ВВЕДЕНИЕ
В местности, где теперь находится Харьковская губерния с богатым и цветущим городом Харьковом, в былыя времена кочевали дикиия орды разных народов. Служа широкою дорогою, край этот видел в течение долгих столетий много племен, сменявших друг друга и являвшихся из многолюдной Азии. Были здесь Готы и Гуны в IV веке, Авары и Обры в VI. Следуя друг за другом, они оставляли по себе разные памятннки, сохранившиеся до нашего времени:—это „могилы" (майданы)—большие земляные курганы, во множестве разбросанные по всему необъятному югу России; истуканы каменные, очень грубой работы, известные у народа под именем „баб", разставленные по высоким могилам, будто для стражи; лёхи—какия-то подземелья, соединяющияся между собою, и городища. В этих могилах и лёхах находили различныя старинныя металлическия вещи— оружие и женския украшения, а также и римския монеты с изображением императоров первых веков , свидетельствующия, что этот край был заселен уже в то время.
Затем здесь были Хозары, о которых имеется уже более известий, как живших позднее,—в IX веке; их , в свою очередь, сменили Печенеги, потом Торки п Половцы.
Некоторыя назвааия населенных мест в пределах Харьковской губернии и ныне свидетельствугст о пребывании здесь этих народов Так, напр., Хозарское городище, Хозарское поле, близ г. Валок, Коганово городище. Коганов перевоз, м. Печенеги, в 23-х верстах от г. Чугуева, и др. Городищами назывались места, на которых прежде существовали какие-то города, остатки которых сохранились. Предполагают, что время существования этих городов относится к до-татарскому нашествию, т. е. к XII веку; так были: Коломацкое городище, Донецкое городище и множество других .
Половцы вели постоянныя войны с славянскими племенами и долгое время опустошали их земли. Известны два похода в половецкую землю, один в 1111 и другой в 1185-м году—поход Игоря Святославовича, кончившийся поражением русских князей. Поход этот описан в высоко-поэтическом произведении „Слово о полку Игореве", в котором неизвестный автор воздает хвалу тому Донцу, по берегам котораго селялись впоследствии Харьковские козаки (по малороссийсвому выговору произвосится козаки. Так как во всех документах и подлинных бумагах полка это слово пишется чрез о, то мы поэтому везде и удержали эту орфографию).
„0 Донче! не мало ти велачия, лелеявшу князя на волнах , стлавшу ему зелену траву на своих сребреных брезех , одевавшу его теплыми мглами под сению зелену древу; строжаше е гоголем на воде, чайкам на струях , чрьнядьми (особенный род черных уток ) на ветрех ".
И как было не селиться дюдям в этой благословенной Господом земле! Здесь было все: непроходимые леса, в которых в изобилии водились звери и разнаго рода дичь, реки, кишащия рыбою, рядом с густым лесом,—луга, покрытые чудною травою, и привольныя необъятыя степи, в которых водились даже дикия лошади.
Некоторыя названия населенных мест в пределах Харьковской губернии и ныне свидетельствуют о пребывании здесь этих народов Так , напр., Хозарское городище, Хозарское поле, близ г. Валок , Коганово городище. Коганов перевоз, м. Печенеги, в 23-х верстах от г. Чугуева, и др. Городищами назывались места, на которых прежде существовали какие-то города, остатки которых сохранились. Предполагают, что время существования этих городов отниосится к до-татарскому нашествию, т. е. к XII веку; так были: Коломацкое городище, Донецкое городище и множество других .
Половцы вели постоянныя войны с славянскимп племенами и долгое время опустошали их земли. Известны два похода в половецкую землю, один в 1111 и другой в 1185-м году—поход Игоря Святославовича, кончившийся поражением русских князей. Поход этот описан в высоко-поэтическом произведении „Слово о полку Игореве", в котором неизвестный автор воздает хвалу тому Донцу, по берегам котораго селялись впоследствии Харьковские козаки.
„0 Донче! не мало ти велачия, лелеявшу князя на волнах , стлавшу ему зелену траву на своих сребреных брезех , одевавшу его теплыми мглами под сению зелену древу; строжаше е гоголем на воде, чайкам на струях , чрьнядьми (особенный род черных уток ) на ветрех "
И как было не селиться дюдям в этой благословенной Господом земле! Здесь было все: непроходимые леса, в которых в изобилии водились звери и разнаго рода дичь, реки, кишащия рыбою, рядом с густым лесом,—луга, покрытые чудною травою, и привольныя необ ятыя степи, в которых водились даже дикия лошади.
И вот, начала появляться здесь понемногу оседлость.
Губительным, всесокрушающим ураганом прояеслись татары Чингис-Хана и Батыя по этому краю, превращая на пути своем все в пепел и кучи развалин, делая из городов —городища, и покорили своей власти всю страну. Даже Киев, где сидел когда-то Олег, наводивший страх на могучий Цареград, был разрушен до основания и долго не мог оправиться от такого погрома. Жители, которым удалось избежать смерти или неволи, ушли в более безопасныя места; „набеги татарские одним только зверям, птицам и пресмыкающимся не могли воспрепятствовать обиталища".
Нападения диких татар обезлюдили эту местность в XIII веке, а притеснения и несправедливости другаго народа, почитавшаго себя цивилизованным, в XVII населили ее снова.
Край этот, подвергавшийся постоянным нашествиям татар, через который проходили так называемые шляхи и сакмы—степныя дороги (Муравский, мурава—трава, и др.) ведущие в Московское государство, заселен ими также не был, хотя некоторыя названия бродов и перелазов и других мест говорят об их там пребывании: Ахтырка-Акты-Яр — татарский юрт, где татары загоняли свои стада. Изюмская Сакма—чисто татарския названия.
Южными пограничными русскими городами, „глядевшими прямо в степь", в XVI веке были: Алатырь, Мценск, Орел, Новгород -Северск , Путивль и другие. Открытость границ, незащищенных природою,
внезапность и опустошительность татарских нападений побудили московское правительство еще в XIV веке завести сторожевую службу. В царствование Иоанна Грознаго (1571 г.) было для нея составлено кн. Воротынским общее уложение, и в нем были собраны те правила, которыми должны были руководствоваться станичники.
Пограничные города высылали в степь разъезды, на обязанности которых лежало зорко следить за всем тем, чтоделалось в степи, и предупреждать воевод о возможности неприятельскаго нападения. Служба эта была до крайности трудная. Вот что говорится в уложении: „А стояти сторожем на сторожах с коней не с сседая переменяясь, и ездити по урочищам переменяясь-же на право и налево по два человека по наказам, каковы им наказы дадут воеводы. А станов им не делати, а огни класти не водном месте, коли каша сварити н тогды огня водном месте некласти дважды, а вкоем месте кто полдневал а в том месте не ночевати, а в лесех им не ставится.... и того беречи на крепко, на которые Государевы Украйны воинские люди пойдут ... а которые сторожи не дождався собе обмены с сторожи сойдут... и тем ... быти казненым смертью".
От сторожей, на обязанности которых лежало предупреждать о появлении татар, требовалось много внимательности и тонкаго знания степной жизни: иногда малейшие признаки служили предзнаменованием появления шакалов —степных татар ; — крики птиц и зверей, убегавших пред ордою, уже были ясными предвестниками хищников , несущих с собою гибель и разорение. „Сторожи"—это место в степи, где останавливались сторожа, но останавливались, как видно из приведеннаго, очень не надолго, так что их обитаемьтми цунктами назвать нельзя.
В 1593 году были основаны гг. Белгород, Оскол и Валуйки; граница Московскаго государства, таким образом, отодвинулась на юг, отодвинулись и сторожи. В росписании сторожей этого времени упоминаются уже речки и урочища, находящияся на территории Слободской Украйны, заселенной в XVII столетии. Край этот, прилегавший к южным границам Московскаго государства, не принадлежал ему; не принадлежал он собственно никому, хотя частое появление здесь татар делало его как-бы татарским. Москва же продолжала стремиться расширить свои границы далее на юг. Так, в царствование Борнса Годунова, в 1598 г. был построен г. Царево-Борисов, далеко лежащий за рубежом; но этот город, выдвинутый одиноко в степь, продержался недолго, и уже в 1644 г. в царских грамотах (от 14 апреля и 4 декабря) встречается только Царево-Городище" и „Борисово-Городище".
В царствованиеМихаила Феодоровича (в 1636—40 гг.) построен был целый ряд укрепленных пунктов —„Белгородская Черта" на протяжении 300 верст между реками Ворсклой и Доном. Эта черта охранялась двенадцатыо крепостями (Вольное, Хотмыжск, Карпов, Белгород, Нижегольск, Короча, Яблонов, Новый Оекол, Верхососенск, Ольшанск и Коротояк ).. Пространство между этими городами защищалось земляным валом . Вокруг этпх крепостей, под их защитою, и вдоль вала были поселены служилые московские люди. Укрепленная черта эта не вполне достигала своего назначения, ибо нападения были так внезапны, что татары легко прорывались через нее.
Как мы уже говорили, уцелевшие остатки жителей местностей, сильно пострадавших от татарских нашествий, ушли за Днепр. Край этот, по разрушении Киева монголами, перестал быть центром Руси, ибо великокняжеский престол был, перенесен во Владимир. Подверженный постоянным нападениям татар и терзаемый междоусобиями русских князей. Киев не мог оставаться самостоятельным, и в 1320 г. со всеми землями по Днепру был покорен Ольгердомю. Покорение это для южно-русскаго населения было благодетельно, ибо Литва, в то время почти уже христианская держава, присоединила кс себе этот край, даровав жителям совершенную равноправность и свободу вероисповедания. Пробыв недолго во власти Литвы, южноруссы были подчинены Польше при Владиславе-Ягелле, женившемся на королеве Ядвиге и соединившем владения Литвы и Польши в одно государство. От этого для жителей поднепровских не произошло никаких перемен в первое время, ибо и к Польше они были присоединены на тех же правах, т. е., как равные к равным. С течением времени эти отношения начали изменяться, и русское население подверглось разным прнтеснениям. Желая от них избавиться, многие уходили в никем незанятыя пустынныя. недоступныя и поэтому непривлекательныя для наездников места, лежащия при днепровских порогах, места болотистыя, густо заросшия тростником,—и селились там вольшими ватагами, которыя, по мере того, как численность их увеличивалась, составили целую общину, получившую впоследствии правильное устройство, которое им дал Евстафий Дашкевич (1535), староста черкасский и каневский, в продолжение пяти лет (с 1503 г.) находившийся также на службе у московскаго царя. Община, им устроенная, получила название Коша (с татарскаго— стан ) и разделялась на курени. Главным начальником запорожских козаков был кошевой атаман, и первьм из них — Евстафий Дашкевич, этот бич Божий для татар.
Таким образом, образовалось „славное запорожское низовое войско". Живя в стране, постоянно подвергавшейся нападениям татар, жители, естественно, должны были всегда быть готовыми к отражению неприятеля. Мирно заниматься хлебопашеством они не могли, ибо труды их в один день часто бывали уничтожаены. Эти условия жизни выработали у них особенный строй воинский, а постоянная боевая обстановка—лихость и отвагу. Они не ограничивались уже пассивною деятельностыо наблюдения за неприятелем, но и сами стали иногда на него нападать; так в 1515 году кошевой Евстафий Дашкевич и первый малороссийский гетман Предислав Ланцкоронский (1531), введший воинское устройство среди малороссийских жителей, опустошили Буджакскую орду (между устьями рр. Днепра и Дуная). Образование такого воинственнаго народа на южных границах государства полякам было очень выгодно, так как они могли не держать здесь своего постояннаго войска, предоставляя защиту края козакам .
Это отдично понимал Сигизмунд I и, желая поддержать
дальнейшее развитие козаков, даровал им права, равныя с правами польскаго шляхетства,—позволил селиться хуторами выше порогов по обеим сторонам р. Днепра.
Первый раз южноруссы получили название козаков в 1516 г.. Слово „козак ", по всей вероятности, происхождения татарскаго и означает вольнаго, свободнаго, легко вооруженнаго воина—всадника. Очень возможно, что поселившаяся по Днепру община получила свое название козаков от татар, с которыми она вечно воевала и удержала его за собою, тем более, что до того времени она не носила какого-либо самостоятельнаго названия. Главою малороссийских козаков был гетман, живший в Черкасах.
Козацкая община росла, поощряемая правительством, делалась все сильнее так, что впоследствии даже возбудила опасение королей. Козаки, нападая на границы польской соседки—Турции и грабя на Черном море ея корабли, нередко ссорили эти два правительства. Стефан Баторий, предвидя от козаков опасность для. самого государства и для Польскаго господства в Украине, первый старался их ослабить, но делал это очень осторожяо; он учредил реестровых козаков , так сказать, „под ружьем ", ограничил число их шестью тысячами. Следовательно всем козакам , не вошедшим в число реестровых , предлагалось, забыв свою вольность и любезную или боевую жизнь, обратиться в гречкосеев и подчиниться власти помещиков. К неудовольствию, вызванному таким стеснением их вольноетей присоединилось еще раздражение, обусловленное преследованием за исповедание православной веры, которую поляки презрительно называли „хлопскою", и козаки стали уходить на днепровские острова, где вскоре и образовалась запорожская сечь . Эта заставившая громко говорить о себе, сечь сделалась сборным пунктом всех недовольных козаков , желавших отомстить Речи Посполитой за все свои обиды; поводами для набегов их на Польшу были преимущественно религиозныя притеснения, слабыя вначале, но ставшия нестерпимыми с того времени, как , призванные в Польшу Стефаном Баторием для борьбы с протестантизмом , иезуиты воздвигли жесточайшия гонения на греко-российскую веру.
Иезуиты, для подчинения западно-русской церкви власти папе придумали унию, сущность которой заключалась в следующем: православные должны были признать главенство папы, как наместника Христа и главы вселенской церкви, обряды западной церкви—наравне со своими; церковный язык оставался славянский. Главная-же цель этой унии, конечно, была в подчинении русской церкви власти папе, к которой они постоянно, но неудачно, стремились.
На брестском соборе (1596 г.) уния оффициально была принята, узаконена и начала вводиться силою, жестокостями, вызвавшими ряд козацких возстаний, повлекших за собою ототпадение Малороссии от Польши и ослабление этого государства.
Каков был характер преследований и в каком беззащитном состоянии находился народ, можно видеть из того, что, отдавая свои имения в аренду, польские помещики вместе с этим давали право жиду арендатору „казнить крестьян смертью" за разные проступки, по их усмотрению. Вместе с землею в аренду попадали и храмы Божии, из которых жиды извлекали большую выгоду, ибо за всякую требу—за крещение ребенка, похороны, свадьбу, за право совершать это в церкви, жид брал деньги; ни один поп без квитка, взятаго от „риндаря" (арендатора), не имел права крестить или венчать.
„Во власти Иуды был храм Господен, Иуда продавал причастие Духа святаго, Иуда продавал Крест спасения".
Храмы иные были запечатаны, другие обращены в синагоги, иконы и церковные сосуды переливались на монеты.
Притеснение православной веры и, главным образом, отнятие вольностей, заставило козаков — этих „геligionis nullius", о которых поляки говорили, что „nie ludzie", а просто сволочь, скопище разбойников,—возстать открыто. К ним присоединились и крестьяне, изнемогавшие под гнетом жидов, этих вампиров, высасывавших у них последние гроши. Первое возстание было поднято при гетмане Косинском. Хотя этот Косинский кончил жизнь свою во время попойки в Черкасах, где был убит одним шляхтичем, но народная фантазия сочинила легенду, что он погиб мучеником за веру православную, будучи замуровлен живым в каменном столбе поляками, схватившими его предательством. Имя-же Косинскаго, Криштоф ,—заставляет более предполагать, что и возстание, поднятое им, имело своею целью ратовать за свои вольности козацкия, на которыя посягало польское правительство, а не за веру, так как даже гетманами у них бывали нередко католики—поляки знатнаго происхождения.
Второе возстание поднял Наливайко (Гвоздич — дворянин белорусский). Дела козаков вначале были удачны—они побили поляков под Чигирином , но, понеся поражение под Лубнами исполняя требования Жолкевскаго, сами выдали своего гетмана, который и был казнен в Варшаве в 1597 году. Но и о нем сложили легенду, будто он был сожжен „у мидяному волу", так ужасно погибнув за веру-же православную.
Народ изнывал также под тяжестью всевозможных денежных поборов и содержания польскаго войска, которое введено было на Украйну поляками, предвидевшими возможность возстания, но в фанатическом ослеплении своем шедшими по пути гнета и насилия все дальше и дальше. Не образумило поляков даже и такое проявление взрыва народной ненависти, как „тарасова ничь" (1628 г.), знаменитая своею свирепостью и ясно показавшая, что терпение украинскаго народа имеет свои границы, перейдя которыя он превращается в неумолимаго и не дающаго пощады мстителя.
Возстание следовало за возстанием: но все они были неудачны, а вожди их обыкновенно мучительною смертью платились за поднятие оружия.
Сейм в 1638 году сделал следующее энергичное постановление даже относительно запорожских козаков , которые на самом деле, были почти независимы от короны, польской: „запорожские козаки за поднятие возстания ?трачивают навсегда все свои права, привиллегим, старшину и доходы и другия преимущества и обращаются в хлопов ". 0 Малороссии-же, где польское влияние было несравненно сильнее и где легче было приводить в исполвение сеймовыя постановления, и говорить нечего,—народ там был лишен всего, чего только лишить было возможно.
Изнеможенный страданиями и доведенный жидами до крайняго разорения, народ, не веря в возможность изменения обстоятельств к лучшему у себя на родйне, стал прибегать к переселениям. К этому влекло его еще то, что по соседству лежала земля одноплеменной и единоверной России со своими обильными и никем незанятыми привольными пустошами.
Между тем, среди Украинскаго народа появился вождь, своею энергиею, умом и воинсишми дарованиями далеко превосходивший всех, бывших раньше — это Богдан Хмельницкий, „козак расторопний и в делах козацких военных, и у письме беглий" '); но не любовь к родине, к несчастию, воодушевляла его, когда он брался за оружие, а личная месть.
Не находя в суде справедливости и защиты против своего оскорбителя Чаплинскаго, который силою занял его хутор Субботово, отнял у него любовницу и высек сына, после чего тот и умер, Хмельницкий обратился с жалобою к королю; но слабый Владислав IV не мог ему помочь ни в чем, хотя и желал; что мог он сделать в государстве, где его подданные магнаты, опираясь на свои колоссальныя богатства, приобретенныя поборами с народа, платя деньги шляхте, своевольной и безтолковой толпе, за которыя она готова была делать, что угодно—были далеко сильнее короля, выбраннаго ими-же с условием пнодтверждать и расширять их вольности. Он только напомнил Хмедьницкому, что у козаков есть сабли, чтобы мстить за свои обиды. Этим Владислав указывал путь к возстанию против того правительства, представителем котораго был он сам. После такого ответа самаго короля, Хмельницкому ничего не оставалось, как послушаться его и взяться за оружие. По другим источникам, слов этих Владислав не говорил Хмельницкому, но подобное писал Черкасскому полковнику Барабашу: „еже-ли-де жолнере есте добрыи, шаблю и силу имеете, и кто вам за себе стать воспящает ". Это будто-бы письмо Хмельницкий обманом добыл и с ним отправился в обычное в то время место для всех обиженных и угнетенных —в Запорожье, где его козаки приняли с радостью; оттуда он ушел в Крым и склонил хана на войну против Польшии. 21 апреля 1648 года Хмельницкий выступил из сечи в поход уже гетманом с 8 тысячами козаков и отрядом татар, под предводительством Тугай-бея, мурзы Перекопскаго.
Прежде всего Хмельницкий направился против Чигирина, чтобы отомстить своему врагу.
Ряд одеражанных побед над польскими войсками: у Желтых вод , Корсуня, под Пилявой—высоко поставил его в глазах украинскаго народа.
Хмельницкий универсалом (от 28 мая 1648 г.), в котором именовал себя „гетманом войска запорожскаго и всея по обеим сторонам сущей Украйны малороссийской, призывал народ к оружию, обясняя те поводы, которые побудили его начать возстание; причем говорил, что поднял он его не против короля. Все, что только было способно на Украйне носить оружие, откликнулось на призыв гетмана и устремплось к Белой Церкви, куда звал универсал. Народ возстал и вооружился поголовно. Огонь запылал по всей Украйне; война велась с обеих сторон с таким ожесточением, что содрогаешься от ужаса, читая повествования летописцев, относящияся ко времени этой истребительной войны. Жители всех городов, которые брались неприятелем, подвергались обыкновенно поголовному избиению; пол и возраст не спасали никого от ножа разсвирепевших убийц.
После одержанной козаками победы под Зборовым, заключен был договор, по которому число реестровых козаков было увеличено до 40 тысяч . Договор этот не обезпечивал мира: все, невошедшие в число реестровых , должны были, положив оружие, приняться за мирныя занятия. Но трудно это было исполнить народу, у котораго война уничтожила все, трудно тем более еще, что народ испытал сладость победы, свободы. Это понимал и сам Хмельницкий, говоря: „поляки поддели меня,— я подписал договор, котораго исполнить нельзя. Только 40 тысяч козаков! что-же мне делать с остальным народом !?"
Не умел Хмельницкий воспользоваться плодами побед своих. Думал ли он , собираясь поднять возстание с целью только отомстить за себя, что события так далеко заведут его? После пилевской победы Варшава была открыта, тем более, что в ней "чернь (католическая) готовилась подняться против шляхты по-козацки, и если-бы хотя один козацкий тиолк появился на берегах Вислы, то вельможные паны бежали бы из Варшавы опремотью": а со взятием ея Хмельницкий мог бы продиктовать полякам мир, какой бы пожелал, мир, который мог бы принести и полное освобождение, и самостоятельвость его родины. Но Хмельницкий, в разсчеты котораго это, повидимому, не входило, колебался. не пошел дальше, не смотря па требование козаков —„веди нас на Ляхив,. кинчай Ляхив !" А вместо того он, несколько раз побеждавший поляков, бравший гетманов в плен , „как верноподданный", послушался приказания вновь избраннаго короля, Яна Казимира, слабаго из слабых, отступить на Украйну. С этого момента дело козаков , начавшееся так удачно, было проиграно; результатоы этих славных побед — было полное разорение края.
Хмельницкий разсылает новые универсалы, народ напрягает свои поеледния силы; пришли и татары под предводительством самого хана—Ислам-Гирея; армия союзников простиралась до 300 тысяч ; правда у Хмельницкаго был всякий сброд , вооруженный чем попало.
Союзники осадили поляков в укрепленном лагере под Збаражем (1649 г.), на помощь которым двинулся король. Хмельницкий с ханом поспешили к нему на встречу и снова одержали полную победу. Сам король, защищаемый горстью храбрецов, едва держался. И в этот момент Хмельницкий нриказывает прекратить бой и отступить! Снова был упущен благоприятный случай и теперь уже навсегда. Заключенный договор был выгоден только для татар , да для гетмана с его реестровыми. Хмельницкий не позаботился об участи народа, думая только о себе; Хмельницкий преклонил колени, целовал королевскую руку и благодарил за этот договор, отдававший несчастный украинский народ снова во власть его мучителей.
Мир продолжался недолго, украинцы не хотели подчиниться его решению, и война вспыхнула снова. В битве под Берестечком (1651 г.) козаки понесли страшное поражение. Этим заключилось возстание, поднятое при таких, казалось, благоприятных условиях. По белоцерковскому договору, число реестровых козаков было ограничено 20 тысячами, гетман утверждался королем и обязывался не вступать ни в какия сношения с соседними странами; народ оставался в прежней зависимости у поляков и жидов.
Истощив все силы в безполезной борьбе, приведшей Украину в полное разорение, народ понял, что ему собственныыи силами не избавиться от ига своих гонителей и, не надеясь уже более на своего гетьмана, несумевшаго воспользоваться плодами своих побед, видел все свое спасение только в бегстве из этих неблагоприятных для него мест. И вот, потянули они целыми толпами, часто прокладывая себе путь вооруженною рукою, искать себе новаго отечества, где бы ни было ни панов, ни жидов, ни унии.
<<предыдущая||содержание||следующая>>
