К северу от кочевий собственно скифских ираноязычных племен, в лесостепной части бассейна древнего Сиргиса или Иргиса (Донца)( Геродот в одном месте, говоря о реке, впадающей в Танаис (Дон), называет ее Иргнс (IV, 57). В другом месте он говорит о Сиргисе (IV, 123), имея в виду, очевидно, ту же реку) жили иные, оседлые, земледельческоскотоводческие племена. Изучение остатков поселений на этой территории дает картину, прямо противоположную той, которую мы наблюдали в степи. Если на юге с трудом можно было зафиксировать следы скифских поселений, то здесь, напротив, сейчас уже известно 18 городищ и около 50 неукрепленных селищ раннего железного века.

Расположены эти поселения главным образом на правом берегу Донца и по таким правым его притокам, как pp. Уды, Мжа, Гомольша и др. В то время как правый берег Донца был сравнительно плотно заселен, на левом берегу встречаются лишь отдельные селища с незначительным культурным слоем, связанные, очевидно, с сезонным использованием в качестве пастбищ прекрасных пойменных лугов. Самыми северными поселениями раннего железного века, известными в настоящее время в бассейне Донца, являются селище и городище у с. Сабынино, Белгородской области. Крайним южным форлостом было Северское городище у с. Мелового, Балаклейского района, Харьковской области. Эта картина станет еще более выразительной, если учесть погребения и отдельные находки.

Характерно, что указанные поселения не выходят за пределы южной границы лесостепной зоны. Границу древней лесостепи в пределах интересующей нас территории современные исследователи обычно проводят по верховьям рек Орчика, Берестовой, Береки. Далее, примерно около города Балаклеи, она пересекает Донец, поворачивает на северовосток и идет вдоль его левого берега к верховьям Большого Бурлука. Отсюда граница лесостепи уходит приблизительно в направлении линии Валуйки—Лиски. Значительные лесные массивы сохранились здесь и в настоящее время. От истоков Сев. Донца они идут вниз, главным образом по правому берегу реки, редко переходя на левый. Особенно много лесов в бассейнах правых притоков Донца: р. Уды (с притоками Лопанью и Харьковом), р. Мжи и р. Гомольши. Южнее лес только узкой полосой тянется вдоль самых берегов Сев. Донца, несколько расширяясь лишь у г. Изюма и у Славянска. Дальше господствует степь.

Современное состояние лесостепного ландшафта, конечно, нельзя полностью переносить в рассматриваемое нами далекое прошлое. В древности, в частности в I тысячелетии до н. э., лесов было, несомненно, больше. Собственно, лишь сравнительно недавно, в XVIII—XIX веках, вырубка леса приобрела здесь широкий размах и значительно изменила природные условия. При раскопках на селищах и городищах раннего железного века (у с. Островерховки, Большой Гомольши, Каравана и др.) были найдены кости таких диких лесных животных, как лось, благородный олень, волк, кабан и др. Даже в более поздних слоях, относящихся к XII—XIII вв., на Донецком городище часто встречаются кости медведя, лося, благородного оленя, бобра и других животных, которые любят обширные лесные дебри.

В раннем железном веке, или в скифское время, как мы для краткости будем говорить, девственная лесостепь здесь уже, несомненно, тоже не существовала, так как различные виды хозяйственной деятельности человека (вырубка леса для топлива, построек и различных изделий, распашка земель, использование угодий в качестве пастбищ для скота и т. д.) существенно изменили ее облик. Но некоторые косвенные данные свидетельствуют о том, что природные условия в бассейне Донца были в то время весьма благоприятными. Значительное количество лесов способствовало еще достаточному накоплению влаги, поэтому реки были более полноводны, чем сейчас.

Обследование донецких городищ скифского времени показывает, что многие из них (например, городища у с. Большой Гомольши, у с. Каравана, у с. Яковлевки, у с. Городища, у г. Люботина, у с. Барановки) расположены на берегах небольших речушек, которые в настоящее время имеют воду только в период весеннего половодья, а затем превращаются в едва заметные ручейки или полностью пересыхают. Между тем, все эти поселения, вероятно, снабжались водой из реки, так как в оборонительных сооружениях городищ имеются специальные проходы, направленные к реке. Кроме того, оборонительные сооружения ряда городищ специально рассчитаны на усиление их боевой мощи водным препятствием. Больше того, часть оборонительной линии так называемого первого и второго предградья городища у с. Городища, которая выходит на берег ныне пересыхающей р. Одринки (приток р. Мжи), без водной преграды вообще вряд ли могла служить скольконибудь серьезным препятствием для противника. Повидимому, все эти мелкие реки бассейна Донца в 1 тыс. до н. э. были полноводны и не пересыхали.

Распределение памятников оседлых земледельческих племен скифского времени преимущественно в лесостепном, верхнем течении бассейна Донца нельзя объяснить случайностью или более слабой изученностью южных районов. Наоборот, широкая фиксация поселений и раскопки курганов начались на территории бывшего Изюмского уезда, Харьковской губернии, и Бахмутского уезда, Екатеринославской губернии, значительно раньше, чем в других местах и проводились в широких масштабах такими неутомимыми исследователями, как В. А. Городцов, Н. В. Сибилев, С. А. Локтюшев, А. С. Федоровский и др. Открываемые в последнее время памятники не изменяют этого соотношения, а подтверждают его. Следовательно, можно считать, что территория вдоль верхнего течения Донца и особенно район правых его притоков (pp. Уды и Мжа) является действительно основной территорией распространения определенной группы населения раннего железного века со своеобразной материальной культурой.

Как уже отмечалось, наиболее распространенной группой поселений в верхнем течении Донца являются открытые селища. По расположению их можно разделить на две группы. Одни селища расположены на песчаных возвышенностях в пойме или на дюнах первой надпойменной террасы (например, селища у с. Кицевки, Б. Даниловки, Шмаровки, Задонецкого и др.). Другие селища располагаются на высоких черноземных плато у берегов рек (например, селища у с. Островерховки, Куряжа, Санжар, ст. Шелковая и др.). Последние селища внешне отличаются от первых еще тем, что на их территории обычно заметны зольники — небольшие курганообразные возвышения, в почве которых содержатся различные культурные остатки и значительная примесь золы. Более или менее разведанные участки показывают, что селища часто располагаются не одиноко, а вблизи укрепленных городищ, куда население скрывалось в случае военной опасности.
В настоящее время из местных селищ наиболее исследованными являются селище у с. Островерховки, Змиевского района, Харьковской области и селище у ст. Шелковая около г. Люботина. Раскопки здесь производили экспедиции ХГУ под руководством автора.

Островерховское селище расположено на плоской возвышенности у истоков р. Чернявки, левого притока р. Мжи.
Большая часть территории древнего поселения вместе с имеющимися здесь зольниками в настоящее время интенсивно распахивается. Только некоторые, расположенные в лесу зольники сохранили свои первоначальные очертания. Большинство из них имеют в плане форму круга или овала. Высота не затронутых распашкой зольников колеблется в основном от 0,30 до 0,50 м, изредка более 1 м. Всего на селище зарегистрировано 60 зольников, расположенных пятью группами.
Каждая из этих групп представляет собой самостоятельное целое и значительно удалена от соседней группы. Совсем в стороне расположена пятая группа (в урочище Миське), состоящая всего из трех зольников особого типа. Все остальные зольники связаны с жилыми комплексами и насыпи их насыщены различными хозяйственными остатками, главным образом очажными выбросами (фрагменты керамики, обломки костей животных, потерянные или выброшенные вещи, древесные угольки, небольшие порции золы, кусочки обожженной глины и пр.). В зольниках пятой группы почти полностью отсутствуют пищевые остатки и насыпь их содержит большие
чистые прослойки пепла от долго горевших на этом месте кострищ. Здесь находилось, очевидно, общее для всей общины культовое место. Между четвертой и пятой группами зольников расположен одновременный поселению курганный могильник.

Внутри групп строгого порядка в расположении зольников не наблюдается, но заметно, что основная часть насыпей расположена в группах по кругу или, точнее, по овалу, длинная ось которого ориентирована по линии север—юг.

На Островерховском селище было раскопано четыре зольника с прилегающими к ним участками (один — в третьей группе и три — в четвертой). При исследовании были найдены различные изделия из железа, бронзы, кости, камня и глины. Среди металлических вещей имеется железный псалий с двумя отверстиями (рис.68,3), железный топорколун с непропорционально большим обухом (рис.68,1), обломок железного серпа (рис. 68,2), бронзовый трехгранный наконечник стрелы скифского типа (рис. 68,8) и диск бронзового зеркала с отломанной ручкой (рис. 68,7).

В большом количестве найдены керамические изделия различных типов. В основном это разнообразная местная лепная посуда: горшки, миски, сковородки, кувшины, сосуды для процеживания с отверстиями в дне, кубки и чаши без ручек (рис. 69). Много встречается глиняных пряслиц для веретен (рис.68,14). Реже попадаются небольшие дисковидные грузила (рис.68,12) и крупные, слабо обожженные глиняные конусы (рис. 83,6-8).

Необходимо отметить часто встречающиеся в зольниках культовые предметы из глины. Среди них имеются миниатюрные сосудики (рис.68,11) и оригинальные статуэтки животных (рис.70) Некоторые из них довольно хорошо сохранились. Так, одна из статуэток (рис.70,1) изображает какоето животное с тонкой мордой и торчащими ушами. Ясно выражен пушистый, приподнятый вверх хвост. Ноги переданы очень условно в виде конических подставок (хорошо сохранилась лишь одна нога). Все же видно, что скульптор хотел показать
фигуру животного в движении, так как левая передняя нога сильно выдвинута вперед. В большинстве случаев по статуэтке принадлежность животного к тому или иному биологическому виду трудно определить, но один из фрагментов явно изображает голову свиньи (рис.70,5).Над ее длинным рылом нависает выдвинутое вперед ухо. В виде небольшого углубления намечен глаз. Наконец, у одной из зооморфных статуэток (рис. 70,2) на обломке шеи виден остаток сквозного отверстия. Вероятно, эта статуэтка носилась на шнурке или ремешке как амулет.

Керамика, изготовленная на гончарном кругу, встречается очень редко и представлена обломками греческих амфор. Среди определимых фрагментов большинство принадлежит амфорам эллинистического времени (IV—III вв. до н. э.), но в одном из зольников найден обломок архаической хиосской амфоры конца VI—V вв. до н.э.

Изделия из камня, хотя и встречаются довольно часто в зольниках островерховского селища, но набор их очень ограничен. Из песчаника изготавливались точильные бруски разных размеров. Некоторые из них имеют отверстия для привязывания ремешка, очевидно, они постоянно носились у пояса. Во всех зольниках найдено много шаровидных камней различных размеров, предназначенных для метания из пращи. Из кварцита делались зернотерки и терочники. Целых экземпляров больших нижних частей каменных зернотерок на этом селище не удалось найти, но обломки их, а также отщепы, свидетельствующие о местном изготовлении этих орудий, встречались в разных местах. Из костяных или роговых изделий найден только наконечник мотыги из оленьего рога.

Во всех зольниках в качестве пищевых отбросов встречаются, в большинстве случаев разломанные или разрубленные на куски, кости домашних и диких животных. Костные остатки первых, особенно крупного рогатого скота явно преобладают.

Около одного из зольников третьей группы во время раскопок были обнаружены остатки наземного жилища. Основание этого жилища имело в плане форму неправильного овала, вытянутого в направлении с югозапада на северовосток. Большой диаметр его равен 8 м, а малый — 5 м. Пол жилища был слегка углублен в землю (на 0,30 ж ниже уровня материкового суглинка или до 0,65 м от современного уровня почвы). В западной части жилища находилась очажная яма. Вход, очевидно, был с юговосточной стороны, где край углубленного основания жилища покатый. Недалеко от входа, вне жилища, находилась яма еще одного очага, предназначавшегося для приготовления пищи летом. Стены жилища, повидимому, имели легкий деревянный каркас, переплетенный прутьями и обмазанный глиной. Остатки сгнившего дерева в виде кусков расколотых пополам бревен диаметром 7—10 см. найдены в заполнении жилищного углубления и на его полу. Лежали они в беспорядке и прослеживались с большим трудом. В разных местах раскопа, но преимущественно у краев углубления, встречались куски глиняной обмазки стен с отпечатками прутьев. Крыша жилища скорее всего была коническая и опиралась на столб, яма от которого найдена в центре помещения.

На основании имеющихся в настоящее время данных, в жизни Островерховского поселения скифского времени можно отметить такие основные моменты.

Возникло селище примерно в конце VI — в начале V в. до н. э. Первоначальное наиболее древнее ядро его находилось там, где сейчас мы видим первую группу зольников (в урочище Лымарева Поляна). Это было небольшое поселение, повидимому, одной патриархальнородовой общины, члены которой были тесно связаны между собой. Поэтому жилища отдельных патриархальных семей располагались по кругу возле одной площадки, служившей, возможно, коллективным загоном для скота. Неподалеку от каждого жилища находился зольник, образовавшийся в результате накопления на одном

месте очажных выбросов, отбросов пищи, обломков керамики и других остатков.

Местное население занималось главным образом земледелием и оседлым пастушеским скотоводством. О занятии земледелием жителей Островерховского селища, кроме упомянутых земледельческих орудий, свидетельствуют многочисленные отпечатки проса, соломы и мякины на донышках горшков.

В результате естественного роста населения происходила сегментация патриархальной общины, при которой выделялись не отдельные индивидуальные семьи, а довольно крупная часть общины, объединяющая несколько семей. Выделившийся коллектив организовывал рядом свой поселок, который в общих чертах представлял собой копию первоначального поселения. Таких этапов сегментации в Островерховском селище можно насчитать три. Внешним выражением их явилось появление, кроме группы зольников в урочище Лымарева Поляна, еще трех групп: второй, третьей и четвертой. Вследствие появления новых частей разраставшееся поселение постепенно распространялось вдоль левого берега реки и, наконец, сомкнулось на северозападе с древней частью могильника.

Мы уделили так много внимания Островерховскому селищу потому, что оно дает нам картину, типичную для поселений раннего железного века в бассейне Сев. Донца.

В других местах, например, на селище около Куряжа или у ст. Шелковая также зафиксировано стремление располагать жилища по кругу. При исследовании автором в 1957 г. остатков наземного жилища на селище у ст. Шелковая (недалеко от города Люботина) были выяснены еще некоторые дополнительные детали. Бывшее здесь каркасное жилище погибло от пожара и поэтому вдоль его стен сохранились целые кучи обожженной глиняной обмазки с отпечатками прутьев и столбов. Раскопки показали, что столбы каркаса были врыты неглубоко и не врезались в материковый суглинок, поэтому столбовые ямки по краям жилищ обычно не прослеживаются. Здесь же, в слое обвалившейся обмазки, были заметны обуглившиеся остатки нижних концов столбов. Жилище на селище Шелковая, так же как и Островерховекое, имело два очага— один внутри помещения и один наружный.

Остатки аналогичных наземных каркасных жилищ с обмазанными глиной стенами и слегка углубленным полом найдены и на ряде других поселений скифского времени в бассейне Донца. В тех пунктах, где еще не производились широкие раскопки, все же при разведках всегда можно было отметить наличие кусков глиняной обмазки с отпечатками прутьев — явный признак устройства таких жилищ.

Наблюдаются некоторые различия в деталях устройства жилищ тех поселений, которые расположены на песчаных дюнах, и тех, которые сооружались на черноземных плато. Примером могут служить остатки жилища на дюнном селище у с, Шмаровки, Харьковского района (раскопки автора в 1951 г.). Остатки жилища были обнаружены в седловине между двумя высокими дюнами на левом берегу р. Уды. Плошадка пола имела форму прямоугольника со сторонами 9,5 и 6,0 м, ориентированного своими длинными сторонами с северовостока на югозапад. Пол представлял собой слой глиняной обмазки толщиной 2—3 см, а в центральной части жилища— 5—6 см: К моменту раскопок пол сильно растрескался и искоробился, но контуры его можно было проследить. При расчистке жилища в северном и западном углах его отмечены темные пятна круглых ямок от столбов. Остатки самого дерева в песчаной почве не сохранились.

С противоположной стороны, где благодаря движению песка часть жилища еще до раскопок была обнажена и частично разрушена, столбовых ямок проследить не удалось. Не было зафиксировано и кусков глины с отпечатками прутьев. Найденное здесь жилище было, очевидно, сезонным, летцим, так как единственный очаг находился не в самом помещении, а вне его. Обломки керамики, бронзовый трехгранный наконечник стрелы и другие находки позволяют датировать его IV—III вв. до н. э. Небольшое количество вещественных остатков ешё раз подчеркивает временный характер жилища.

Недалеко, на противоположном высоком берегу р. Уды, расположены относящиеся к тому же времени городище и селище у с. Водяного. Возможно, именно оттуда выселялись летом на песчаные дюны, поближе к пойменным лугам, пастухи, наблюдавшие за стадами своей общины.

Конструктивные особенности жилища в Шмаровке объясняются, очевидно, его временным характером (один очаг и отсутствие обмазки стен) и топографическими условиями. В поселениях, расположенных на черноземных плато, глиняной обмазки пола не наблюдалось, но там она и не была нужна, так как нижняя часть жилища углублялась ниже слоя чернозема до уровня плотного лессовидного суглинка или глины, которые и служили полом. Здесь же, на песчаных дюнах, глиняный пол был устроен искусственно.

Участившиеся в конце бронзового и в начале железного века межплеменные войны привели к тому, что уже в скифское время, наряду с неукрепленными селищами, широкое распространение получили укрепленные городища (рис.72).

Для сооружения городища выбирали место, достаточно хорошо укрепленное естественными препятствиями (рекой, оврагом, лощиной или заболоченным участком). Чаще всего таким удобным местом являлся узкий мыс на высоком берегу реки, ограниченный с двух сторон оврагами, а с третьей — долиной реки. Только одна сторона такого мыса, выходящая на береговое плато (ее обычно называют напольной стороной), нуждалась в специальном укреплении валами и рвами.

Большинство донецких городищ скифского времени, судя по данным раскопок и шурфовки, имеет мощный, хорошо насыщенный культурный слой и, несомненно, являлось местом постоянного обитания жителей (например, городища у сел Караван, Циркуны, Городище и др.). Такие городища по мере увеличения населения разрастались. Вновь заселенная территория охватывалась оборонительными сооружениями — валами и рвами. В результате этого получалась весьма сложная планировка городищ, которые помимо главного двора (место первоначального поселения) имели еще одно или два предградья (дополнительно присоединенные участки)( усложнение системы оборонительных сооружений некоторых городищ (например, у с. Мохначи| связано с использованием их в более позднее время славянским населением).

Некоторые донецкие городища состоят из одного главного двора и не имеют предградий (например, Люботинское, Б. Гомольшанское, Северское, Яковлевское и др.). В каждом конкретном случае это обстоятельство имеет свои причины.

Городище у г. Люботина (Шейермановское), расположено на левом берегу небольшой речки Люботинки. Имеющиеся материалы позволяют датировать его примерно VI—III вв. до н. э. Возникло оно, очевидно, в результате попытки укрепить ранее существовавшее здесь селище. Этим и объясняется его странное расположение и характер укреплений. Берег здесь сравнительно ровный, и никаких более или менее существенных естественных препятствий около поселения нет. Поэтому городище пришлось со всех сторон оградить валом и рвом. Раскопки 1961 г. показали, что на валу была сооружена еще деревянная крепостная стена, усиленная засыпкой из песка и глины.

Городище у с. Б. Гомольши и Северское городище (у с. Мелового) находятся на самом юге, на границе со степью, и не разрастались, повидимому, потому, что здесь в связи с частой военной опасностью условия для расширения территории были не особенно благоприятные.

Особую группу укрепленных поселений образуют городищаубежища, на которых постоянного поселения не было, но куда укрывались жители окрестных селищ в случае военной опасности. К таким поселениям в скифское время относились Яковлевское городище и городище у с. Водяного. Для них характерны небольшие размеры и чрезвычайно слабо насыщенный вещественными остатками культурный слой. Оборонительные сооружения этих городищ также не развивались, а застывали в своих первоначальных формах, поэтому у них, отсутствуют предградия(внутренний вал на городище у с. Водяного нельзя принимать во внимание, так как раскопки 1952 г. показали, что он был построен а VIII—IX вв. и связан с роменским комплексом).

Несколько необычно устроено осмотренное нами в 1958 г. городище у с. Сабынино в Курской рбласти (верховья Сев. : Донца)( В 1948 г. разведки здесь производил И. И. Ляпушкин). Оно находится на низко расположенном мысу между двумя оврагами и имеет главный двор и предградье. Не культурного слоя на городище почти нет, да и для постоянного обитания оно мало пригодно, так как часть его территории заболочена, а в других местах очень близки (на глубине 30—40 см)подпочвенные воды. Несомненно, это было городищеубежище. А наличие воды давало возможность тем, кто здесь укрывался выдерживать долгую осаду, но вместе с тем низкий мыс легко было обстреливать с ближайшей возвышенности. Последнее обстоятельство, очевидно, и заставило соорудить здесь два вала, а не один, как это характерно для других городищубежищ.

Около городищ, как правило, расположено одно или несколько селищ и курганный могильник. Так, например, селища имеются вблизи городищ у сел Сабынино, Водяное, Циркуны, Коробовы Хутора, у г. Чугуева и других, а около городища Караван зафиксировано даже четыре селища. Более тщательные разведки позволяют увеличить число связанных с городищами селищ и в других местах. Весь этот комплекс (городище, селища и могильник) принадлежал, очевидно, одной патриархальнородовой общине.

Оборонительные сооружения городищ раннего железного века достаточно мощны для того времени, но отличаются технической простотой. Заметно стремление максимально использовать для нужд обороны естественные препятствия и избежать лишних затрат человеческого труда.

Там, где местность позволяла, вал и ров перед ним делали только с напольной стороны. На остальных участках лишь усиливали крутизну скатов до 30—40°. С этой целью верхняя часть ската на протяжении 10—15 м срезалась и упиралась в горизонтальную площадку шириной от 3 до 8 м.В некоторых случаях вместо горизонтальной площадки вдоль ската устраивался небольшой ров. Наконец, в тех местах, где склоны усиливались простым срезанием их верхней части, по краю городища все же иногда насыпали дополнительно еще небольшой вал высотой около 1 м. Этот вал, конечно, не служил серьезным препятствием для нападающих, но вместе с деревянной оградой мог укрывать защитников городища от стрел, дротиков и камней, которые метал противник. 
Количество валов и рвов на одном участке оборонительной линии колеблется от одного до четырех.

Наибольшее количество земляных сооружений зафиксировано на городище у с. Городища (Валковский район, Харьковская область), расположенном на левом берегу р. Одринки (левый приток р. Мжи). Это вообще одно из самых грандиозных (Размеры городища по данным съемки 1951 г. таковы: площадь
главного двора—21500 кв. м, первого предградья — 48100 кв. м, второ
го предградья — 194 200 кв. м,)городищ скифского времени в бассейне Донца и одно из самых ранних по времени возникновения. Разведки и раскопки, произведенные автором в 1951—1952 гг., дали значительное количество архаических форм местной лепной керамики, шесть обломков фазосских амфор V в, до н. э. и другой материал, который позволяет считать, что укрепленное поселение местной культуры скифского времени возникло здесь не позже VI в. до н. э. и существовало, несомненно, очень долго. Последующие раскопки П.Д. Либерова в 1953 г. дали находки, подтверждающие эту датировку.

Планировка этого городища весьма своеобразна (рис.72). Главный двор занимает куполообразный останец, который западной стороной обращен к долине реки, а с трех других сторон окружен лощинами. Главный двор дугообразно охватывает первое предградье, защищенное одним валом, а к нему в свою очередь примыкает обширное второе предградье. Последнее на значительном протяжении защищено одним валом, но на востоке, где оборонительная линия выходит на господствующую над местностью возвышенность, укрепления резко усиливаются. Здесь мы видим три, а на одном участке даже четыре ряда валов со рвами. При этом высота валов последовательно возрастает в направлении от внешней к внутренней линии обороны. Такая мощность укреплений восточной стороны городища вполне оправдана и объясняется тем, что здесь находилась ключевая позиция всей обороны. С захватом ее враг получил бы возможность свободно обстреливать сверху всю территорию городища, а остальные укрепления уже не играли бы существенной роли.

Раскопки оборонительных сооружений скифского времени, которые производились в последние годы на ряде городищ(В 1949 г. С. А. СеменовЗусер производил раскопки валов на городище у с. Б. Гомольши. В последующие годы Б. А. Шрамко раскапывал оборонительные сооружения на городищах у сел. Каравана, Водяного, Мохнача, Городища, Хорошево, Коробовых хуторов, на Донецком городище у ст. Карачевка и у г. Люботина), а также исследования естественных разрезов показали, что валы городищ в большинстве случаев насыпаны просто из земли, выброшенной из рва. В составе насыпи преобладает обычно глина с примесью чернозема, суглинка, песка и т. п. Чтобы предохранить глиняный вал от размывания, его иногда, укрепляли камнем. Так, например, на городище у с. Б. Гомольши поверхность вала около прохода к реке с внутренней стороны вымощена крупными кусками песчаника. На городище у с. Водяного при сооружении внешнего вала местные жители вынуждены были использовать песок, для скрепления которого они нашли очень простой способ, смешав его с золой и глиной. Это придало валу такую прочность, что даже сейчас при раскопках он с большим трудом поддается лопате.

Однако в большинстве случаев сами по себе валы городищ были небольшими и не могли являться серьезным препятствием для противника. Сверху на валах, очевидно, были какието деревянные сооружения, устройство которых еще окончательно не выяснено. Остатки обуглившихся бревен от такого сооружения найдены при раскопках 1958 и 1961 гг. на городищах у с. Караван и у г. Люботина., Еще до этого при раскопках на городище у с. Б. Гомольши, на древней части вала городища у с. Мохнача и других были зафиксированы остатки дерева и обожженные участки глиняной насыпи вала.

В свое время делались попытки объяснить это явление тем, что глиняный вал специально обжигали для придания ему большей прочности. Но такое объяснение мало правдоподобно, так как обожженная глина вала имеет рыхлую структуру, легко рассыпается и нигде не образует прочной корки. Очевидно, и здесь мы имеем дело с остатками сгоревшей бревенчатой стены, к которой с внутренней стороны примыкал глинобитный вал. Когда деревянная стена горела, подожженная противником, то примыкавшая к ней часть глиняного вала была обожжена. Затем вал осыпался и перекрыл недогоревшие остатки бревен крепостной стены. Именно этим и можно объяснить то, что остатки обгоревших бревен были найдены под наружной стороной вала.

Как уже отмечалось, на городищах, так же как и на селищах, встречаются остатки наземных жилищ скифского времени. Некоторые исследователи, в частности Н. Фукс, наблюдали на некоторых городищах углубления, напоминавшие заплывшие ямы землянок. Раскопки этих углублений на ряде городищ (Водяное, Коробовы хутора и др.) показали, что это действительно остатки полуземлянок, но более поздних, раннеславянской роменской культуры. Остатки жилищ скифской эпохи на поверхности уже не видны, хотя среди них также были землянки. Последние удалось раскопать в 1961 г. на Люботинском городище.

Имеющиеся в настоящее время материалы позволяют считать, что основная масса городищ в бассейне Донца появилась в V—IV вв. до н. э., хотя отдельно укрепления сооружались уже в VI в. до н. э. От кого же защищали местное население валы и рвы, кто угрожал в ту эпоху лесостепным племенам?

Рассматривая жизнь скотоводческих скифских племен степей Северного Причерноморья, мы уже отмечали их воинственность, связанную с определенными историческими условиями. Отношения между скифами и соседними лесостепными племенами далеко не всегда были мирными. Об этом достаточно убедительно свидетельствуют некоторые факты, приводимые Геродотом. Когда угрожала опасность, как это было в 514 г. до н. э. при нападении персидской армии Дария I, вожди («цари») тавров, агафирсов, невров, андрофагов, меланхленов, гелонов, будинов и савроматов собирались на совещание и обсуждали создавшееся положение. Однако далеко не все выступили на помощь скифам. Больше того, некоторые из участников межплеменного совещания, видя, что тактика скифов может привести к разорению их земель, грозили скифам вооруженным сопротивлением.

После разгрома войск Дария I международный авторитет скифов, несомненно, повысился, а одновременно с этим должны были усилиться и их притязания к соседним племенам, в частности, к тем, которые показали себя во время войны плохими союзниками. Некоторые соседние племена скифам удалось покорить, а другие упорно отстаивали свою независимость. К числу последних относилось, повидимому, население, жившее в лесостепной части бассейна Донца и строившее здесь мощные укрепления.

В хозяйственной жизни местных племен раннего железного века основную роль играло земледелие. Физикоклиматические условия лесостепи благоприятствовали этому. Наряду с оподзоленными здесь были плодородные черноземные почвы. Значительные лесные массивы служили хорошей естественной защитой полей от суховеев и способствовали накоплению влаги в земле.

Уже в раннем железном веке здесь применялась, очевидно не подсечная, а переложная система земледелия с обработкой земли плугом. Подсечное земледелие, с применением для подготовки земли под посев только топора и мотыги, вряд ли могло широко распространиться в лесостепи, где лесов не так уж много, а плотность населения, как показывают археологические данные, была весьма велика.

Плуг был уже известен племенам Скифии. Говоря о происхождении скифов, Геродот приводит легенду о священных золотых предметах, которые якобы упали с неба и достались Колаксаису — младшему из сыновей скифского прародителя Таргитая. Среди этих предметов он называет три, непосредственно связанных с земледелием: плуг, ярмо и топор. Неудивительно, что наряду с плугом и ярмом говорится о топоре. В условиях лесостепи, где участки для пашни приходилось нередко очищать от кустарников и деревьев, топор был не менее важен для земледельца, чем плуг и ярмо бычьей упряжки. Плиний  рассказывает, что при обработке новых участков на рукоятку плуга вешали топорик и пахарь перерубал им по мере надобности корни, которые задевал плуг. Неслучайно, повидимому, и то, что наряду с указанными предметами в легенде упоминается и священный сосуд, чаша—один из атрибутов скифской богини домашнего очага и, как полагают некоторые исследователи, богини жизни и плодородия Гестии—Табити.
Примитивный плуг раннего железного века был почти весь деревянный Железные лемехи вследствие большой ценности металла применялись не всегда, плужные ножи ещё реже. На территории Северного Причерноморья пока можно отметить лишь несколько, да и то весьма поздних находок. Железное лемехообразное орудие первых веков нашей эры найдено в низовьях Буга на Петуховском городище. 

Два железных лемеха обнаружены на боспорском поселении конца III в. н. э. у дер. Семеновки(на Пашковском селище и в Краснодарском могильнике Сев. Кавказа найдены, очевидно, не лемехи, а орудия типа мотыги). Деревянная часть плуга сохраняется очень плохо и поэтому мало известна археологам. Однако что представляли собой плуги раннего железного века, мы всё же знаем по изображениям. Например, пахота деревянным плугом, который тащат волы, изображена на некоторых древних скульптурах и на греческих чёрнофигурных вазах (рис.73,3). В некоторых торфяниках сохранились даже основные части деревянных плугов раннего железного века.

На территории Украинской ССР остатки деревянного плуга раннего железного века были найдены в 1921 г. в торфяниковом болоте около с. Токарей (Сумская область). Сохранившаяся часть плуга сделана из одного куска дерева (рис.73,1-2). На изгибе грядиля и в тыльном конце ползуна имеются прямоугольные прорези. Ряд аналогий, в том числе указанные изображения, позволяют считать, что отверстие тыльного конца ползуна служило для укрепления вертикального стояка рукоятки. Отверстие в изгибе грядиля могло служить для закрепления плужного ножа или своеобразного деревянного сошника, как это было сделано в древнем плуге из Даберготца (Германия). Железного лемеха токаревский плуг не имел. Аналогичный плуг, происходящий из торфяника у с. Сергеевск в Брянской области, был обнаружен в 1953 г. В. И. Довженком (рис. 73,4-5). Он также сделан из одного куска дерева, также не имел железного лемеха и в пятке ползуна сергеевского плуга также проделано отверстие для рукоятки. Но отверстия в грядиле он не имеет. Кроме того, массивное основание градиля обработано так, что играло роль своеобразного примитивного отвала.

Плугами, подобными токаревскому или сергеевскому, пользовалось, очевидно, и население, жившее во второй половине I тысячелетия до н. э. в лесостепной части бассейна Донца. Примитивный деревянный плуг лишь взрыхлял землю, и после него часто приходилось дополнительно обрабатывать почву мотыгой. Железные и костяные наконечники мотыг найдены на ряде донецких поселений скифского времени (рис.74,1-3).

Уборка урожая производилась железными серпами. На донецких поселениях уже найдено несколько таких серпов. О находке обломка серпа на Островерховском селище мы уже упоминали. На селищах у ст. Шелковая, в урочище Чайка у с. Черкасский Бишкинь, у с. Черемушны и в других местах найдены одинаковые железные серпы (рис. 74,4-5) с крючком на конце рукоятки, загнутым в сторону спинки. Такие серпы встречаются в эту эпоху и в других лесостепных поселениях, в частности, несколько штук их было найдено на городищах скифского времени в бассейне р.Сейма. Существуют эти серпы долго. Прототипы их в виде бронзовых крюкастых серпов появились еще в конце II тысячелетия до н. э., а доживают железные крюкастые серпы вплоть до раннего средневековья, хотя форма их и не может считаться весьма совершенной. Деревянной ручки крюкастые серпы раннего железного века не имели, и во время работы их приходилось держать за тот край, у которого находился крючок.

Зерно попрежнему, как в неолите и в бронзовом веке, растиралось еще на каменных зернотерках. Обломки зернотерок, сделанных из кварцита или песчаника, встречаются в большом количестве на всех известных нам селищах и городищах скифского времени в бассейне Донца. В некоторых случаях они найдены и при раскопках курганов. Однако целые экземпляры зернотерок встречаются редко. На селище в с. Водяном найден целый нижний камень зернотерки. Он напоминает собой продолговатую булку, у которой одна сторона плоская, а другая—выпуклая (рис.74,8). Длина зернотерки— 34,6 см, ширина—13,7 см. Верхняя, рабочая поверхность — гладкая, слегка вогнутая в средней части. Вогнутость получалась от движения камня в обе стороны вдоль длинной оси зернотерки. Для того, чтобы зерно быстрее и лучше растиралось, рабочая поверхность камня подвергалась точечной оббивке. Нижняя, выпуклая часть зернотерки довольно хорошо отесана и заглажена. Чаще встречаются зернотерки. у которых тщательно отделана только верхняя, рабочая поверхность.

Верхние камни делались значительно меньшего размера. Эти камни встречаются в большом количестве на всех лесостепных поселениях скифского времени. Обычно они имеют форму слегка приплюснутого с боков шара, у которого как бы срезана нижняя часть (рис.74,6-7). Горизонтальная рабочая поверхность овальной формы также подвергнута точечной оббивке.

Подобные зернотерки были распространены очень широко и в своей форме никаких специфических местных черт не имеют. Изготовлялись они здесь же, в каждом поселении, а может быть, даже самостоятельно в каждой семейной общине, о чем свидетельствует большое количество производственных отходов в виде отщепов со следами обработки камня для зернотерки.

Зернотерки с шаровидным камнем для растирания менее удобны и менее производительны, чем такие же продольные зернотерки с валиковым курантом. О том, какова производительность зернотерок, можно судить по некоторым опытам, показывающим, что даже самая усовершенствованная зернотерка при сухом зерне за 12 часов беспрерывной работы выдает не больше 10— 12 кг муки. По мнению некоторых исследователей, для того чтобы получить достаточное количество муки и приготовить хлеб для семьи в 8—12 человек, требуется работа одной женщины в течение целого дня.

Трудней всего выяснить состав культурных растений, которые возделывались местными племенами в скифское время.
Письменные источники для данной территории никаких сведений не сообщают, а остатки самих зерен, стеблей или листьев растений в земле обычно долго не сохраняются.
Некоторое, хотя далеко не полное, представление о древних возделываемых растениях мы можем получить по отпечаткам, сохранившимся на днищах и стенках глиняных сосудов. 

Донецкую керамику скифского времени с отпечатками зерен или семян различных культур исследовали специалисты Всесоюзного научноисследовательского института растениеводства М. М. Якубцинер, Н. Р. Иванов и др. В результате на керамике VI—III вв. до н. э. были обнаружены отпечатки следующих растений:
просо — на городищах у с. Б. Гомольши, Циркунов, Городища, Каравана и на селищах у с. Островерховки, Б. Даниловки и ст. Шелковая;
ячмень — на городище Караван и на селище Шелковая;
пшеница — на городищах у с. Каравана, Коробовых хуторов, Мелового (Северское городище), на селищах у с. Островерховки и у ст. Шелковая;
горох — на городищах у с. Каравана и Коробовых хуторов, на селищах у с. Островерховки и ст. Шелковая;
вика — на городище у с. Каравана;
сорняки (возможно, лебеда и пырей) — на селище у с. Островерховки.

Особенно часто на фрагментах керамики попадаются отпечатки зерен проса.

Эту картину позволили дополнить материалы, полученные автором в результате раскопок в 1954—1955 гг. на городище Караван оригинального жертвенника, связанного с земледельческим культом.

Городище расположено, как обычно, на узком мысу в покрытой лесом местности у истоков р. Мерефы, недалеко от с. Каравана Харьковской области. Данные раскопок позволяют считать, что городище возникло не позже V в. до н. э., хотя среди находок преобладают материалы IV—II вв. до и. э. Культовое сооружение было обнаружено в северозападной части главного двора городища. Еще до раскопок здесь были замечены небольшие впадины заплывших ям округлой формы. Раскопки показали, что культовое место с северозападной стороны ограждал серповидный вал, сооруженный из глины и обожженный докрасна. Длина вала достигает 45 м, а ширина — 2,90 м. Высота колеблется от 0,40 до 0,55 м. С внутренней стороны к валу примыкает большой зольник, который местами даже перекрывает серповидный вал. Приблизительно в центре внутренняя дуга вала слегка вогнута и напротив этого места в зольнике последовательно были вырыты еще в древности три ямы.
К северовостоку от третьей ямы был сооружен из глины овальный в плане жертвенник, к которому вела дорожка, вымощенная песчаниковым камнем (рис.76). Жертвенник по форме напоминал большую тарелку и был обожжен докрасна.
Наибольший диаметр его— 1,53 м, а толщина колеблется от 5 до 10 см. На жертвеннике в древности длительное время горел сильный огонь, отчего поверхность его прокалилась, растрескалась и была покрыта толстым слоем чистой золы от сгоревшей соломы. Пользовались этим жертвенником долго и периодически чинили его, удаляя растрескавшиеся части и заменяя их свежей глиняной обмазкой. Об этом свидетельствуют найденные в раскопе куски обожженной глиняной обмазки, у которой гладкая поверхность, как и у жертвенника, покрыта светлосерым налетом от золы.

Весь большой зольник, расположенный возле жертвенника, образовался постепенно из небольших порций золы, которая периодически сбрасывалась с жертвенника. При совершении религиозных обрядов, несомненно, использовались не только предметы специального культового назначения, но и те, которые повседневно употреблялись в быту. Поэтому в отложениях зольника наряду с костными остатками животных встречаются остатки обычной глиняной посуды, глиняные пряслица, грузила и т. п. Найдены и металлические вещи: железные ножи, серебрянное украшение в виде луновидной подвески и трехгранный втульчатый наконечник стрелы из бронзы (рис. 77,16).

Кроме этих обычных бытовых и хозяйственных вещей, в зольнике найдено большое количество особых культовых предметов (рис.77,78). К ним относятся миниатюрные сосудики высотой 2—4 см в виде горшочков или мисочек, имитирующих кухонную утварь. О том, что эти миниатюрные сосудики были не игрушками, а связаны с культом, свидетельствуют частые находки их именно в зольниках, а также находки в тех курганных могилах, где были похоронены взрослые покойники. К группе культовых вещей, несомненно, принадлежат также небольшие глиняные лепешки, при изготовлении которых к глине примешивали зерна, а также части стебля и листьев растений. Во время обжига эти растительные остатки выгорали, но отпечатки их хорошо видны на некоторых лепешках.

При раскопках жертвенника были найдены также обломок глиняной антропоморфной фигурки (рис.70,11) и небольшая культовая глиняная льячка, напоминающая настоящие ковшики, применявшиеся в древней металлургии для разливания металла. Найденную здесь льячку невозможно было использовать в реальном металлургическом производстве, так как она была очень хрупкая, едва обожженная (рис. 77,14).

Среди других культовых предметов, обнаруженных при раскопках вокруг жертвенника, особое внимание привлекают глиняные модели зерен различных культур (рис.78). Они изготовлены очень тщательно, из тонко отмученной глины с большим количеством органической мелкозернистой примеси, которая во время обжига моделей выгорела. Поэтому глиняные зерна очень пористы, хрупки и легко разламываются на мелкие кусочки. Всего во время раскопок было найдено более 170 глиняных моделей зерен и их обломков.

Все эти модели по форме можно разделить на несколько групп, каждая из которых отличается рядом характерных признаков. Одни из моделей напоминают зерна растений из семейства злаковых, другие — семена бобовых, Размер глиняных зерен в большинстве случаев больше натуральных, но пропорции довольно хорошо выдержаны.

Для точного определения моделей они были переданы во Всесоюзный научноисследовательский институт растениеводства. Комиссия специалистов по различным видам растений (М. М. Якубцинер, Н. Р. Иванов, А. Я. Трофимовская, В. Ф. Антропова) пришла к выводу, что глиняные модели изображают зёрна пшеницы, ржи, ячменя, проса (рис.78,2-4,8) и семена ряда бобовых растений: гороха, нута, вигны, чуфы (рис. 78,5-7,9).

О выращивании некоторых из перечисленных растений (пшеницы, ячменя, проса, гороха) мы уже знали по отпечаткам зерен или семян на местной керамике скифского времени. Разведение же племенами, жившими на территории бассейна Донца в раннем железном веке, такой культуры, как рожь, и таких бобовых, как нут, вигна и чуфа, удалось зафиксировать впервые, хотя о культивировании этих растений в других местах были уже различные данные. Наши ботаники давно высказывали мнение о том, что культурная рожь появилась впервые в раннем железном веке на юге Европейской части СССР. Такое предположение подтверждается и археологическими данными. Остатки зерен сорнополевой ржи были обнаружены вместе с зернами мягкой пшеницы на территории Боспорского царства (на Керченском полуострове) в античном слое IV в. до н. э., а также в слоях III—IV вв. н. э. Кроме того, на Нижнем Дону в слоях II в. н. э. найдены зерна культурной ржи в чистом виде. Надо полагать, что на более северной территории, в частности, в лесостепной полосе Восточной Европы, рожь, как более выносливое_по сравнению с пшеницей растение, была уже введена в культуру к моменту существования жертвенника на городище Караван, т. е. к V—IV вв. до н. э.
Нут, так же как и горох, был хорошо известен древним грекам. Его вид и особенности разведения обстоятельно описывает один из крупных древних ученых, ученик Аристотеля Феофраст. Вигна —также одно из древних культурных растений, семена которого идут в пищу, а стебли дают волокно, пригодное для плетения. Чуфа с давних времен разводилась в Египте и была известна грекам. Плоды чуфы содержат много вкусного и жирного пищевого масла и могут употребляться в пищу в сыром или вареном виде.

Исследование глиняных моделей с городища Караваи не ограничилось изучением их внешнего вида и формы. Ввиду особой важности этих находок в лаборатории Ленинградского государственного Эрмитажа было произведено рентгенологическое и микроскопическое исследование этих находок.

Рентгенограмма глиняных моделей зерен очень хорошо подтвердила и дополнила выводы о том, что глиняным зёрнам не случайно, а с определенной (культовой) целью была придана та или иная форма. Оказалось, что модели зёрен различных культур отличаются друг от друга не только по внешнему виду, но и по внутренней структуре. В частности, модели, которые по форме определяются как изображения хлебных злаков (пшеница, ячмень, рожь), имеют внутри своеобразную мелкопористую структуру (рис. 78,10). Модели же семян различных бобовых культур не имеют такой структуры и отличаются равномерной плотностью глиняной массы (рис.78,11). Интересно, что модели зерен проса по своей структуре отличаются от бобовых и похожи на модела хлебных растений. Это полностью совпадает с показаниями письменных и археологических источников, которые говорят о том, что просо в древности использовалось не только как ценная крупяная культура, но и для приготовления муки и мучных изделий. Плиний Старшин отмечает, что сарматские племена делали из проса муку и употребляли ее в пищу, смешивая с кобыльим молоком или кровью. На Пастерском городище в Златопольском районе Кировоградской области была найдена лепешка, приготовленная из крупы и муки, сделанной из зерен метельчатого проса.

Исследования показали, что мелкопористая структура некоторых групп глиняных моделей возникла вследствие того, что они сделаны из глины, замешанной на муке соответствующих культур, причем именно таких культур (пшеница, ячмень, рожь, просо), из зерен которых в обычной хозяйственной жизни действительно делали муку. При изучении обломков глиняных моделей зёрен под микроскопом удалось заметить и фотографически зафиксировать отпечатки сгоревших при обжиге мелких обломков пленок зерна и соломы. Очевидно, эти мелкие кусочки, несмотря на тщательное просеивание, попали в муку и вместе с ней были замешаны в глину. Аналогичное примешивание к глине культовых предметов целых или дробленых зерен и муки отмечено при изучении С. Н. Бибиковым культовых статуэток трипольских земледельческих племен.

Все это говорит о том, что на городище Караван удалось, обнаружить оригинальный комплекс, связанный с культом огня и земледелия. Значение находок на жертвеннике раскрывается еще яснее при сопоставлении их с другими фактами, засвидетельствованными в письменных, археологических и этнографических источниках.

Мы уже говорили о том, что племена, жившие в раннем железном веке на территории Скифии, больше всех других богов почитали богиню Табити, которую Геродот отождесгвляет с греческой богиней домашнего очага Гестией. Это отождествление, конечно, не случайно. Известно, что Гестия занимала важное место в религиозном культе греков. В каждом доме священным местом считался очаг, и почитание богини выражалось, в частности, в поддержании на нем неугасимого огня. Кроме того, культ Гестии выходил за пределы отдельной семьи, отдельного рода и имел общегреческое значение. В честь Гестии горел огонь в общественном здании каждого города. Покидая свой город, чтобы основать гделибо колонию, граждане брали с собой огонь из священного очага, чтобы зажечь его на новом поселении. Геродот, получив какието сведения о скифской религии, увидел чтото общее в знакомом ему с детства культе греческой богини домашнего очага и в культе великой скифской богини.

Археологические данные убедительно подтверждают указания Геродота о широком распространении почитания Табити. Следы культа домашнего очага патриархальной семейной общины в виде своеобразного комнатного зольника были обнаружены Б. Н. Граковым при раскопках одного из жилищ на Каменском городище. Характерные зольники были открыты на Северном Кавказе. Особенно широкое распространение зольники получили у земледельческих племен лесостепной полосы Восточной Европы. На городищах Нижнего Дона, Кубани и Приднепровья были найдены различные круглые тарелкообразные глиняные жертвенники. Наконец, глиняные жертвенники, аналогичные раскопанному на городище Караван, встречены на ряде городищ дьяковской и городецкой культуры. Встречающиеся на селищах и городищах скифского времени зольники появились в результате существования своеобразного обычая, связанного в конечном счете с культом домашнего или родового очага. Там, где огонь очага является священным, вполне закономерно и почтительное отношение к золе, как частице этого очага. Ее нельзя разбрасывать где попало, а необходимо собирать в определенном месте и беречь как святыню.

В качестве примера подобного отношения к золе при существовании культа домашнего очага можно привести обычай, отмеченный в свое время этнографами у удмуртов. Местом домашнего культа у них был очаг, который помещался в особом шалаше около жилища. Это — место пребывания духа покровителя семьи (воршуда). При переселении семьи золу из старого очага выгребают и переносят на новое местожительство. Если из большой патриархальной семьи выделяется малая семья, то уходящие получают частицу семейного огня в виде части золы из очага. Наконец, если семья вымирает, то зола из семейного очага переносится в шалаш, являющийся местом общеродового культа.
У земледельческих племен лесостепной полосы Восточной Европы культ огня домашнего и родового очага осложнялся еще соединением его со своеобразным земледельческим культом. Об этом свидетельствуют находки культовых лепешек и глиняных моделей зерен различных злаков и бобовых растений на жертвеннике городища Караван. Аналогичные культовые действия мы можем уловить и в других археологических памятниках. Во время раскопок городища Жарище (у с. Пастерского) В. В. Хвойко обнаружил в слое скифского времени глиняный жертвенник, вокруг которого в почве, наряду с золой и угольками, попадались обугленные желуди или орехи и зерна обугленной пшеницы. Такой же глиняный жертвенник был найден при раскопках Мотронинского городища в Чигиринском районе Черкасской области. Он также был окружен золой, обугленными стеблями и колосьями пшеницы.

В огне многие древние земледельцы видели особую очистительную, плодотворную силу и вместе с тем средство, при помощи которого можно установить контакт с божеством и выпросить у него желаемое. Например, у славян существовал обычай, по которому перед самым началом посева в огонь бросали горсть проса, и это должно было предохранить поле от засорения и обеспечить урожай проса «чистого как золото». У сербов и у других южных славян в день зимнего поворота солнца зажигали в домашней печи дубовый чурбан и посыпали его хлебными зернами, мукой, солью и т. п., поливали вином и маслом, обращаясь с молитвами о хорошем урожае, о плодовитости стад и изобилии в доме. В Славонии существовал обычай, по которому хлебные зерна, предназначенные для посева, посыпали пеплом и кропили водой. У древних греков при жертвоприношении воду освящали погружением в нее горящей головни с алтаря. Присутствующим раздавали поджаренные зерна ячменя, которым посыпали голову жертвенного животного.

В некоторых случаях вместо того чтобы приносить в жертву настоящих животных или другие материальные ценности, их заменяли различными статуэтками, лепешками и т. п. изделиями. Геродот, рассказывая о том, что древние египтяне приносили в жертву божеству Луны и Дионису свиней, добавляет: «Бедняки по скудности своего хозяйства лепят свиней из теста, пекут и приносят их в жертву».

У древних греков Аполлону и Артемиде в праздник Фаргелий приносили незрелые еще плоды и хлебные изделия. Своими формами эти хлебцы нередко намекали на те или другие качества или обязанности богов. Например, Артемиде приносились круглые лепешки или лепешки с рожками, для Аполлона делались хлебцы в виде лиры, лука, стрелы и т. п. Иногда хлебцам придавали форму животных и жертвовали их вместо настоящих. В Фивах вместо овец в жертву Гераклу приносили яблоки с воткнутыми в них палочками, которые обозначали рога и ноги животного. Такие культовые изделия иногда сжигались, а иногда просто клались на жертвенники. Древнеримский писатель Катон в своем трактате дает подробные указания о том, как перед пахотой, посевом и уборкой урожая приносить в жертву Юпитеру, богине произрастания Церере и другим богам мясо, вино и хлебные лепешки. При этом он не забывает и римскую богиню домашнего очага Весту.

Очевидно, обитатели городища Караван, принося в жертву глиняные модели зерен, лепешки и т. п. изделия, также старались обеспечить себе хороший урожай различных культур, которые они возделывали. Таким образом, археологические раскопки, дополняя данные других источников, ясно свидетельствуют о том, что у лесостепных племен Восточной Европы, в том числе у тех, которые жили в бассейне Донца, был распространен земледельческий культ, связанный с культом огня и домашнего очага. Упоминаемая Геродотом великая скифская богиня Табити была, очевидно, не только богиней домашнего очага, но и богиней жизни и плодородия, а следовательно, и покровительницей земледелия.

Все приведенные выше факты — находки различных сельскохозяйственных орудий, отпечатки зерен на глиняной посуде, развитый, земледельческий культ и т. п. — свидетельствует о том, что земледелие играло весьма большую, даже основную роль в хозяйстве местных племен.

С земледелием теснейшим образом было связано и разведение домашнего скота. Хотя у оседлых земледельцев лесостепи масштабы скотоводства были, конечно, меньшими, чем у степных скифов, все же и здесь оно получило значительное развитие. Кости различных домашних животных в большом количестве встречаются среди кухонных отбросов на селищах и городищах. Кости черепа и трубчатые кости животных, как правило, расколоты при добывании костного мозга. К сожалению, еще не весь остеологический материал подвергался тщательному исследованию. В настоящее время мы располагаем достаточно полными остеологическими данными лишь для двух населенных пунктов — городища у с. Большой Гомольщи (по раскопкам С. А. СеменоваЗусера) и селища у с. Островерховки (раскопки автора).

Материалы этих поселений показывают, что в составе стада у населения лесостепной части бассейна Донца в раннем железном веке преобладал крупный и мелкий рогатый скот (в Б. Гомольше — 50%, а в Островерховке — 65% всех особей домашних животных, найденных при раскопках). В большом количестве разводили также свиней, которых было сравнительно легко выкармливать, используя отходы земледельческого хозяйства, а также желуди, орехи и другой корм, который давали местные лиственные леса. Среди пищевых отбросов довольно часто встречаются и кости лошадей, мясо которых, следовательно, также употреблялось для еды. Найдены кости домашних собак.
Большое количество крупного рогатого скота в составе местных стад объясняется, повидимому, тем, что этот скот разводили не только для получения мяса, кожи и молока, но также для использования его в качестве тягловой силы. Вспашку земли примитивным деревянным плугом производили при помощи волов, которые лучше лошадей приспособлены к этой тяжелой работе. Аналогичный процесс вспашки очень хорошо описан в древнегреческой поэме «Илиаде»: 

«...На пашне два бурых вола со старанием ровным 
Тянут надежно сколоченный плуг составной; выступает 
У оснований рогов под ярмом у них пот изобильный; 
Гладким одним ярмом разделенные между собою,
Землю врезая, к меже они общую борозду гонят». 

Судя по находкам псалий и украшений конской уздечки (рис.68,3; 79), местные жители использовали лошадей, так же как и в других местах Скифии, главным образом для верховой езды, а быков при помощи деревянного ярма запрягали в повозку и заставляли тащить неуклюжий деревянный плуг. Недаром в скифской легенде о священном золоте среди разных земледельческих орудий упоминается ярмо. 

Части подлинного ярма IV в. до н. э. удалось обнаружить при раскопках скифского кургана в г. Мелитополе. Они представляли собой несколько деревянных, частью сильно истлевших плах. У некоторых обломков плах ярма были видны сквозные прямоугольные прорезу с введенными в них поперечниками (так называемые «занозы»).

Говоря о скотоводстве местных лесостепных племен, следует также отметить наличие в стаде значительного количества домашних свиней. Это свидетельствует об оседлом характере скотоводства и отличает его от скотоводства степных скифов, которые свиней не разводили.

Кости диких животных (лося, оленя, косули, кабана, волка и др.) встречаются при раскопках сравнительно в небольшом количестве. Очевидно, охота играла лишь роль подсобного промысла при основном занятии земледелием и скотоводством. Рыбу же местное население, вероятно, совсем не ловило и в пищу не употребляло, так как кости ее на донецких поселениях раннего железного века почти не встречаются. Не найдено ни одного орудия для рыбной ловли.

Довольно ярко выражены в лесостепной части бассейна Донца следы занятия местного населения металлургией. В частности, найдены несомненные признаки местного меднолитейного производства. На селище у с. Островерховки обнаружен обломок плавильного тигля и льячки в виде глиняной ложки с носиком для более удобного выливания расплавленного металла в форму. Короткая глиняная ручка такой льячки имеет цилиндрическое отверстие для насаживания ее на деревянную рукоятку (рис.77,14). Обломок аналогичной льячки найден и на селище Шелковая, а у жертвенника на городище Караван, как уже отмечалось, обнаружена небольшая льячка, сделанная с культовой целью, но своей формой точно копирующая настоящую. На селищах у с. Островерховки, ст. Шелковая и с, Б. Даниловки были найдены небольшие лепешкообразные слитки бронзы.

Д. И. Багалей отмечает также находку на последнем селище штампа для изготовления бронзовых блях. На селище у с. Подворок найдено два бракованных трехперых наконечника стрел скифского типа. У них при отливке не получились, как следует, грани перьев, а одна стрела вышла совсем кривая (рис. 82,7в). На селище у с. Б. Даниловки найден бракованный бронзовый наконечник стрелы, у которого при литье не получилась втулка. Наконец, на селище Шелковая найден наконечник еще не заточенной стрелы с остатком литка. (рис. 80,5).

Характерно, что ни в одном из древних поселений скифского времени в лесостепной части бассейна Донца не обнаружено медных шлаков. Повидимому, выплавка меди из руды в этих местах не производилась, а для литья бронзовых изделий использовались привозные слитки меди и олова или слитки готовой бронзы. В переплавку, конечно, шли и обломки различных бронзовых предметов, пришедших в негодность. Слитки меди местные жители могли получать с юга, из Бахмутского месторождения, где разработки велись еще в бронзовом веке.

При отсутствии собственной добычи меди местные племена могли в то время заниматься литьем лишь сравнительно небольших предметов, например, таких, как бронзовые наконечники стрел, бляшки для конской сбруи, мелкие украшения и т. п. Судя по готовым изделиям, в подавляющем большинстве эти вещи отливались по восковой модели в глиняной форме, которая после употребления разбивалась. Реже, например, при изготовлении наконечников стрел, применялись многократно используемые жесткие литейные формы. Вряд ли можно считать изделием местных мастеров большой бронзовый котел, найденный при вспашке на поле около городища у с. Большой Гомольши. Процесс изготовления таких котлов был весьма сложным и требовал не только применения особых навыков, но и наличия специальных приспособлений для плавки и разливки сразу больших масс металла. Никаких следов таких приспособлений на местных поселениях пока не обнаружено, и надо полагать, что гомольшанский котел попал сюда в результате торгового обмена со степными скифами.

Трудно сказать пока чтолибо определенное о наличии или отсутствии местной обработки драгоценных металлов. Одна ко вряд ли можно считать привозными такие простые, сделанные из пластинок низкопробного серебра предметы, как перстень, найденный в кургане у с. Б. Гомольши, или подвескалунница, найденная на городище Караван (рис. 80,17,19).
Если металлургия бронзы у донецких лесостепных племен не получила широкого развития изза отсутствия прочной местной сырьевой базы, то железоделательное производство было развито гораздо шире. Недостаток меди и особенно олова, повидимому, и был одним из важных факторов, способствовавших развитию добычи и обработки железа. Для организации местной выплавки железа сырья было достаточно, так как бурый железняк органического происхождения (болотная руда) весьма распространен в лесной и лесостепной полосе Восточной Европы.
Важным признаком, указывающим на существование затруднений в получении необходимого количества бронзы, является то обстоятельство, что население, жившее в лесостепной части бассейна Донца, очень рано начало изготавливать из железа такие вещи, которые в большинстве других мест Скифии еще долго делались из бронзы. 

В этом отношении, нам кажется, очень характерны местные комплексы наконечников стрел. Наряду с обычными и широко распространенными в это время скифскими типами бронзовых втульчатых наконечников стрел, в целом ряде пунктов бассейна Сев. Донца обнаружено значительное количество железных втульчатых наконечников стрел. Среди этих железных наконечников стрел можно выделить два типа: плоские двухлопастные ромбовидные или, ланцетовидные наконечники с длинной втулкой (рис. 82, 8л-н) и трехлопастные втульчатые на конечники (рис.82,5и-к, 82,80) Оба типа железных наконечников были найдены в 1955 г. в случайно разрушенном погребении у с. Новые Санжары, Харьковской области, вместе с бронзовыми наконечниками стрел и железным мечом—акинаком (рис. 81,2). 

Соотношение найденных стрел было таким: 1 двухлопастная бронзовая, 37 трехлопастных бронзовых, 11 двухлопастных железных и 1 трехлопастная железная. Среди донецких комплексов, которые содержат железные наконечники стрел, погребение у с. Санжар следует считать наиболее ранним, так как здесь найдено много массивных трехлопастных бронзовых наконечников с широким основанием и даже один двухлопастный наконечник с боковым шипом на длинной втулке. Двухлопастные железные наконечники стрел, очевидно, подражают форме бронзовых стрел последнего типа. В целом комплекс может быть датирован примерно концом V — началом IV вв. до н. э.

Трехлопастные железные втульчатые наконечники стрел IV—III вв. до н. э. найдены были также на селищах у сел Кочеток, Райгородок, Б. Даниловка, в кургане № 2 у с. Б. Гомольши в раскопанном И. Луцкевичем кургане на Холодной Горе в Харькове. Наконец, встречаются они и в сборах Н. В. Сибилева на территории Изюмщины.

Подобное сочетание железных и бронзовых наконечников стрел характерно для ряда лесостепных памятников железного века на Среднем Дону, в бассейне р. Сулы и на Правобережье Днепра. Южнее большое количество железных втульчатых наконечников, стрел (но без двухпластных позднего типа) встречено также в Прикубанье, которое было с давних времен тесно связано с племенами, жившими в бассейне Дона и Донца

Мы уже отмечали, что на поселениях лесостепной части бассейна Донца имеются убедительные археологические факты, свидетельствующие о существовании местной выплавки железа в раннем железном веке (многочисленные находки шлаков и кусков руды, находка плавильного горна). Химический анализ железных вещей, найденных на селище у с. Островерховки (топор, серп) и на городище Караван (нож), показал, что все они сделаны из железа однообразного состава. Кроме небольшого количества углерода в нем были обнаружены лишь немногочисленные примеси Si (0,2—0,6%) и Мn (0,1—0,2%). Ряд изделий, найденных на донецких поселениях скифской эпохи, был подвергнут металлографическому анализу. Исследования, проведенные автором совместно с кандидатом технических наук Л. А. Солнцевым и инженером Л. Д. Фоминым, показали, что местные кузнецы раннего железного века уже хорошо владели искусством обработки железа при помощи ковки, успешно применяли разные формы кузнечной сварки и цементацию (науглероживание поверхности) заготовок и изделий. Например, один нож из находок на городище Караван (рис.80,18) был выкован из простого железа с невысокой твердостью (всего 140—150 по шкале Бринеля), но другой нож того же городища (рис.80,1) оказался сварным. Исследование структуры металла показало, что при помощи кузнечной сварки ремесленник соединил полосу железа (0,1—0,15% углерода) и полосу стали (0,4—0,5% углерода). Благодаря этому получилось хорошее сочетание вязкой железной основы с твердым лезвием ножа. Целиком стальным оказался обломок серпа, найденый на селище у с. Островерховка (рис. 68, 2). В данном случае сталь со сравнительно небольшим содержанием углерода (0,3—0,4%) была хорошо нормализована и имела твердость 180—225 по шкале Бринеля.

Повидимому, гдето поблизости от мест выплавки производилось и изготовление различных вещей из железа. Уверенно об этом можно говорить пока лишь для селища у с. Б. Даниловки, где, наряду со следами местной выплавки железа в виде шлаков и кусков руды, были найдены различные железные изделия скифского времени и железное зубильце (рис.80). По форме оно совершенно тождественно скифским зубильцам, найденным на Каменском городище, а небольшие размеры указывают на то, что оно предназначалось для сравнительно тонких работ. Исследование структуры металла показало, что зубило было изготовлено из стали с применением закалки.

О других инструментах (например, молотки, пробойники для проделывания отверстий, вкладыши для изготовления проушных топоров, клещи и т. п.), на применение которых указывают готовые изделия, нам пока ничего не известно. Отсутствие подобных находок можно объяснить слабой изученностью местных поселений.

Однако предполагать, что обработка металла, и особенно его выплавка, производилась во всех поселениях, нет никаких оснований. На целом ряде поселений, несмотря на значительное количество других находок, следов металлургического производства не обнаружено. Вероятно, выплавка и обработка металлов, как дело весьма сложное и требующее, кроме специальных навыков, также надлежащего оборудования и значительного времени, начало постепенно выделяться в самостоятельную отрасль производства, т. е. происходило характерное для начала железного века второе крупное общественное разделение труда — отделение ремесла от земледелия.

Можно думать, что в рассматриваемое время в среде местного населения в бассейне Донца уже появились отдельные патриархальные роды или отдельные семьи внутри этих родов, которые специализировались в металлургическом производстве и удовлетворяли потребности в металлических изделиях не только жителей своего поселения, но и соседних. А потребности эти были весьма велики. Из железа делались различные орудия производства (топоры, ножи, серпы, шилья и т. п.), оружие (наконечники стрел, копий, дротиков, втоки, мечи и кинжалы), части конской сбруи (удила и псалии) и цаже украшения (например, булавки). См. рис. 68,74,80-82.  
Некоторые косвенные указания свидетельствуют о том, что далеко не все виды изделий из железа нам известны. Например, на донышках многих горшков скифского времени, найденных на местных поселениях, имеются отпечатки торца дерева, не срубленного топором, а перепиленного пилой (рис.75,2). Аналогичные следы перепиливания пилой видны и на некоторых роговых заготовках. Все это свидетельствует об употреблении местными жителями пилы, хотя остатки ее пока не найдены.

Большое место в хозяйственной деятельности занимало изготовление различных керамических предметов. По количеству находок и по разнообразию форм первое место среди керамических изделий, несомненно, принадлежит местной лепной глиняной посуде, которая употреблялась для хранения припасов и варки пищи, а также для еды и питья. Всю эту керамику можно разделить на группы, которые в свою очередь делятся еще на ряд типов и их вариантов: 1) горшки, 2) кувшины, 3) миски, 4) сковородки, 5) сосуды для процеживания жидкостей, 6) кубки (кружки) без ручек.

Среди горшков, служивших главным образом для приготовления пищи (на стенках заметен нагар), встречаются сосуды таких форм: горшки (рис.69,1,4-5), имеющие плавно и не сильно отогнутый венчик и расширяющийся приблизительно на половине высоты сосуда корпус. У края плоского донышка, как правило, выделяется небольшой рантик, не имеющий орнаментального значения, но связанный с определенным приемом лепки сосуда. Иногда рантик почти незаметен или совсем отсутствует.

От этих сосудов отличаются горшки (рис.69,3,6), имеющие аналогичный плавно, не сильно отогнутый венчик и более или менее выпуклые плечи корпуса. Ниже корпус плавно сужается. Диаметр дна у этих сосудов значительно меньше диаметра плечиков и венчика. У донышка также обычно имеется небольшой рантик.

Наконец, найдены горшки (рис.83,3,5), у которых венчик почти вертикален или даже слегка вогнут внутрь. Стенки корпуса у них почти цилиндрические или очень слабо выпуклые, без плечиков. Эта архаическая форма встречается довольно редко.

Варианты горшков этих трех типов отличаются друг от друга в основном по орнаментации венчика. Наиболее распространены горшки, у которых край венчика украшен пальцевоногтевыми защипами и расположенными чуть ниже сквозными проколами. Встречаются сосуды, у которых венчик украшен только одними защипами или только проколами. Довольно часто край венчика украшен косыми насечками, нанесенными круглой палочкой или ребром плоской палочки (рис.69,5;77,1). Встречаются также сосуды, имеющие гладкий венчик без всяких украшений. Корпус горшков почти всегда лишен орнамента; лишь изредка на изгибе шейки или на плечиках имеются горизонтальные ряды луновидных ногтевых вдавлений (рис. 83,10). 

Особо следует отметить хронологически ранний тип горшков, у которых чуть ниже края венчика, а иногда даже на плечиках расположен горизонтальный налепной валик. Этот валик может быть гладкий, но чаще он украшен пальцевыми защипами. Под валиком обычно наносился еще ряд сквозных отверстий (рис. 83,1-2,4). На сосудах из ранних комплексов встречаются и другие виды орнаментации при помощи налепливания кусочков глины. Например, ниже края венчика помещали ряд круглых налепленных шишечек (рис.83,9).

Кувшины встречаются реже. Их можно разделить на три типа. К первому типу относятся кувшины (рис.83,13) со сравнительно узким и высоким горлышком, которое имеет широкий, сильно оттянутый наружу в горизонтальном направлении край. Корпус округлый, с небольшим плоским дном.

Второй тип представлен кувшинами (рис. 83,12), которые также имеют узкое и высокое горлышко, но верхняя часть его почти прямая или очень слабо отогнута. Горлышко тонкое, край его закруглен или имеет прямой срез.

По крайней мере некоторые экземпляры кувшинов имеют вертикальную ручку, соединяющую горлышко с корпусом. Ручки овальные в сечении. Наружная сторона их гладкая или украшена простым орнаментом из продольных или перекрещивающихся желобков (рис. 83,14-15). Встречаются ручки, разделенные на части тремя глубокими продольными бороздами. Очевидно, это — подражание аналогичным ручкам амфор позднеэллинистического и римского времени.

Наконец, иногда находят кувшины с широким, как у горшка, верхним отверстием. Венчик очень слабо отогнут и край его закруглен. В одном месте край выступает вперед, образуя носик для сливания жидкости (рис.69,20). Судя по наличию нагара на некоторых экземплярах, кувшины этого типа иногда использовались, так же как и горшки, для приготовления пищи.

Довольно часто на поселениях попадаются глиняные миски (рис.69,14-16). Все эти сосуды принадлежат к одному типу и отличаются друг от друга главным образом по профилю края бортика. Количественно преобладают миски с загнутым внутрь, краем. Реже встречаются миски с ровным закругленным или плоско срезанным краем бортика. Иногда дно мисок, в отличие от всех других сосудов, имеет кольцевой поддон (рис. 69,13).

От мисок, которые использовались как столовая посуда для приема пищи, следует отличать плоские глиняные блюда или сковородки (рис.69,17-19). Они имеют ровный бортик, поставленный почти под прямым углом ко дну сковородки. Некоторые из этих сосудов имеют нагар и, следовательно, применялись для приготовления пищи. В частности, на таких сковородках можно было выпекать хлебные коржи, аналогичные тем, которые известны по находкам на Пастерском городище.

В особую группу должны быть выделены сосуды для процеживания — глиняные дуршлаги. Они имеют форму сковородок или горшков, у которых в дне, а иногда ив стенках круглой палочкой еще до обжига проделано много сквозных отверстий (рис.69, 11-12). Назначение этих сосудов могло быть весьма разнообразным. Считают, что они использовались для отделения сыворотки от творога. Это вполне возможно, но одновременно такие сосуды могли применяться для выдавливания сока из различных ягод и плодов, для процеживания меда и т. п.

Кубков или кружек найдено немного, но формы и размеры их весьма разнообразны (рис. 69,2,7-10). Стенки кубков бывают цилиндрическими или слегка сужающимися книзу. Попадаются сосуды с конусообразной ножкой, которые по форме напоминают рюмки. Все эти сосуды для питья отличаются тем, что у них нет ручек. Глиняные ковши с ручками, которые так часто встречаются на соседних поселениях бассейна р. Ворсклы и в других местах лесостепи, на донецких памятниках совершенно отсутствуют. Как правило, кубки не орнаментированы, по изредка попадаются экземпляры, у которых верхний край украшен пальцевыми защипами, проколами, насечками.

Техника изготовления глиняных сосудов всех форм одинакова, если не считать некоторых мелких особенностей, которые касаются лишь отдельных экземпляров. Глина для лепки вымешивалась обычно слабо, что заметно по изломам, где часто видна ее комковатая структура. В качестве отощающего жирную глину материала добавлялся мелкий кварцевый песок, а иногда в очень небольшом количестве также шамот.

Сосуды небольшого размера с низкими стенками (кружки, сковородки, миниатюрные культовые сосудики) изготавливались из одного куска глины путем соответствующей формовки руками на плоской подставке.

При лепке других сосудов, с более или менее высокими стенками (горшки, кувшины, глубокие миски и т. д.) применялась жгутовая техника. Вначале лепилось из целого куска донышко, а затем на нем путем последовательного наложения жгутов наращивалась стенка. Это очень хорошо видно на ряде обломков сосудов, где линия излома проходит по месту соединения жгутов. Характерный для горшков рантик у края донной части образовывался оттого, что при скреплении первого жгута с донышком часть глины у донышка отдавливалась пальцем в стороны.

В качестве подставки часто употреблялся поставленный вертикально чурбан, отчего на донышках многих сосудов видны отпечатки торца дерева. Для удобства отделения готового сосуда от подставки последняя иногда посыпалась песком или половой.

После окончания лепки стенки сосуда внутри и снаружи заглаживались рукой, смоченной в воде. Лощение, притом обычно очень слабое, встречается, но не типично даже для ранних образцов местной керамики. Орнамент наносился пальцами (защипы, пальцевоногтевые вдавления) или палочкой, обычно круглой( проколы и косые насечки), реже ножевидно заостренной (косые насечки треугольного сечения). Обжиг керамики неравномерный, костровый. Стенки не прокаливались обычно на всю толщину, что хорошо видно по двух или трехцветным изломам и пятнистой поверхности.

Несмотря на сравнительную простоту изготовления местной глиняной посуды, ею дорожили. Нередко встречаются обломки горшков, у которых имеются отверстия, просверленные в стенках около излома; через эти отверстия продевался шнурок или ремешок и разбитый сосуд связывался. Для варки пищи он, конечно, не годился, но мог с успехом служить для хранения разных припасов.

Исследование различных поселений и погребений раннего железного века в лесостепной части бассейна Донца, особенно раскопки(Например, раскопки С. А. СеменоваЗусера на городище у с. Б. Гомольши, раскопки автора на городищах у с. Каравана, городища у г. Люботина, на селищах у с. Островерховки, у ст. Шелковой и др.
) участков, на которых культурный слой накапливался в течение длительного времени и достигает большой толщины (иногда до 2 м), позволяет наметить хронологические особенности развития типов местной глиняной посуды. Для архаической эпохи (VI вв. до н. э.) характерны керамические комплексы, в которых часто встречаются горшки, украшенные налепными валиками с пальцевыми защипами. Эти валики расположены у края венчика и могут сочетаться с орнаментацией самого венчика пальцевыми защипами и проколами. Встречаются формы сосудов, генетически восходящие к керамике бронзового века (например, баночные горшки или горшки, у которых орнаментальный валик расположен не у края венчика, а на плечиках сосуда). Имеются кувшины первого типа с горизонтально оттянутым венчиком. Изредка попадаются слаболощенные миски, очевидно, подражающие керамике, широко распространенной в бассейне Ворсклы и в более западных культурах. Сосуды, у которых венчики украшены просто защипами и проколами, а также сосуды с гладкими слабо отогнутыми венчиками не характерны для какоголибо определенного времени и одинаково часто встречаются в ранних и поздних слоях.

С V в. до н. э. заметны изменения, которые выражаются главным образом в тенденции упростить орнаментацию керамики. Валики уже очень редко украшают венчики горшков, причем иногда вместо налепного валика встречаются менее массивные, украшенные защипами валики, образованные при помощи оттягивания глины от края венчика. Совсем исчезают формы сосудов, связанные с керамикой бронзового века. Наряду с горшками, украшенными защипами и проколами, получают распространение горшки, у которых по краю венчика нанесены косые насечки. Вместо кувшинов первого типа распространяются кувшины второго и третьего типов.

В поздних комплексах IV—II вв. до н. э. горшков, украшенных горизонтальным валиком, уже совсем нет, и всецело господствуют сосуды, украшенные по краю венчика защипами, насечками, проколами. Встречаются горшки, украшенные рядом луновидных ногтевых вдавлений. В конце этой эпохи в керамических комплексах начинают попадаться отдельные образцы сероглиняной керамики сарматского типа.

Сопоставляя донецкую лесостепную керамику с керамикой окружающих ее и хронологически одновременных культур Восточной Европы, можно заметить, что комплекс ее достаточно своеобразен. Б. Н. Граков и А. И. Мелюкова в свое время уже показали, что керамика лесостепных культур раннего железного века существенно отличается от керамики степных скифских племен. Керамика различных культур лесостепи имеет гораздо больше общих черт, но и тут между комплексами отдельных районов наблюдаются значительные различия.

Прежде всего, донецкая керамика скифского времени резко отличается от той керамики, которую изготавливало в эту же эпоху население, жившее в бассейне р. Ворсклы. Это отличие выражается в полном отсутствии на Донце глиняных ковшей с высокими ручками и мисок с орнаментированными бортиками. Кроме того, для ранних памятников бассейна Ворсклы, как и для более западных районов лесостепной полосы, характерно наличие большой группы керамики, поверхность которой имеет хорошее, иногда напоминающее эмалировку, лощение черного, серого или красноватого цвета. При этом лощеные сосуды часто украшены резным геометрическим орнаментом, инкрустированным белой пастой. На Донце в архаических памятниках изредка встречаются обломки мисок или корчаг со слабым лощением, а сосуды с хорошим лощением и геометрическим орнаментом, инкрустированным белой пастой, в скифское время вообще не изготовлялись.

Ковши с высокими ручками и миски с бортиками, украшенными сквозными проколами или наколами с «горошинами», довольно часто встречаются и в комплексах Посулья, хотя здесь их, повидимому, меньше, чем в бассейне Ворсклы. Кроме того, посульские горшки отличаются от донецких тем, что в их глине обычно много крупнодробленного шамота, который делает поверхность сосудов бугристой. В донецкой керамике основная примесь — мелкий песок, а шамот встречается редко и обычно лишь в небольшом количестве.

Ряд общих черт донецкая глиняная посуда имеет с керамикой скифского времени ь бассейне р. Пела. Правда, памятники раннего железного века на этой территории известны пока в ограниченном количестве и изучены слабо, но все же можно отметить, что на Пеле так же, как и на Донце, не получила распространения лощеная керамика, и выделывались простые типы мисок без всякого орнамента. В глиняном тесте сосудов, найденных в бассейне Пела, имеется примесь шамота и дресвы, что сближает ее уже не с донецкой, а с посульской посудой.

Необходимо отметить, что керамика донецких поселений и погребений скифского времени, а также керамика некоторых других районов Левобережной Лесостепи имеют ряд общих черт с керамикой более севериых культур Восточной Европы — юхновской и дьяковской.

Кроме глиняной посуды, на селищах и городищах находят много иных керамических изделий, которые можно разделить на техническую керамику, культовую керамику, украшения, бытовые предметы и глиняные изделия неизвестного назначения.

К группе технической керамики, помимо уже упоминавшихся льячек и плавильных тиглей, относится огромное количество глиняных пряслиц, которые вместе с другими находками убедительно свидетельствуют о большом развитии прядения. Формы пряслиц чрезвычайно разнообразны: конические, биконические, катушкообразные, шаровидные, плоские, грибовидные, цилиндрические и т. п. (рис.68,14). Как правило, они не имеют орнамента. Лишь изредка встречаются экземпляры, украшенные насечками, прочерченными линиями и точками. На селище Шелковая в зольнике № 1 при раскопках 1957 г. найден оригинальный грибовидный грузик с насечками по краю (рис. 83,16). Он очень напоминает грузики так называемого дьяковского типа, хорошо известные по находкам на городищах в бассейне Оки и Верхней Волги.

От пряслиц следует отличать напоминающие их по форме, но обычно немного большие по размеру грузики, на основании которых видны следы потертости в виде прямых или крестообразных линий (рис.83,17-18). Эти желобки указывают на то, что грузики привязывались к какимто нитям. Очевидно, они служили для натягивания нитей основы примитивного вертикального ткацкого станка.

В 1957 г. при раскопках одного из зольников на селище Шелковая найдена вещь, позволяющая получить некоторое представление о характере ткани. На одном из керамических обломков были замечены отпечатки куска ткани (рис.84). По этому отпечатку можно судить, что ткань была простого полотняного переплетения: более тонкие нити утка перекрещиваются в шахматном порядке и под прямым углом с более толстыми нитями основы. Ткань не отличалась большой плотностью. Нити основы расположены на расстоянии 0,3 см одна от другой, а нити утка — на расстоянии 0,25 — 0,2 см. Нити утка крученные. О нитях основы этого сказать уверенно нельзя, так как отпечатки их видны хуже. По находкам античной керамики этот зольник датируется концом VI в. до н. э.

Из глины местные жители делали и детские игрушки. К ним относятся глиняные погремушки. Одна из них была найдена в 1958 г. при раскопках зольника на селище Шелковая (рис.83,19). На концах она имеет кольцевые желобки, необходимые для того, чтобы игрушку можно было привязывать и подвешивать перед ребенком. Поверхность погремушки украшена ногтевыми вдавлениями, а во внутренней полости имеются какието камешки или глиняные шарики. Точно такие же погремушки хорошо известны и на поселениях дьяковской и юхновской культуры.

Иногда на поселениях попадаются небольшие дисковидные поделки из глины в виде пуговиц с одним или двумя отверстиями (рис. 83,20-21). Потертости вокруг отверстий и между ними свидетельствуют о том, что эти глиняные пуговицы действительно к чемуто пришивались, возможно, к одежде.

Культовая керамика (различные зооморфные и антропоморфные статуэтки, миниатюрные сосудики, лепешки и т. п. предметы) уже была охарактеризована выше, при описании
находок у с. Островерховки и на городище Караван. Украшения из глины широкого распространения не получили. Встречаются лишь цилиндрические, бочковидные и шаровидные бусы с тонкими, часто неровно проделанными отверстиями (рис. 77,7-8). 

Некоторые глиняные изделия приходится в настоящее время относить к числу предметов, назначение которых точно не установлено.

На поселениях довольно часто попадаются большие глиняные конусы, поверхность которых хорошо заглажена и украшена глубокими вдавлениями (рис.83,6-8). Эти конусы имеют одно или несколько цилиндрических отверстий, проделанных еще до обжига в сырой глине концом круглой палки. Отверстия бывают сквозными, но чаще они доходят только до середины или до 1/3 толщины корпуса. Обожжены конусы обычно очень слабо и легко разламываются на части. Аналогичные поделки встречаются и в других памятниках раннего железного века в бассейне Ворсклы, Пела, Сулы, Сейма и особенно на деснинских городищах юхновской культуры. Вне этого района (например, на правом берегу Днепра) они попадаются редко. Называют их обычно рыболовными грузилами, но по крайней мере у жителей донецких поселений выполнять эту функцию такие конусы не могли, так как часть их не имеет сквозных отверстий для привязывания, а другие изза слабого обжига очень хрупки. Кроме того, на донецких лесостепных поселениях скифского времени почти совершенно нет следов употребления в пищу рыбы, а конусовидные грузила встречаются часто.

Также неясно назначение небольших дисковидных грузил (рис.68,12), вылепленных из глины или выточенных из обломков керамики.

Обработка камня и кости занимала сравнительно небольшое место в производстве местного населения. Из песчаника и сланца делались точильные бруски (рис.85,8-9) различных размеров, иногда с отверстием для подвешивания их к поясу (рис. 85,8). Из песчаника изготавливались ладьевидные блюда для растирания красок (рис.85,10). Из того же песчаника и из кварцита вытачивались шаровидные камни (рис.85,7) и наконечники для кистеня. Целая куча заготовленных метательных камней была найдена около входа в жилище, раскопанное на селище у с. Островерховки. Для какойто цели выделывались из камня и грузила (рис.85,6). Но, пожалуй, шире всего было развернуто изготовление кварцитовых зернотерок. Отщепы, свидетельствующие об их изготовлении, встречаются очень часто на всех поселениях. Найдены кремневые кресала.

Следует также отметить, что на некоторых поселениях, возникновение которых можно отнести к раннему времени, и в архаических курганах встречаются иногда кремневые ножи и скребки. Неоднократное повторение этих находок свидетельствует о том, что это не случайность. Очевидно, в архаический период еще ощущался недостаток в металлах, и местное население использовало иногда, хотя и в очень небольших масштабах, может быть даже только в определенных культовых целях, изделия из кремня.

Костяные и роговые вещи встречаются редко. В раннее время из кости делались пулевидные втульчатые наконечники стрел (рис. 85,3-4). Как уже отмечалось, на селище у с. Островерховки и на Люботинском городище найдены мотыжки, сделанные из рога оленя. На селище Шелковая — мотыжка из трубчатой кости. Из мелких костей животных делались иглы и проколки (рис. 85,1-2), из трубчатых костей — ручки (рис.85,5). Уникальной находкой является искусно вырезанная из кости ложка, ручка которой оформлена в виде головки лося (рис.79,2). Эта вещь, найденная в 1958 г. при раскопках зольника № 3 на селище у ст. Шелковая является хорошим образцом прикладного искусства раннего железного века, выполненного в так называемом скифском «зверином стиле». Ложка найдена в комплексе, который хорошо датируется концом VI — началом V в. до н. э. На многих поселениях попадаются обрезки рога и костяные пластинки со следами распиливания, которые указывают на наличие местной обработки этих материалов.

Если, говоря о добыче и обработке металлов, мы еще можем предполагать, что эта отрасль производства уже начинает выделяться в самостоятельное ремесло, то изготовление посуды и различных мелких поделок из глины, а также обработка камня и кости, несомненно, еще не выходило за рамки простого домашнего производства.

Достаточно высокое развитие основных отраслей хозяйства обеспечивало местному населению возможность обмена не только с соседними общинами, но и. с более отдаленными городами Северного Причерноморья. Свидетельствами этого обмена являются находки на поселениях и в погребениях греческих амфор (рис. 86), в которых привозилось вино и масло, а также таких предметов роскоши, как чернолаковая посуда и различные украшения из драгоценных металлов и стекла.

Обломки венчиков, ручек, ножек, а чаще стенок античных амфор встречаются, хотя и в небольшом количестве, на многих поселениях лесостепной части бассейна Донца уже с VI— V вв. до н. э.( Обломки античной керамики из наших раскопок были исследованы научной сотрудницей Института археологии АН СССР И. Б. Зеест.). Так, обломок архаической хиосской амфоры конца VI — начала V в. до н. э. был найден на селище у с. Островерховки. Большое количество обломков античных амфор конца VI — начала V вв. до н. э. найдено в зольниках на селище у ст. Шелковая. Обломки фазосских амфор V в. до н. э. найдены на городищах у сел Хорошево, Городища,, Каравана. Две ножки фазосских амфор V в. до н. э. обнаружены в слое скифского времени на Донецком городище.

Заметно увеличивается количество амфорных обломков в эллинистическую эпоху, когда установился наиболее широкий обмен между местными племенами и греческими колониями Сев. Причерноморья, повидимому, через посредство степных скифских племен. Обломки амфор IV—III вв. до н. э. найдены на городищах у сел Б. Гомольши, Городища, на Шейермановском (Люботинском) городище, на селищах Островерховка, Б. Даниловка и Шелаево I (в верхнем течении р, Оскола близ г. Валуек), в одном из курганов у с. Б. Гомольши. В кургане у с. Циркунов сохранилась даже почти целая фазосская амфора IV в. до н. э. (рис. 86,1).

Высоко ценились не только продукты, которые привозились в амфорах, но и сама амфорная тара. Часто встречаются обломки амфор со следами их починки. У края излома просверливались отверстия и обломки связывались Отдельные части сломанных амфор (ручки, венчики) использовались иногда в качестве лощил, они имеют сильно стертые грани (рис. 86,4-5).

Значительно реже в местных памятниках встречается чернолаковая греческая посуда. Только в двух местах: на селище у ст. Шелковая и на селище близ Куряжа найдены . небольшие фрагменты расписных чернолаковых киликов конца VI — начала V вв. до н. э.

Основой для обмена с городами Сев. Причерноморья была, несомненно, продукция земледелия, особенно хлеб, в котором так нуждались греки. Вряд ли местные племена могли предложить греческим купцам или связанным с ними посредникам в значительном  количестве чтолибо другое, кроме зерна, так как продукты местного металлургического производства, обработки камня и кости не могли их интересовать. Охота была развита слабо, а основными поставщиками продуктов скотоводства были, конечно, степные скифы. В какомто количестве мог вывозиться мед и воск. Наконец, захваченных в плен иноплеменников также могли продавать греческим рабовладельцам, тем более, что в собственном патриархальном хозяйстве применение рабов не имело широкого распространения.

Обмен, несомненно, был еще натуральный, о чем ясно говорит почти полное отсутствие находок античных монет, которые датировались бы временем не позже I в. до н. э. Наиболее древней монетой в лесостепной части бассейна Донца является монета фракийского царя Лисимаха (306— 281 гг. до н. э.), но найдена она в составе значительно более позднего клада с римскими императорскими монетами II в. н. э. Более или менее близка к рассматриваемой эпохе монета царя Митридата VI Евпатора (120—63 гг. до н. э.),
которая была найдена в с. Знаменском, бывшего Валковского уезда, Харьковской губернии.

Но даже такая примитивная торговля всё же нарушала замкнутость патриархальнородового коллектива, содействовала укреплению частной собственности и существенной дифференциации среди членов общины. «Тоговля, — говорит К. Маркс, — повсюду влияет более или менее разлагающим образом на те организации производства, которые она застаёт и которые во всех своих различных формах направлены главным образом на производство потреби тельной стоимости».

Своих покойников местное население раннего железного века хоронило в курганах, которые образуют значительные по размерам могильники, расположенные вблизи от поселений. 
В одном из таких могильников вблизи городища Караван на площади около 18 тыс. кв. м, сказалось почти 450 курганов высотой от 0,5 до 2,5 м. Более высокие насыпи встречаются редко. В отличие от степной части бассейна Донца, все лесостепные могильники не только увязываются с местами постоянных поселений, но и вполне однородны. В каждом кургане, как правило, имеется только одно основное погребение раннего железного века. В степи же почти все известные нам донецкие скифские погребения являются впускными в более древние курганы.

Всего в настоящее время в лесостепных могильниках вскрыто более 30 могил. Конструкция их обычно довольно однообразна. Прежде всего устраивалась прямоугольная яма с закругленными углами. В той стороне, где находится голова покойника, яма всегда несколько шире. Сверху яма перекрывалась бревенчатым накатником, а затем сооружалась насыпь кургана. Весьма своеобразно устроена могила в кургане № 2 у с. Б. Гомольши. Здесь внутри могильной ямы оказалось сооружение, имитирующее двускатную крышу над покойником (рис. 87).

Покойники лежат обычно в вытянутом положении на спине. Только в некоторых архаических погребениях могильника у г. Дергачи, как пережиток эпохи бронзы, встретилось несколько погребений со скороченными костяками. Ориентировка покойников неустойчива. Почти одинаковое число их было положено головой в сторону севера и в сторону запада. Очень редко встречается отклонение ориентировки в сторону юга и нигде не зафиксирована восточная ориентировка.

В каждом из сохранившихся погребений был только один покойник. Парных захоронений мужчин и женщин в одной могиле нет. Также не наблюдается погребений насильственно умерщвленных лиц, зависимых от главного покойника. Вместе с покойником в могилу клалась пища, остатки которой в виде отдельных костей животных находят в некоторых погребениях. В отличие от степных курганов здесь совершенно отсутствуют конские захоронения.

Обряд погребения покойника включал в себя и погребальную тризну, которая совершалась после засыпки могильной ямы, но до полного сооружения курганной насыпи. Остатки погребальной тризны в насыпи курганов обычно хорошо видны в виде прослойки золы и древесного угля (от кострища), кусочков разбитой керамики и обломков костей животных. У местного населения, как и у многих других первобытных племен, существовал обычай снабжать покойника некоторыми вещами. В могилах встречаются глиняная посуда, пряслица, наконечники стрел, наконечники копий и дротиков, ножи, мечи, части конской сбруи и различные украшения. В каждом отдельном погребении вещей, как правило, немного, но найдены и сравнительно богатые могилы, принадлежащие, повидимому, представителям родоплеменной верхушки. Так, случайно разрушенное, сравнительно богатое погребение обнаружено в кургане у с. Циркунов в 1939 г. Здесь, среди сохранившихся вещей имеется железный меч, несколько десятков бронзовых наконечников стрел и фазосская амфора IV в. до н. э. (рис.86,1).

При раскопках местных курганов отмечено большое число ограбленных могил, причем в большинстве случаев, как показали наблюдения, ограбление курганов совершалось еще в древности соплеменниками покойника. Об этом свидетельствуют многие признаки: хорошее знание грабителями устройства могил и их содержания, характер взятых вещей (часто абсолютно ненужных позднему кладоискателю), состояние костных остатков, которое указывает, что тело покойника еще не успело полностью разложиться к моменту ограбления.

Этот грабеж могил очень красноречиво говорит о том, что частнособственнические отношения уже пустили глубокие корни в местных родовых общинах. «Ведь ясно, — указывает Ф. Энгельс, — что институт частной собственности должен уже существовать, прежде чем грабитель может присвоить себе чужое добро...».

Вместе с тем трудно себе представить, чтобы грабитель рисковал оставить награбленные вещи у себя, в той же общине, где он жил и где родственники покойника могли легко уличить его в грабеже. Очевидно, эти вещи можно было сравнительно легко сбыть кудато на сторону, в чужие общины. Вообще частная собственность неразрывно связана с наличием индивидуального обмена. В. И. Ленин указывает, что в основании частной собственности «лежит зарождающаяся уже специализация общественного труда и отчуждение продуктов на рынке. Пока, напр., все члены первобытной индейской общины вырабатывали сообща все необходимые для них продукты,— невозможна была и частная собственность. Когда же в общину проникло разделение труда и члены ее стали каждый в одиночку заниматься производством одного какогонибудь продукта и продавать его на рынке, тогда выражением этой материальной обособленности товаропроизводителей явился институт частной собственности» .

Археологические данные позволяют считать, что местное население лесостепной части бассейна Донца в период VI— II вв. до н. э. жило патриархальнородовыми общинами, которые находились на стадии разложения. Имущественное неравенство уже проникло в общину и разделило ее членов на бедных и богатых. В эллинистическую эпоху особенно оживляется обмен с греческими городами Сев. Причерноморья, который нарушал замкнутость патриархальнородового коллектива и содействовал укреплению частной собственности. Однако это разложение все же не привело ещё к полному разрушению патриархальнородовой общины. Элементы рабовладения скольконибудь ясно в археологических памятниках не выражены. Вероятно, даже патриархальное рабство не получило здесь большого развития.

Материальная культура местного населения имела чрезвычайно много общих черт с другими одновременными культурами лесостепной полосы Восточной Европы, начиная от среднего Поднепровья и кончая средним течением Дона, хотя . в отдельных районах лесостепи ясно видны и своеобразные локальные особенности. Кроме того, культура местного населения испытывала значительное влияние со стороны своих южных соседей — степных скифов.

Как мы уже отмечали, население, жившее в раннем железном веке в лесостепном Левобережье, появилось здесь не с юга, как полагают некоторые исследователи, а с запада. Поэтому в архаический период до конца VI в. до н. э. в материальной культуре его сохранялось ещё очень много элементов, связанных с фракийским гальштатом. Однако, население левобережной лесостепи не было совершенно однородным. Сюда пришло несколько различных, хотя и близких по культуре, племён, которые частично вытеснили на север, а частично ассимилировали местное население бондарихинской культуры VIII—VII вв. до н. э. В авангарде вторгнувшихся на Левобережье племен было племя, которое осело в бассейне Ворсклы, где постепенно создается мощный оборонительный узел в виде комплекса Вельских городищ. В этом комплексе наиболее древним является Западное Бельское городище, которое было по всем данным не только политическим, но и религиозным племенным центром. Пока еще трудно сказать, каковы были взаимоотношения между населением, жившим в бассейне Ворсклы, и соседними племенами, занявшими в начале железного века земли в бассейнах Сулы, Пела и Донца. Во всяком случае общность ряда элементов свидетельствует о тесных культурных и экономических связях..

Имеются также несомненные признаки культурной связи с более северными племенами юхновской, городецкой и дьяковской культур. На поселениях юхновской и дьяковской культур встречается керамика, элементы орнаментации которой близки к северодонецкой. Например, на дьяковских и юхновских городищах найдены горшки, украшенные по краю венчика насечками, пальцевыми защипами, луновидными ногтевыми вдавлениями или даже сквозными проколами, которые особенно характерны для донецкой лесостепной керамики скифского времени. В памятниках этих культур можно найти одинаковые типы грузил, льячек, пряслиц, погремушек, вотивных сосудиков, зооморфных статуэток и других изделий из глины. Ряд общих форм обнаружено и среди изделий из кости и рога (иглы, мотыжки, проколки, наконечники стрел, застежки и пр.) Топоры очень своеобразного типа с массивным поперечнорасширенным обухом, аналогичные найденному на селище у с. Островерховки, имеются в памятниках юхновской, дьяковской и милоградской культур. Ближайшие аналогии глиняному жертвеннику на городище Караван имеются на городищах дьяковской и городецкой культур.

Если некоторые металлические изделия общих форм (например, крюкастые серпы, ножи, псалии, наконечники стрел) могли проникать далеко в ходе меновой торговли, то местные глиняные и костяные изделия не использовались для широкого обмена. Распространение последних следует объяснить взаимным культурным влиянием, а возможно и смешанными браками между представителями соседних племен. Во всяком случае, очень трудно видеть отражение одних только культурных связей в совпадении даже мелких деталей местных керамических изделий, формы и орнаментация которых в древности были связаны с глубокими внутриплеменными традициями.

Трудно решить вопрос о том, с каким из племен Северного Причерноморья, упоминаемых античными авторами, мы можем отождествить население, жившее в VI—II вв. до н. э. в лесостепной части бассейна Донца. Скорее всего в верхнем течении геродотовского Сиргиса (Донца) можно поместить племя меланхленов.

Древнейшее упоминание о меланхленах имелось в «Землеописании» греческого географа и историка Гекатея Милетского (конца VI — начала V в. до н. э.). Но, к сожалению, этот отрывок из сочинения Гекатея дошел до нас в таком изложении Стефана Византийского, что какихлибо определенных указаний на местонахождение этого племени не дает.

Самые полные и достоверные, хотя и не всегда понятные современным исследователям, сведения по древней этнографии Сев. Причерноморья имеются в труде Геродота. Меланхленов он помещает между андрофагами и будинами. Первые находились к западу от меланхленов, а вторые — к востоку от них. Описывая восточную часть Скифии, Геродот отмечает, что владения царских скифов простирались частью до Танаиса (Дона). Земли к востоку от Танаиса принадлежали уже савроматам, выше которых жили будины. К северу же от территории царских скифов, т. е. как раз гдето в бассейне Сиргиса (Донца) обитали меланхлены.

В другом месте своего сочинения Геродот уточняет, что от моря до меланхленов 20 дней пути, считая дневной путь по200 стадий. Наконец, при описании движения войск персов к западу из пустыни, что лежит за землей будинов у р. Оара, Геродот рассказывает, как скифы «согласно принятому решению, убегали в земли народов, отказавших им в союзе, именно, прежде всего, в землю меланхленов». Западнее последних упоминаются андрофаги, невры и агафирсы .

Следовательно, можно предполагать, что меланхлены жили гдето в бассейне верхнего течения Донца, недалеко от будинов (живших к востоку от них за Танаисом) и андрофагов. Территория последних, возможно, охватывала бассейн р. Суллы, где археологически засвидетельствовано существование людоедства в раннем железном веке. При раскопках В. А. Ильинской на Басовском городище в бассейне р. Сулы на разных глубинах в культурном слое были найдены многочисленные разрозненные кости людей. На некоторых костях имеются следы насильственного умерщвления.

Характеристика меланхленов, которую дает Геродот, так же не противоречит археологическому материалу, найденному в лесостепной части бассейна Донца. Геродот говорит, что это особое, не скифское племя, у которого были свои «цари», действовавшие в ответственных случаях самостоятельно.
В состав собственно Скифии территория меланхленов не входила. Это независимое положение местного населения нашло свое отражение в возникновении здесь целого ряда городищ, которые служили защитой от нападения степных скифов. Отмечая политическую самостоятельность меланхленов, Геродот одновременно указывает, что образ жизни у них
скифский. Действительно, в материальной культуре местного населения имеется очень много вещей, которые были широко распространены в раннем железном веке, и на территории, где обитали собственно скифские племена (оружие, конская сбруя, некоторые украшения). Впрочем, такое влияние ощущается не только на Донце, а во всей лесостепной полосе.