с тремя другими крупными бляхами старобельского клада, украшенными розетками, представляет собой хороший образец позднеэллинистическаго искусства. Изображения зверей, как отметил еще М. И. Ростовцев, напоминают по стилю фигуры животных в Стасовском склепе (II в. н. э.) в Керчи, но вещи клада, по-видимому, должны быть датированы более ранним временем, возможно I в. до н. э.. 

Аланский племенной союз существовал почти до конца IV в., когда с востока нахлынули новые племена кочевников. В 375 г. отряды гуннов и их союзников перешли через Дон и, разгромив аланов, овладели степями Северного Причерноморья. Однако основные силы гуннов не задержались здесь долго и двинулись дальше на запад, в бассейн Дуная.

Часть аланов вынуждена была подчиниться гуннам и принимать участие в их походах. Отдельные группы аланов судьба забросила вместе с гуннами, а затем и с другими племенами очень далеко. Аланская конница принимала участие к знаменитой битве 378 года под Адрианополем. В этом сражении войскам Римской империи, которыми командовал император Валент, был нанесен сокрушительный удар. В битве погибло много римских военачальников. Раненый Валент пытался спастись бегством, но был настигнут преследователями и убит. Современник этих событий историк Аммиан Марцеллин сравнивает разгром римских войск под Адрианополем с известной битвой при Каннах. Убедившись на горьком опыте в прекрасных военных качествах алланских конников, римские правители стараются привлечь их на свою службу. У императора Грациана во второй половине IV в. н. э. был гвардейский отряд, состоящий из аланских воинов.

Часть аланов в 406 г. двинулась вместе с вандалами дальше на запад, в Галлию. Одной группе их во главе с царем Эохаром римляне предоставили земли для поселения в бассейне реки Луары. Известно, что в средине V в. н. э. аланский царь Сангибан владел старым римским городом Аврелианом (нынешний город Орлеан во Франции).

Другая группа аланов вместе с вандалами в 409 г. вторглась в Испанию и одно время владела здесь землями в Лузитании и Картагене. Под давлением вестготов в 427 г. эти аланы вынуждены были вместе со своими союзниками оставить Пиренейский полуостров и перейти в Северную Африку, где они и осели окончательно.

КУЛЬТУРА ПОЛЕЙ ПОГРЕБАЛЬНЫХ УРН

В первой половине I тысячелетия н. э. в бассейне Северского Донца жили не только скотоводческие аланские племена. Кочевья последних занимали только южную, степную часть бассейна. Севернее, в лесостепной полосе, как и в скифское время, жило оседлое земледельческое население. В некоторых пунктах селища I тысячелетия н. э. даже расположены на местах предшествующих поселений скифского времени. Однако общий характер материальной культуры и обряд погребения значительно изменяются.
Своеобразный комплекс археологических памятников II— IV вв. н. э. исследователи называют условно культурой полей погребальных урн Черняховского типа, или, более кратко, культурой полей погребений. Это название культура получила потому, что у местного населения, оставившего эти памятники, существовал обычай сжигать покойников вместе с мелкими вещами, а остатки трупосожжения складывать в глиняный сосуд (урну) и закапывать в землю на небольшую глубину.

Поселения и могильники культуры полей погребений распространены в лесостепной полосе Восточной Европы довольно широко: от бассейна Днестра до верховьев Северского Донца. Памятники этого типа имеются и в бассейне Дуная. На различных территориях культура полей погребений имеет некоторые своеобразные черты (различия в устройстве жилищ, в обряде погребения, в инвентаре), В данном случае мы ограничимся характеристикой преимущественно северодонецкой группы памятников этого типа.

В бассейне Донца благодаря исследованиям А. С. Федоровского, И. Н. Луцкевича, И. И. Ляпушкина, Ю. В. Кухаренко и других археологов зафиксировано уже значительное количество поселений и Могильников этой культуры, но изучены они еще недостаточно. В большинстве случаев мы располагаем лишь подъемным материалом из разведок (у с. Довжика, Черкасского Бишкиня, Кочетка, Дергачей, Мартовой, Большой Данилозки, Тернового, Замиського Кута, Рассоховатого, Ореховских хуторов, Ст. Покровки, Снежков, Верхней Писаревки, Погорелово, Западенек, хут. Колесников, ст. Курортная, г. Волчанска, в черте города Харькова и его окрестностях и в других местах). Значительные раскопки памятников культуры полей погребений II—IV вв. н. э. производились лишь в 1931 —1933 гг. И. ,Н. Луцкевичем и Т. И. Ивановской у с. Пересечного на правом берегу р. Уды. Последнее время ряд памятников этой культуры обследовал Б. П. Зайцев.

Исследования показывают, что местное население культуры полей погребений жило в неукрепленных селищах, расположенных обычно на склонах первой надпойменной террасы у небольших рек. Отсутствие городищ и некоторые другие факты свидетельствуют о сравнительно мирных взаимоотношениях со степняками-аланами. Возможно, племена культуры полей погребений входили в аланский племенной союз.

При раскопках на поселении у с. Пересечного были найдены жилища типа землянок и ямы для хранения зерна. Здесь же был обнаружен обломок древнейшего на донецкой территории каменного жернова. Эта находка очень показательна.
Она свидетельствует о том, что земледельческое хозяйство уже значительно усовершенствовалось по сравнению со скифским временем, когда местное население применяло только зернотерки. Земледелие у племен культуры полей погребений
несомненно было плужным. В бассейне Донца находки остатков плуга этого времени пока неизвестны, но на соседних территориях они имеются.

Раскопки у с, Пересечного дали большое количество костного материала, который свидетельствует о том, что местное население занималось также и скотоводством. На селище у с. Большой Даниловки, расположенном на берегу р. Харькова, среди остатков, относящихся к культуре полей погребений, был найден рыболовный крючок (рис.98,5). На селище у с. Пересечного и в других местах встречаются глиняные пряслица от веретен. Из других орудий производства можно отметить еще находки железных ножей и шильев.

На поселениях удалось найти также разнообразные бытовые предметы и украшения. Так, при раскопках у с. Пересечного были обнаружены: бронзовая арбалетная фибула, шпильки, стеклянные бусы, железный и сложный костяной гребень, скрепленный и украшенный бронзовыми гвоздиками. Обломки фибул и оплавленные при трупосожжении стеклянные бусы были найдены вместе с керамикой полей погребений в могильнике у с. Б. Даниловки (рис.98, 99,4). Около с. Замиський Кут на селище у яра Бушняк найдены оригинальные бронзовые вещи: часть арбалетной фибулы (игла с пружиной), штампованная пластинка с колечком и двухспиральная подвеска.
На всех селищах и в могильниках культуры полей погребальных урн находят разнообразную керамику. Если кухонные горшки еще частично изготавливались способом простой ручной лепки из грубой глины с крупными примесями, то остальная керамика этой культуры обычно отличается высоким качеством глиняного теста, обжига и сделана при помощи гончарного круга. Особенно характерны для культуры полей погребений четко профилированные сосуды (миски, кувшины, кружки и др.) серого, красного, желтого или черного цвета, вылепленные из прекрасно отмученной глины. Поверхность их обработана лощением(Лощением называется заглаживание поверхности глиняного сосуда при помощи мокрой палочки или какого-либо другого предмета. Заглаживание производилось еще до обжига сосуда. В результате поверхность сосуда становилась очень гладкой, приобретала своеобразный глянец. Одновоеменно улучшалась водонепроницаемость стенок.). При помощи лощения, каннелюр и валиков наносился орнамент. Многие сосуды этого типа имеют донышко с кольцевым поддоном.

На поселении у с. Пересечного были найдены даже остатки гончарного горна для обжига посуды. Эта находка, а также прекрасная выделка посуды свидетельствуют о том, что у местных племен керамическое производство уже выделяется в самостоятельное ремесло. К группе привозной керамики относятся, повидимому, только обломки амфор так называемого римского типа. Некоторые исследователи считают, что у племен культуры полей погребений уже существовало денежное обращение. Во всяком случае в бассейне Северского Донца зафиксировано большое количество находок римских монет (рис.100).

Возле неоднократно уже упоминавшегося поселения близ с. Пересечного раскапывался и могильник культуры полей погребений.
Здесь были обнаружены бескурганные погребения двух типов. Один — с обрядом трупосожжения и помещения остатков в глиняные урны. Причем на южной, ближайшей к могильнику части поселения обнаружено большое кострище, на котором, по мнению И. Н. Луцкевича, производилось сожжение покойников. Другой тип представлен бескурганными погребениями с обрядом трупоположения в ямах. Эта двойственность погребального обряда свидетельствует, по-видимому, о том, что в лесостепи, как и в степи, в первой половине 1 тысячелетия н. э. население было смешанным.

К какой этнической группе принадлежала основная масса северо-донецкого населения культуры полей погребальных урн II—IV вв. н. э.—этот вопрос пока еще окончательно не решен. Впервые открывший в конце XIX века памятники этой культуры в Среднем Приднепровье В. В. Хвойко предполагал, что эта культура является славянской. Этого мнения придерживались и некоторые другие археологи. Однако по мере накопления новых материалов оказалось, что вопрос нельзя решать так прямолинейно.

В настоящее время гипотеза о том, что культура полей погребений Черняховского типа принадлежит славянам, решительно оспариваются рядом археологов (М. И. Артамонов, И. И. Ляпушкин и др), которые прежде всего отмечают хронологический разрыв и отсутствие культурной преемственности между памятниками полей погребений Черняховского типа и раннеславянской культурой VIII—X вв. Происходившее в мае 1957 г. в Киеве совещание, специально посвященное проблеме Черняховской культуры, показало, что необходимо очень осторожно подходить к решению вопроса об этнической принадлежности различных локальных вариантов культуры полей погребений. Очевидно, эта культура охватывала этнически разнородное население, среди которого имелись позднескифские, сарматские, славянские и другие племена.

Ю. В. Кухаренко убедительно показал,.что в культуре полей погребений, особенно на юго-восточной территории распространения этих памятников, можно отметить много сарматских черт как в инвентаре, так и в других важных этнографических особенностях (погребения под курганами, устройство могил в виде подбоев, искусственная деформация черепа, обычай разбивания зеркал перед тем, как положить их в могилу и т. п.). В могильниках культуры полей погребений имеются захоронения, в которых до мельчайших деталей воспроизводится сарматский погребальный обряд. В частности, такой обряд погребения зафиксирован на близкой к Донцу территории в бассейне р. Коломака (приток Ворсклы), в могильнике у с. Кантемировки.

Общих с сарматской культурой черт очень много и в памятниках культуры полей погребений на Донце. Неудивительно, что такой хороший знаток местных древностей, как И. Н. Луцкевич, ряд донецких явно сарматских могил отнес к культуре полей погребений. Несомненно, во II—IV вв. н. э. и даже позже значительную часть местного населения в лесостепном районе Северского Донца составляли аланы, испытывавшие определенное влияние других соседних племен;

Прекращение существования своеобразной культуры полей погребений в основном совпадает с гуннским разгромом аланского племенного союза в конце IV века н. э., хотя в некоторых местах на Донце традиции этой культуры, связанные, очевидно, с сохранением отдельных этнически целых групп населения, прослеживаются значительно позже, вплоть до VIII века н. э. (Ново-Покровский могильник и др.).
* * * .

В 375 г. орда пришедших из Азии кочевников гуннов во главе со своим вождем Баламером переправилась через р. Дон, разрушила аланский племенной союз, а затем готский племенной союз, во главе которого стоял Эрманарих, и вызвала значительные передвижения племен на юге Восточной Европы. Полчища гуннов мечом и огнем опустошали и разрушали местные поселения, действуя со страшной жестокостью. Источники указывают, что побежденные «...были истреблены уннами (гуннами), и большинство их погибло; они их ловили и избивали вместе с женами и детьми, причем не было предела жестокости при избиении».

Образ жизни самих гуннов хорошо описывает их современник Аммиан Марцеллин: «Они так закалены, что не нуждаются ни в огне, ни в приспособленной ко вкусу человека пище; они питаются кореньями диких трав и полусырым мясом всякого скота, которое они кладут на спины коней под свои бедра и дают ему немного попреть... День и ночь проводят они на коне, занимаются куплей и продажей, едят и пьют и, склонившись на крутую шею коня, засыпают и спят так крепко, что даже видят сны». И дальше: «Никто у них не пашет, и никогда не коснулся сохи. Без определенного места жительства, без дома, без закона или устойчивого образа жизни кочуют они, словно вечные беглецы, с кибитками, в которых проводят жизнь; там жены ткут им жалкие одежды, сближаются с мужьями, рожают, кормят детей до возмужалости. Никто у них не может ответить на вопрос, где он родился: зачат он в одном месте, рожден — далеко оттуда, вырос — еще дальше» .

Нашествие гуннов и господство этих примитивных кочевников на юге Восточной Европы на некоторое время замедлило социально-экономическое развитие тех племен, которые оставили нам памятники культуры полей погребений. Но само гуннское объединение было весьма непрочным. После смерти Аттилы в 453 г. оно распалось. Однако, и после этого в степях Восточной Европы не воцарилось спокойствие.

В VI—VII вв. в степях Северного Причерноморья сменяется несколько других крупных групп кочевников, из которых одни быстро проходят дальше на запад, а другие задерживаются здесь более или менее долго.

Некоторое время в VI в. большое влияние имели авары (обры). Во второй половине VI в. в Приазовье складывается племенной союз во главе с кочевниками болгарами, достигший особенного расцвета в 30—40 гг. VII века, когда во главе его стоял Кубрат. Однако после смерти Кубрата и без того непрочное болгарское объединение было ослаблено борьбой за власть между его сыновьями и распалось под ударами отрядов тюркского каганата.

Возглавляемая одним из сыновей Кубрата Аспарухом одна болгарская орда переселилась на запад к Дунаю, где смешалась с местным славянским населением, восприняла его культуру и язык. Другая часть болгар ушла на Волгу, где смешалась с местными финно-угорскими племенами и приняла участие в создании государства Волжской Болгарии. Наконец, третья часть болгар (так называемые «черные болгары») осталась по соседству с аланами на Донце, на Нижнем Дону и Кубани. Многие из племен восточной части Северного Причерноморья, Северного Кавказа и Нижнего Поволжья в VII—X вв. подчинялись власти Хазарского каганата. Археологические памятники бурного периода V—VII вв. н. э. в бассейне Донца изучены пока еще очень слабо, но все же известны. Так у с. Черкасского Бишкиня на Донце, у с Большой Даниловки под Харьковом и в других местах попадаются характерные для VI—VII вв. пальчатые фибулы, которыми закрепляли одежду на плече. На левом берегу р. Оскола, близ г. Валуек, в глиняном горшке был найден клад женских украшений, состоящий из бус, медных браслетов, спиралей и пластинок. К сожалению, до археологов от этого клада дошло лишь несколько браслетов.

Особенно замечателен клад, найденный еще в 1895 г. на том же берегу р. Оскола, близ деревни Колосково. Вещи колосковского клада были сложены в железный шлем, который хорошо сохранился, но один из нашедших, не понимая значения этого предмета, выбросил его в речку. К вооружению и одежде воина относятся также найденные здесь два небольших железных втульчатых копья, серебряная пряжка со щитком геральдической формы и прорезная серебряная бляшка для ремня (рис.101, 6-9).

Остальные вещи колосковского клада относятся к нескольким разрозненным женским наборам украшений. Здесь имеется пять пальчатых фибул, щитки которых украшены циркульным орнаментом (рис.101,1), много целых и поломанных бронзовых браслетов с характерными расширенными концами (рис.101, 2-3), часть гривны (рис.101,11) и другие вещи.

Предполагают, что эти археологические находки следует сопоставить с указанием одного сирийского источника средины VI в. н. э., который сообщает о том, что севернее Азовского моря, где-то в бассейне Дона и Донца живут люди богатырского сложения. Называется этот народ рос или русь(hros, hrus). Б. А. Рыбаков, специально исследовавший находку у д. Колосково и аналогичные комплексы, относит колосковский клад к числу древнеславянских памятников VI— VII вв. в восточном северянском районе. Однако, ни одного славянского поселения или могильника этой эпохи в бассейне Донца мы не знаем.

САЛТОВСКАЯ КУЛЬТУРА

После разгрома гуннами аланского племенного союза власть аланов уже никогда не охватывала такой большой, как раньше, территории, но значительные группы их продолжали жить в разных местах и еще долго сохраняли свою культурную самобытность.

Часть аланов обитала на Северном Кавказе, где, как уже отмечалось, и в настоящее время живут их потомки осетины. Северокавказские аланы в эпоху раннего средневековья поддерживали тесную связь с Византией и в начале X века приняли христианство(В одной из катакомб Змейского аланского могильника на Сев. Кавказе найдены два нательных крестика). Дружественные отношения с аланами Византия старалась закрепить путем ряда браков представителей императорской фамилии с дочерями аланских князей. Некоторые средневековые историки отмечают, что аланские ремесленники славились как хорошие оружейники.

Аланские поселения долго сохранялись также в Крыму и в бассейне Дуная. Город Яссы в Молдавии еще в одном из документов XIV века носит название Аскый торг (от слова ясы — аланы). Наконец, значительная группа аланов жила на Дону и на Донце, где была открыта замечательная салтовская культура VIII—X вв.

Свое название эта культура получила по комплексу весьма характерных памятников — городищу, нескольким селищам и могильникам,— расположенных на холмистом правом берегу реки Донца, у села Верхнего Салтова (Старосалтовский район Харьковской области).

В 1900 г. учитель верхнесалтовской сельской школы В. А. Бабенко, расчищая вместе с крестьянином Капиносом размытый водой склон одного из оврагов, обнаружил здесь довольно хорошо сохранившееся древнее катакомбное погребение(Некоторые памятники салтовской культуры были известны и раньше(Маяцкое городище и могильник, могильник у с. Воробьево в бывшей Воронежской губернии, могильник у слободы Покровской в бывшей Харьковской губернии), но на них не обратили должного внимания). О находке немедленно было сообщено харьковским ученым. Уже в 1901 г: Харьковский университет совместно с Комитетом по устройству XII Археологического съезда организовал экспедицию для изучения салтовских древностей. Экспедицию возглавлял Д. И. Багалей, принимали в ней участие А. И. Покровский, Исследования, посвященные отдельным салтовским памятникам, неоднократно публиковались в русской и иностранной печати, но обобщающих трудов долго не было. Только недавно Н. Я. Мерперт в своей диссертации, к сожалению, полностью еще не опубликованной, обобщил материалы, относящиеся к могильникам, и исследовал вопрос о происхождении салтовской культуры. Много нового в изучении этой культуры, главным образом по материалам поселений, внес И. И. Ляпушкин в своей работе «Памятники салтово-маяц-кой культуры в бассейне р. Дона».

Для настоящего очерка использованы не только печатные статьи и музейные коллекции, но также наблюдения и материалы раскопок автора.

Центром салтовского раннесредневекового поселения является городище. Оно расположено на краю возвышенности правого берега, который поднимается здесь на 35 м над поймой реки. Сейчас у подножья городища имеется только старица Донца в виде цепочки болотистых озер, а сама река протекает на 200—300 м восточнее. Однако изменение русла произошло совсем недавно, еще на памяти нынешних старожилов Верхнего Салтова.

Городище занимает наиболее высокую часть вытянутой вдоль реки и хорошо естественно защищенной возвышенности. Восточный, обращенный к реке склон обрывист и почти не доступен для противника. С севера и юга возвышенность ограничена оврагами, и лишь с запада — лощиной со сравнительно пологими склонами. С этой высоты на далёкое расстояние хорошо просматриваются левый берег Донца и ближайшие склоны высот правого берега.

Городище имеет несколько оборонительных линий, устроенных искусственно (рис.102). Основное укрепление занимает северо-восточную часть возвышенности и в плане имеет форму неправильной трапеции, основанием которой является восточный, обращенный к реке край городища. Длина этого края — 180 м. Противоположная сторона укрепления имеет длину около 160 м, южная сторона — 135 м, а северная — 50м. Эта территория была защищена валом с каменной кладкой из песчаникового камня. От кладки в настоящее время сохранились жалкие остатки. Разрезы тех участков вала, которые уцелели лучше других, показывают, что кладка начиналась непосредственно на материке. Из необработанных камней крупного размера был выложен внутренний и внешний панцирь оборонительного сооружения. Внутреннее пространство заполнялось землей и щебнем.

Судя по раскопкам С. А. Семенова-Зусера в 1947 г. (раскоп «Ш») на южной части укрепления, расстояние между внешним и внутренним каменными панцирями было около 3 м, а толщина самих стенок панциря — не менее 70 см. С целью усиления оборонительного сооружения внутри забутовки иногда укладывался еще третий ряд крупных камней (рис.103). Такая каменная стена не могла быть высокой. Возможно, она служила лишь основанием для деревянной стены, от которой в настоящее время уже ничего не осталось. Вход на городище был расположен немного севернее юго-западного угла основного укрепления.

Естественная защита городища была слабее всего с южной стороны. Поэтому здесь, непосредственно перед сооружением с каменной кладкой, был вырыт ров, а выброшенная земля образовала небольшой вал, не имевший самостоятельного значения. На расстоянии 136 м к югу от этого вала у края городища начинается третий земляной вал, который, серпообразно изгибаясь, охватывает южный и часть западного склона возвышенности, а затем постепенно исчезает. Возможно, в древности он тянулся немного дальше в северном направлении, но затем был сглажен при распашке огородов и выравнивании современных усадебных участков.

Вокруг городища, особенно на холмах к северу, северо-западу и к югу от него, расположено большое неукрепленное поселение салтовской культуры. Следы селищ имеются не только на высоком берегу, но и ниже у самого Донца. Границы селищ пока не уточнены, но даже имеющиеся ориентировочные данные показывают, что площадь их во много раз превышала площадь городища.

Культурный слой городища насыщен слабо. Немногочисленные остатки VIII—X вв., преимущественно в виде фрагментов керамики, встречаются главным образом в основной части городища, защищенной валом с каменной оградой. На территории между вторым и третьим земляными валами находок почти нет. Насыщенность культурного слоя на селищах несравненно больше. Несомненно, основная масса людей жила на селищах, а городище было своеобразной крепостью, где жил какой-то представитель местной феодализирующейся знати и его слуги. В случае военной опасности здесь могло укрываться и окрестное население.

Раскопки на Верхнесалтовском городище и селищах производились пока в сравнительно небольших масштабах. Во время работ экспедиции ХГУ под руководством С. А. Семенова-Зусера в 1948 г. на селище «Б», расположенном к северу от городища, были обнаружены остатки полуземлянки прямоугольной формы (3,45  м) с глинобитной лежанкой и открытым очагом из камней в северном углу (рис. 104). Вход был сделан напротив очага у восточного угла землянки. Пол находился на глубине 1,75 м от поверхности земли и был посыпан желтым речным песком. Рядом с жилищем обнаружены остатки какого-то хозяйственного наземного помещения и зерновая яма. Зерновые ямы встречались и в других местах. Из вещественных остатков при раскопках этого участка, кроме керамики, о которой подробно будет сказано ниже, были найдены обломки круглого жернова с одной гладкой поверхностью, точильные камни, глиняные пряслица, выточенные из стенок сосудов, железный шлак и куски криц, бочковидное грузило из желтой глины, небольшое железное колечко и несколько украшений: бусины из горного хрусталя, из желтой пасты, из голубого стекла и обычный бронзовый перстень с утолщением в верхней части. Не совсем понятно назначение очень хрупкой поделки из мела в виде диска с отверстием в центре. В заполнении землянки и около нее найдены кости животных, среди которых имеются кости коровы, овцы, лошади, а также костные остатки рыб и рыбья чешуя.

Пять аналогичных жилищ в виде четырехугольных полуземлянок с очагами из камня были найдены на салтовских селищах у г. Волчанска. Одно из этих жилищ, раскопанное в 1951 г. И. П. Костюченко, было углублено до 1 м в толщу мелового материка и имело выход с тремя ступеньками. По углам жилища сохранились столбовые ямки глубиной 15 ел и диаметром до 30 см.

Во время раскопок на Верхнесалтовском городище в 1947— 1948 гг. удалось обнаружить остатки каменной кладки какого-то здания (рис.103), а в культурном слое встречена такая же, как и на селище «Б», керамика, глиняные пряслица, точильные бруски из песчаника и сланца, глиняные бочковидные грузила, железные ножи и различные бусы. Н. Е. Макаренко опубликовал снимок найденного на городище обломка круглого жернова диаметром 44 см, Одна сторона этого жернова, сделанного из розового песчаника, была обработана грубо, а другая имела шероховатую, но горизонтальную поверхность, как у аналогичных обломков из землянки на селище «Б». В центре жернова — отверстие диаметром 3,3 см. Н. Е. Макаренко отнес эту находку к XVII в. и не придал ей большого значения. На самом деле это один из образцов жерновов раннего типа с горизонтальной рабочей поверхностью.

Аналогичные раннесредневековые жернова известны по раскопкам целого ряда памятников VII—X вв., например, в аланском поселении у Заюкова на Сев. Кавказе, в салтовских комплексах поселений у хут. Карнаухоча и у станицы Суворовской на Нижнем Дону, в Саркеле и пр. В более позднее время жернова были усовершенствованы, и рабочую поверхность верхнего камня (бегуна) стали делать вогнутой, а ту же поверхность нижнего камня (постав) —выпуклой.

Находки жерновов и ям для хранения зерна свидетельствуют о том, что осевшие на берегах Донца аланы занимались уже не только скотоводством, но и пашенным земледелием. В салтовских комплексах Правобережного Цимлянского городища на Дону были найдены железные плужные сошники и чересла, а также мотыги, серпы и косы. В коллекции Донецкого краеведческого музея вместе с обломками сосудов, пряслиц и грузил от сетей хранятся также серпы и мотыжка, найденные на салтовском поселении у с. Маяки в Славянском районе. Во время нашей разведки здесь были найдены остатки нескольких жерновов. В салтовских погребениях часто встречаются небольшие железные тесла-мотыжки, которые прикреплялись к коленчатой деревянной рукоятке (рис.105,3). По-видимому, это довольно универсальное орудие. По следам
на стенках катакомб установлено, что такие мотыжки применялись при рытье могил. Они могли использоваться и как тесла для обработки дерева и как вспомогательное земледельческое орудие для дополнительной обработки земли после вспашки. В катакомбах замечены следы употребления орудий типа заступа с закругленным лезвием шириной около 12 см. Остальные орудия, связанные с земледельческими работами, в самом Салтове пока не обнаружены, но в ряде других мест на Донце среди комплексов салтовских вещей найдены железные серпы (рис.113,6) и оковка заступов (рис.105,7) и пр.

Чрезвычайно ценные материалы были получены в результате раскопок в низовьях Дона хазарской крепости Саркел (Белая Вежа), проведенных Волго-Донской экспедицией ИИМК АН СССР под общим руководством М. И. Артамонова. В самой крепости и в ее окрестностях были обнаружены остатки жилищ оседлого населения салтовской культуры. При этом оказалось, что здесь население занималось в первую очередь сельским хозяйством. Земледелие было пашенным. Остатки зерен свидетельствуют о том, что возделывали такие культуры, как просо, ячмень, пшеница, конопля. Удалось обнаружить даже зерна таких бахчевых и огородных культур, как дыни и огурцы.

На многих салтовских селищах, в том числе и в Верхнем Салтове, имеются несомненные признаки местного металлургического производства. На селище «Б» вблизи Верхнесалтовского городища найден слиток бронзы, железные шлаки с остатками древесного угля и две крицы весом в 520 и 560 г. На салтовских селищах возле г. Волчанска при раскопках И. П. Костюченко, а затем во время разведок Н. Т. Евстро-пова были обнаружены остатки сыродутных горнов ямного типа для добычи железа и железные крицы, одна из которых несила около 3 кг. Интересно, что в глине типично салтовской керамики этих селищ содержится примесь дробленного плавильного шлака. Одно из салтовских селищ, как уже упоминалось, расположено вблизи древних разработок железной руды у с. Городища в Луганской области.

Сейчас еще трудно сказать, какие именно металлические пещи изготавливались на месте, а какие были привозными, так как этот вопрос специально не изучался. Однако приведенные выше факты ясно свидетельствуют о том, что среди древних салтовцев были специалисты-ремесленники, занимавшиеся добычей и обработкой металлов. В пользу этого говорит и то изобилие металлических вещей, которые применяли древние салтовцы в хозяйстве и в быту. Анализы некоторых изделий показывают, что для изготовления различных вещей использовались и различные бронзовые сплавы. Очень разнообразны также технические приемы обработки железа и цветных  металлов: от ковки и сварки железа до штамповки, тиснения и золочения бронзовых предметов.

Салтовская керамика отличается большим разнообразием форм, многие из которых восходят к типам более древней сарматской посуды. На поселениях и в катакомбах находят горшки, котлы, кружки, кувшины, миниатюрные бомбовидные сосудики. Кроме того, на поселениях встречаются еще круглодонные раннесредневековые амфоры, большие трехручные или двухручные сероглиняные сосуды для жидкостей и пифосо-образные сосуды для хранения сухих продуктов (рис.106) Подавляющее большинство сосудов изготавливалось мастерски на гончарном кругу, но изредка находят и экземпляры, вылепленные домашним способом от руки. На донышках некоторых сосудов, сделанных на гончарном кругу, встречаются клейма в виде круга, квадрата, креста или более сложные: квадрат с диагоналями, круг с крестом, квадрат с диагоналями, вписанный в круг, лук со стрелой, также вписанный в круг, и др.

Стенки сосудов обычно тонкие, глина хорошо вымешана и не имеет крупных примесей. Грубо делалась лишь керамическая тара для хранения сухих продуктов — большие толстостенные пифосообразные сосуды, но для них тщательность обработки была бы излишней роскошью, так как эти сосуды часто просто вкапывались в землю в хозяйственном помещении. Грубые примеси попадаются и в керамике, вылепленной домашним способом.

Поверхность большинства сосудов тщательно орнаментировалась. Украшение простой кухонной посуды обычно ограничивалось нанесением рядов горизонтально прочерченных или волнистых линий. Реже встречаются отпечатки гребенчатого штампа (рис.106,1,9-11). При обработке поверхности других видов керамики, особенно кувшинов, применялось ангобирование(ангобнроваиием называется покрытие поверхности глиняного сосуда тонким слоем глины другого цвета или качества) и лощение поверхности. Лощением наносился на матовую поверхность сосудов и различный орнамент — полосы, треугольники, зигзаги и т. п. (рис.106,7,12). Изредка встречаются кружки, ручки которых оформлены в виде стилизованных фигур животных (рис.106, 6). Такое оформление имело охранительно-магическое значение. Считалось, что животное как бы защищает сосуд от злых духов. Подобные сосуды еще сравнительно недавно можно было встретить у горцев Дагестана, у которых существовало поверье, что сосуд без такой ручки надо закрывать, а «в сосуд с ручкой шайтан (злой дух, дьявол) не войдет».

Чтобы придать некоторым сосудам красивый серый или черный цвет, их обжигали в восстановительном пламени с использованием смолистых веществ. Обжиг производился в специальных горнах. К сожалению, гончарные горны салтовской культуры в бассейне Донца еще почти не изучены. В. А. Бабенко в своих работах сообщает, что ему удалось найти остатки двух таких горнов в самом Верхнем Салтове. Остатки одного горна он зафиксировал в районе могильника, а другого— на городище. Однако достаточно полных сведений об этих находках В. А. Бабенко не дал, и сейчас трудно даже сказать, действительно ли это были гончарные горны.

В 1947 г. С. А. Семенов-Зусер произвел раскопки на Верхнесалтовском городище вблизи того места, где, по словам В. А. Бабенко, был обнаружен гончарный горн. Никаких находок, которые свидетельствовали бы о существовании здесь гончарной мастерской с печкой для обжига посуды, не удалось обнаружить. В частности, в раскопке совершенно не попадались шлаки и керамический брак, который обычно встречается около горнов.

И. И. Ляпушкин обратил внимание еще и на тот факт, что на приведенном В. А. Бабенко рисунке и в описании нет никаких данных, свидетельствующих о наличии топки в той яме, которую В. А. Бабенко описывает как печь для обжига керамики. Угли, найдены не в нижней части ямы, а выше «обжигаемых» амфор. Возможно, В. А. Бабенко нашел не производственный комплекс, а кладовую, в которой хранились амфоры. Кстати, в настоящее время еще нет убедительных фактов, которые свидетельствовали бы о том, что эти широко распространенные в эпоху раннего средневековья яйцевидные амфоры являются типичными именно для салтовской культуры. Встречаются они далеко не на всех салтовских поселениях, а изготавливались, по-видимому, в разных местах. Находки в Крыму показывают, что там круглодонные амфоры несомненно изготавливались раньше и если в салтовских поселениях на Донце их также выделывали, то это уже было подражанием южным образцам. В Крыму же круглодонные амфоры VIII—IX вв. закономерно развиваются из остродонных форм.

Очень мало данных имеется и о гончарном горне с салтовской керамикой, который обнаружил в 1903 г. Н. Е. Макаренко около села Мачухи в Полтавской области.

В 1951 г. три сравнительно хорошо сохранившихся гончарных горна были обнаружены И. И. Ляпушкиным на поселении салтовской культуры близ станицы Суворовской на Дону. Печи эти были вырезаны в глинистом материке берегового обрыва в виде ям, которые специальной перегородкой делились на два яруса. В нижнем ярусе находилась топка. Перекрытие топки являлось одновременно подом почти круглой в плане обжигательной камеры. Через цилиндрические отверстия в эту камеру поступал из топки горячий воздух. Мастера, использовавшие такие горны, могли получать гончарные изделия очень высокого качества.

Применение гончарного круга, связанного с массовым изготовлением посуды, довольно сложные технические приемы обработки поверхности глиняной посуды и устройство специальных гончарных горнов свидетельствуют о том, что у местного населения, оставившего нам памятники салтовской культуры, гончарное производство уже начало выделяться в самостоятельное ремесло.

Кроме глиняной посуды, в салтовских погребениях иногда встречается привозная стеклянная посуда в виде небольших флаконов с шаровидным корпусом и узеньким горлышком.

О занятии в какой-то мере охотой и рыбной ловлей могут свидетельствовать находки свинцового и глиняных грузил, рыбья чешуя в культурном слое на селище, а также изображения диких зверей и рыб на бронзовой позолоченной пластинке из раскопок П. П. Ефименко и на роговом горлышке от бурдюка, найденном в катакомбе № 4 при раскопках С. А. Семенова-Зусера в 1947 г. (рис.107).

Большой и разнообразный материал для суждения об одежде, вооружении украшениях и других сторонах быта и хозяйства племен салтовской культуры дают могильники. Верхне-салтовские бескурганные могильники расположены по склонам возвышенностей у Капиносова и Нетечинского яров, выходящих к Замуловке. На поверхности земли могил не видно и только в некоторых местах на их присутствие указывают воронкообразные провалы, образовавшиеся в результате обрушивания сводов катакомб, размытых водой. 
Могилы устраивались следующим образом (рис.108,1). Перпендикулярно к склону возвышенности вырывалась открытая сверху траншея шириной около 50 см и длиной несколько метров. Эта траншея (дромос) имеет покатое дно, которое постепенно углубляется, Иногда для удобства спуска в катакомбу делалось несколько ступенек. В торцевой (передней) стенке траншеи, обычно на глубине от 2 до 5 м от поверхности земли, вырывался небольшой вход в могильную камеру или катакомбу. Верхняя часть входа, как правило, оформлена в виде полукруглой арки, а горизонтальный пол входа расположен немного выше пола самой катакомбы.

Большинство катакомб ориентировано длинной осью поперек входа. Размеры камер различны, но в среднем длина их колеблется от 170 до 220см, а ширина — от 140 до 180 см. Высоту катакомб определять бывает трудно, так как свод их к моменту раскопок обычно в какой-то мере уже обрушен. Однако в большинстве случаев высота камер не превышает 150—160 см. В плане катакомбы имеют четырехугольную форму, но встречаются овальные и даже круглые. Свод чаще всего купольный или цилиндрический, встречается крестовый. Стены и свод иногда отделывались гофрировкой и карнизами. В литературе встречаются указания на побелку стен, но убедительных данных для такого утверждения нет. Часто стены и потолок катакомбы бывают покрыты белым известковым налетом от затеков воды.

Такие катакомбные могилы устраивались не для отдельного погребения каждого умершего, а представляли собой своеобразные семейные склепы, в которых хоронили всех членов семьи(Только при погребении представителей местной знати устраивались иногда отдельные склепы для одного человека. Вход в одну из таких катакомб, кроме каменного заклада, был прикрыт еще положенной поперек дромоса саблей (катакомба № 3, 1948 г.)). Сама катакомба никогда не засыпалась. После очередного погребения вход в нее прикрывался каменным, деревянным или просто глиняным закладом, а засыпалась землей только входная траншея (дромос). Над траншеей сверху, очевидно, ставились какие-то знаки, указывавшие на принадлежность склепа определенной семье. Иначе трудно себе представить, как разыскивали склепы среди сотен аналогичных сооружений, густыми рядами покрывавших территорию могильника. Обычно в каждой катакомбе находят остатки двух или трех покойников, но встречается и значительно большее число мужских, женских и детских захоронений в одной могиле. Если для нового погребения в катакомбе не хватало места, то останки положенных ранее покойников отодвигали в сторону, а иногда тела умерших позже клали просто сверху на похороненных ранее.

Обычно покойников клали в вытянутом положении на дно катакомбы, на подстилку из луба, на посыпку из древесного угля или песка. В салтовских могильниках покойники чаще всего ориентированы головой на запад, но отклонения встречаются часто. В определенной мере эти отклонения зависели
и от ориентировки самой катакомбы (покойники клались обычно вдоль её длинной оси), и от наличия в ней свободного места. В катакомбе с большим количеством погребений ориентировка их бывает различной (рис.108,2).

В похоронном обряде иногда заметны пережитки старых сарматских традиций, которые проявляются в наличии погребений в сидячем положении или с согнутыми ногами, в преднамеренной порче погребального инвентаря. Антропологические исследования показывают, что салтовские черепа имеют европеоидное строение и относятся к длинноголовому (доли-хокранному) типу.

В салтовских погребениях ясно видна существовавшая в местном обществе имущественная дифференциация. Инвентарь одних могил очень богат, а в других почти нет вещей. К числу очень бедных относятся и изредка встречающиеся погребения не в катакомбах, а в простых прямоугольных ямах (среди нескольких сотен катакомбных могил в В. Салтове обнаружено всего около пяти таких погребений). В качестве нищи для покойника в могилу клали мясо (находят кости быка или овцы), иногда яйца. В глиняных сосудах, чаще всего в кувшинах, были, по-видимому, какие-то напитки.

Считалось, что воину-дружиннику нужен будет в загробной жизни и боевой конь, но его редко клали в дромос катакомб покойника. Чаще для коней вырывали специальные узкие и длинные ямы. Хорошо сохранившаяся конская могила была найдена в 1948 г. около катакомбы № 3, где был похоронен какой-то представитель местной знати. Яма конской могилы постепенно сужалась ко дну и поэтому тело лошади заклинилось в ней в вертикальном положении. Создавалось впечатление будто лошадь стоит в своей могиле с опущенной вниз головой. У шеи лошади был найден большой бронзовый бубенчик (рис.105,11). Сбруя и седло с твердой передней лукой и стременами были положены отдельно в могилу хозяина (рис.105,4-6). В других случаях сбрую клали в конскую могилу. Богатые владельцы коней иногда очень роскошно украшали их сбрую. (рис.110,19-21). Так и в данном случае к ремням сбруи были прикреплены разнообразные позолоченные бронзовые бляшки (круглые розетки, четырехугольные бляшки, лунницы, бляшки в виде трилистников и продолговатые) и круглые бронзовые пластинки, обтянутые листовым серебром. Остатки седла сохранились плохо, но дугообразные железные оковки передней луки напоминают соответствующие детали седла, найденного в Галиатском аланском могильнике в Сев. Осетии Е. И. Крупновым.

При раскопках салтовских погребений обычно находят много разнообразных вещей, которые либо украшали тело, одежду и обувь покойника, либо клались вместе с ним в могилу как якобы необходимые и в потусторонней жизни (орудия производства, оружие, предметы туалета и т. п.). Из орудий производства в катакомбах встречаются железные ножи, тесла-мотыжки, хозяйственные топоры (рис.105,2), а в катакомбе № 11 (1947 г.) обнаружено свинцовое грузило.

Особенно широко были распространены ножи. Трудно найти такое погребение, где не было бы хоть одного ножа. Ножи имеются и в мужских и в женских, и в детских погребениях. Носились они обычно на поясе в деревянных, берестяных или кожаных ножнах с бронзовой, железной или серебряной оковкой. Иногда в одних ножнах соединен набор из двух или трех ножей разной величины (рис.109, 4а, б, в, г).

Оружие встречается реже, главным образом в богатых погребениях дружинников. К наступательному оружию относятся сабли, кинжалы, копья, боевые топоры, кистени и лук со стрелами, имеющими железные черешковые наконечники( рис.109, 5-8; 105, 1).

Салтовские сабли, как показало специальное исследование Н. Я. Мерперта, относятся к типу самых ранних в мире ранне-средневековых сабель, возникших еще во второй половине VII в. н. э. на основе позднесарматского меча. Характерным признаком этих сабель является их очень слабая изогнутость. Длина сабли около 1 м, ширина клинка — 3—3,5 см. Черенок рукоятки выкован заодно с однолезвийным клинком. Только самый конец клинка заострен с двух сторон. Перекрестие у всех сабель напускное, слегка расширяющееся посредине. Концы перекрестий и навершия деревянной рукоятки оформлялись различно. В одном из богатых салтовских погребений (кат. № 1, 1911 г.) найдены остатки сабли (рис. 109, 8-8а), рукоятка которой имела четыре серебряных шипа, предотвращающих скольжение руки. Серебряное грушевидное навершие украшено растительным орнаментом и изображением сцены борьбы человека со львом. Носилась сабля, по-видимому, с левой стороны, в ножнах из дерева и кожи, окованных железными или серебряными деталями. Для подвешивания сабли к ремню на ножках имелись специальные скобы.

Изучение техники производства сабель салтовского типа показывает, что делавшие их оружейники уже хорошо владели техникой кузнечной сварки металла. Сущность этой техники заключалась в том, что черенок рукоятки и обух сабельного клинка изготовлялся из вязкого и упругого железа, а лезвие — из твердой, закаленной стали. Эти две части тщательно сваривались, проковывались, шлифовались и, наконец, закаливались. Исследования обломков сабель салтовского типа показали, что они изготовлены именно таким способом. Так, структурный анализ одного клинка из коллекции Государственного Исторического музея (сабля из с. Воробьевки, Воронежской области) показал, что он имеет весьма сложное строение: железный обух, средину из полос железа и стали, соединенных при помощи кузнечной сварки, и хорошо прослоенное стальное лезвие, нормальной закалки.

Салтовская сабля являлась оружием конного дружинника, который мог прочно сидеть в жестком седле, опираясь на стремена. До появления седла со стременами невозможно было и широкое распространение такого нового вида оружия, как сабля. По мнению М. И. Артамонова, с этим же усовершенствованием конского снаряжения связано и распространение крупных железных наконечников стрел, свидетельствующих о применении большого сложного лука.

В салтовских комплексах встречаются главным образом трехперые черешковые наконечники стрел из железа (рис.109,5). Нижние грани перьев слегка приподняты вверх, а черенок имеет небольшой уступ упора древка. Гораздо реже попадаются плоские ланцетовидные или четырехгранные черешковые наконечники стрел. Стрелы носили в деревянных колчанах, от которых обычно ничего не остается, кроме железных петель и крючков для подвешивания (рис.105,13-14).

Весьма распространенным видом оружия был боевой топор с узким треугольным или слегка оттянутым назад широким лезвием. Иногда на лезвии имеется отверстие. В катакомбе № 2 (1947 г.) удалось проследить остатки деревянной рукоятки топора, которая была немного больше 1 м.

Наконечники копий, кинжалы и наконечники кистеня (рис.113,1-2; 109,6) встречаются очень редко. Тяжелого оборонительного вооружения салтовские конные воины, очевидно, не имели. Выпуклый железный диск (диаметр 14,5 см, рис.109,9) из катакомбы № 1 (1911 г.), который В. А. Бабенко называет шлемом, скорее всего является умбоном от щита. Иногда употреблялись кольчужные пояса, но настоящие кольчужные рубашки или пластинчатые панцири в салтовских погребениях не обнаружены.

Об одежде древних салтовцев трудно судить, так как остатки её в верхнесалтовском могильнике сохраняются плохо. Только в отдельных случаях в верхнесалтовских катакомбах удается проследить пропитанные окисью металла обрывки шерстяной ткани и ткани из растительного волокна. Остатки последней наблюдались и на ножнах для ножей. Определенно можно сказать, что салтовцы очень любили украшать одежду литыми и штампованными бубенчиками, нашивками из мелких бус и бронзовых спиральных пронизей. Фибулы в это время постепенно выходят из употребления. Кожаные пояса обильно украшались литыми бляхами, из бронзы или серебра (рис. 109, 1). Некоторые из этих блях имеют кольца или прорезные отверстия для подвешивания ножей, оселков и других вещей. В орнаментации бляшек наиболее распространен растительный мотив, особенно стилизованные листья водяной лилии.

Кожаная обувь с мягкой подошвой прикреплялась к ноге тонкими ремешками. Ремешки иногда имели пряжки и украшались серебряными или бронзовыми штампованными пластинками. Осетины еще до недавнего времени носили аналогичную обувь в виде мягких туфель с ременным переплетением в верхней части.

И мужчины и женщины носили золотые, серебряные и бронзовые серьги характерной формы. Верхнее кольцо их сделано в виде овала, украшенного обычно склоненной набок шишечкой. К кольцу подвижно или неподвижно присоединена каплевидная или более сложная привеска с шариками (рис.110,13-14). В отличие от женщин, мужчины носили не две, а только одну серьгу.

В большом количестве в погребениях находят бусы (рис.111) из стекла, пасты, сердолика, горного хрусталя, коралла, янтаря, кости, бронзы и раковин. При помощи специальных пластинчастых соединителей с несколькими дырочками из бус составлялись сложные ожерелья в две или три нитки. В состав ожерелей входили иногда, кроме бус, еще бронзовые пронизи и бубенчики. Довольно часто встречаются бронзовые фигурные подвески различных форм: колесообразные, лунницы, кольцевые с птичьими головками, трапециевидные пластинки, в виде фигурок или голов птиц, лошадей, верблюдов, баранов и т. д. (рис.110,1, 2, 4,10,22). По-видимому, в качестве отдельных подвесок, а также для украшения головных повязок и в ожерельях применялись серебряные арабские монеты — диргемы.

На руках носили иногда по нескольку штук разнообразных браслетов: простые или витые из проволоки, пластинчатые, сделанные из бронзовых спиральных пронизей или из крупных бус. Так же распространены были кольца и перстни с овальным (реже круглым или четырехугольным) щитком или вставками из стекла, из камней (рис.110, 23-29).

Наконец, весьма характерными для салтовских погребений являются наборы различных предметов туалета. В такие наборы, иногда соединенные тонкими цепочками, входили волосяные кисточки с трубчатой бронзовой рукояткой, бронзовые скальпелеобразные ножички, пилочки, уховертки, коробочки и другие предметы (рис. 110,3,7,8,15-16). К этой же группе вещей относятся небольшие зеркала из белой бронзы (с большим содержанием олова). Одна сторона этих зеркал тщательно отполирована, а другая имеет в центре маленькую петлю и украшена орнаментом (рис.110,3) в виде кругов из точек, волнистых линий, звезд и даже драконов. Носились эти зеркала на ремешках у пояса или на груди в специальных кожаных футлярах. В могилах они иногда положены отдельно от покойников и преднамеренно разбиты, что имело определенное культовое значение.

Для игр, возможно, похожих на современную игру в бабки, применялись бараньи астрагалы. Для утяжеления тех костей, которые служили битами, в них вырезали отверстия и заливали их свинцом. На некоторых астрагалах вырезаны какие-то знаки (рис.112). Скорей всего в них можно видеть знаки собственности отдельных владельцев.

Население салтовской культуры, несомненно, стояло уже на весьма высоком уровне хозяйственного и культурного развития. Металлургия и гончарство, а может быть и некоторые другие отрасли хозяйства, уже выделились в самостоятельные ремесла. Находки свидетельствуют о наличии оживленных торговых связей и о далеко зашедшей имущественной дифференциации, основанной на частнособственнических отношениях в обществе.

Салтовские городища и селища уже нельзя рассматривать как родовые поселки первобытных общин. На городищах, культурный слой которых весьма слабо насыщен, жили, по-видимому, лишь представители феодализирующейся аланской знати. Основная масса населения, занимавшаяся земледелием, скотоводством и ремеслом, заселяла обширные селища и объединялась, очевидно, в территориальные общины. Политически часть территории, заселенной племенами салтовской культуры, находилась под властью Хазарского каганата. Этнически население, оставившее нам памятники салтовской культуры в бассейне Северского Донца и Дона, было неоднородно. Об этом свидетельствует наличие на этой территории различных, но хронологически одновременных типов погребений, а также некоторые локальные особенности в инвентаре и в устройстве поселений. Так, в могильниках у хутора Зливки в Краснолиманском районе, Донецкой области, и у сл. Покровской, Луганской области, мы видим уже не семейные склепы-катакомбы, а одиночные погребения в ямах. Отдельных конских могил здесь нет. Покойники положены головой на запад. Одежда их не имеет такого обилия бронзовых украшений, как в салтовских катакомбах. Вместо кувшинов в могилы обычно ставят горшки. Антропологически погребенные и в тех и в других могильниках относятся к европеоидам, но все же между ними замечается различие. В салтовских катакомбных могилах похоронены преимущественно люди длинноголового типа, а для зливкинского могильника характерен короткоголовый (брахикранный) тип и заметна примесь монголоидных форм. Могильник, содержащий ямные погребения с короткоголовыми черепами, обнаружен также при раскопках Саркела.

У с. Ново-Покровки Чугуевского района, Харьковской области, И. Ф. Левицкий, а затем Ю. В. Кухаренко вскрыли ряд погребений с обрядом трупосожжения и с инвентарем салтовского типа (рис.113). Могильник этот находится рядом с селищем и Кабановским (Старопокровским) городищем салтовской культуры, да и в самих погребениях найдена керамика салтовского типа. По-видимому, жители этих салтовских поселений хоронили в новопокровскам могильнике своих покойников. Из аналогичного разрушенного погребения остатков трупосожжения происходит и комплекс вещей, найденных еще в 1891 г. у с. Тополи (Двуречанского района, Харьковской области).

В нижнем течении р. Оскола, у с. Пески Радьковские, во время наших раскопок в 1956 г. найдено салтовское селище с земляночным жилищем и впущенное в насыпь кургана бронзового века ямное погребение с салтовскими вещами. Покойник лежал на спине в вытянутом положении, головой на запад. В урочище Пшеничновка, у с. Залимана, Савинского района, Харьковской области, Н. В. Сибилев открыл бескурганный могильник с ямными погребениями в гробах, а рядом салтовское селище(Указание М. Л. Макаревича на то, что на селище найдены фрагменты как салтовской, так и славянской керамики, ошибочно. Все указанные в публикации образцы посуды типичны для салтовской культуры). Количество таких примеров можно было бы значительно увеличить. Все они убедительно свидетельствуют о том, что население, оставившее нам различные варианты салтовской культуры, было этнически неоднородным.

И. И. Ляпушкин еще в 1952 г. предпринял весьма удачную попытку разобраться в этой сложной ситуации и пришел к выводу, что среди населения, оставившего нам памятники салтовской культуры, имелись не только потомки древних ираноязычных сарматов — аланы, но и тюркоязычные болгары. Эту точку зрения поддержал в своих работах и Н. Я. Мерперт. Какая-то часть памятников салтовской культуры несомненно была связана с древними венграми (мадьярами), но в настоящее время эти памятники еще не удалось выделить.

Эрик Мольнар считает возможным лишь погребение у с. Во-робьево Воронежской обл. связывать с венграми IX века. Иштван Эрдейи в своем исследовании материальной культуры венгров IX—X вв. справедливо указывает, что на территории Украинской ССР могильники венгров-мадьяр пока еще не обнаружены. Поэтому сейчас трудно окончательно решить вопрос о том, в какой части Северного Причерноморья находилась древневенгерская Лебедия (Леведия), о которой говорит Константин Багрянородный1. В особую, пока еще этнически точно не определенную группу, в которой явственно прослеживаются традиции культуры полей погребальных урн, должны быть выделены памятники типа Ново-Покровского могильника.

Большинство известных в настоящее время памятников салтовской культуры можно разделить по крайней мере на две группы. К первой относятся городище, селища и ката-комбные могильники в Верхнем Салтове, а также Волчанское, Дмитровское и другие городища; Подгоровское селище и могильник и другие памятники в лесостепной части бассейна Донца. К этой группе примыкает Маяцкое городище и могильник на среднем Дону (при впадении р. Сосны в Дон). Жилища на этих поселениях (там, где они известны по раскопкам) устраивались в виде четырехугольных землянок с салтовской культуры можно разделить по крайней мере на салтовских городищ, сохранивших ещё сейчас остатки каменных оборонительных сооружений, имел в виду арабский географ Идриси, который, используя источники IX—X вв., отмечает на р. Русии (по-видимому, Донец) шесть крепостей.

Все эти памятники, несомненно, связаны с различными группами оседлого аланского населения. В аланских могильниках Северного Кавказа (Чми, Камунта, Кумбулта, Рутха и др.) можно найти такие же, как в этой группе, катакомбные могилы с аналогичным инвентарем и даже с теми же антропологическими особенностями погребенных. Северокавказская группа алан, несомненно, продолжала говорить, как и древние сарматы, на языке, принадлежавшем к иранской ветви индоевропейских языков. Сохранили ли ираноязычность другие, более северные группы аланского населения, обитавшие на Дону и Донце, трудно сказать.

К иной этнической группировке относится Зливкинский могильник, погребения из могильника у сел. Покровской, могильник в селище у с. Залимана, богатое погребение у г. Чистякове, датируемое обломком византийской золотой монеты VIII в., правобережное Цимлянское поселение и могильник, а также погребения и селища в других местах степной части бассейнов Донца и Дона. Обнаруженные на Правобережном
Цимлянском городище жилища были устроены в виде овальных полуземлянок, по-видимому, юртообразйого типа. Керамика южных поселений несколько отличается от лесостепных наличием своеобразных форм сосудов, (сковородки, миски, сосуды с ушками, которые, имеют вертикальные отверстия, и пр.). Эти памятники благодаря раскопкам последних лет могут быть. сопоставлены с поселениями и могильниками на основных болгарских территориях, на Дунае (Абоба-Плиска, Преслав, Мадары и могильник у с. "Нови Пазар) и на Средней Волге (могильник ус. Кайбелы близ Ульяновска и др.). Большое сходство всех этих памятников в сочетании с указаниями письменных источников о передви-жениях отдельных племенных групп болгар после смерти Кубрата позволяет сейчас уже уверенно связывать южную группу с тюркоязычньм древнеболгарским населением. Возле Преслава и Мадар, а также на Дону найдены даже тюрко-язычные надписи.

До проведения раскопок или более обстоятельных разведок трудно сказать, к какой этнической группе относятся Архангельское, Гороховатское, Таволжанскоё, Сухо-Гомольшанское, Вербовское, Теплинское и другие городища салтовской культуры, а также. салтовские селища у сел Мохначи, Ко-робовы Хутора, Пески Радьковские Жовтневел (Нужцево), Огурцово, Нетайловка Писаревка, Хотомля, Кулакова и др,
Указанное разделение говорит лишь о распространении основных этнических массивов. Строгих границ; не было.
Находки ямных могил наряду с катакомбами, в Верхнем Сал-тове лишний раз свидетельствуют о смешанности местного населения, что характерно для сельских (территориальных) общий. Смешанность населения заключалась не только, в том,
что в отдельных общинах жили люди, принадлежавшие к другой этнической группе, но и в том, что рядом располагались целые поселения, разнородные по своему происхождению.

Общность болгарской и аланской группы населения салтовской культуры наблюдается главным образом в таких элементах, которые легко распространялись в результате торговых и культурных связей: определенные типы керамики, оружие, конская сбруя, украшения и т. п. Кстати, эти предметы, особенно металлические изделия, проникают в эту эпоху далеко за пределы распространения салтовской культуры.

В VIII—X вв. аланское. население салтовской культуры соседило на юге с болгарами, с уграми (мадьяры, венгры), а в верхнем течении Донца—со славянами. С последними аланы поддерживали очень тесные и дружественные отношения.
Об этом свидетельствует то, что в ряде пунктов; зафиксировано одновременное существование в непосредственной близо cти салтовских и раннеславянских роменских поселений. Например, около роменских городищ в с. Мохначах и у с. Коробовы Хутора имеются салтовские селища с хорошо выраженным культурным слоем. Между населением салтовской культуры и славянами роменских поселений существовали довольно оживленные торговые связи. Высококачественная, сделанная на гончарном кругу салтовская лощеная керамика, амфоры и отдельные металлические изделия, характерные для салтовской культуры, встречаются в небольшом количестве на многих роменских поселениях(Характерно то, что роменская керамика на салтовских селищах
почти совершенно не встречается.). Вместе с тем характерные славянские женские украшения из золота были найдены в салтовских погребениях ус. Залимана, Территория, охватываемая бассейном Северского Донца, не входила в состав собственно Хазарии, но местное аланское, болгарское и славянское население находилось одно время, в определенной политической зависимости от хазарского правителя и обязано было платить ему дань. Сами хазары занимали земли по правому берегу Нижней Волги, южнее современного Волгограда. На юге границы собственно хазарской территории доходили до Северного Дагестана, где находился город Семендер, а на западе - до нижнего Дона, где при поддержке Византии в 30-х годах IX в. была построена хазарская крепость Саркел (Левобережное Цимлянское городище) известная позже в русских источниках под именем Белая Вежа. В устье Волги находилась столица Хазарского каганата.

Хазария была примитивным государством, не имевшим прочной экономической базы и объединявшим под властью кагана из старинной тюркской династии этнически и культурно разнородное население. Сами хазары занимались главным образом кочевым скотоводством. Земледелие не получило у хазар значительного развития; хотя известно что вблизи города Итиля были небольшие пашни а в окрестностях города Семендера — сады. Часть населения занималась рыболовством и торговлей. Уровень хозяйственного и культурного развития кочевников хазар был ниже" уровня развития славянского и алано-болгарского населения. Поэтому хазары многое заимствовали у окружающих народов, но, по-видимому, не создали своей оригинальной культуры.

Не удивительно, что археологи до сих пор не могут выделить собственно хазарских древностей, которые существенно отличались бы от памятников материальной культуры населения, жившего на территории, подвластной каганату. Впрочем, и зависимость этого населения от каганата была, по-видимому, весьма слабой и вряд ли шла дальше вассалитета, формального признания верховной власти хазарского каганата и уплаты какой-то дани. Внутреннее развитие славянского, аланского и болгарского населения, жившего в бассейнах Дона и Донца, шло своими путями. Об этом убедительно свидетельствует длительное сохранение своеобразных черт хозяйства, быта и культуры, которое наблюдается по салтовским и роменским археологическим памятникам.

В 60-х годах X в. войска князя Святослава разгромили Хазарский каганат. Русские дружины разрушили хазарские города Итиль и Семендер, которые после этого, по словам арабского писателя Ибн-Хаукаля, можно было сравнить с «милостыней для бедных» . В 965 г. был взят хазарский оплот на Дону — крепость Саркел , которая с этого времени превращается в русский город Белую Вежу, связанный политически с Тмутараканским княжеством.