Для дальнейшего развития производства требовалось большое разнообразие орудий труда, улучшение их качества и увеличение количества. При этом такие материалы, как камень, кость и дерево, а также медь и некоторые другие цветные металлы, известные людям в бронзовом веке, уже не могли удовлетворить возросшие потребности. Особенно резко ощущался недостаток хорошего металла. Медные и бронзовые орудия в ряде случаев не могли соперничать даже с изделиями из кремня. Кроме того, вещи из цветных металлов были мало доступны, потому что залежи руд, содержащих эти металлы, встречаются довольно редко.

Поиски нового материала привели к тому, что люди начали использовать для своих нужд железо. Первые изделия из этого прочного голубовато-серого металла появились в странах Малой Азии, Месопотамии и в Египте еще в начале II тысячелетия до н. э. Очень рано и, по-видимому, самостоятельно научились добывать и использовать железо негры в Африке. Позже изделия из железа появляются и на юге Европы.

На первых порах железа было мало, оно очень высоко ценилось и применялось преимущественно как драгоценный металл для изготовления украшении или для инкрустации бронзовых вещей. Изредка из железа делали мелкие орудия. Серьезного значения для развития экономики эти первые случаи применения железа еще не имели, но постепенно накапливался ценный опыт обработки нового металла, изучались его свойства. Только с переходом к изготовлению из железа большого количества разнообразных орудий производства наступает настоящий железный век, который Ф. Энгельс образно называл эпохой «железного меча, а вместе с тем железного плуга и топора».
На территории Европейской части СССР, как недавно показал в одном из своих исследований Б. Н. Траков, первые шаги в направлении добычи и использования железа были сделаны уже в средине II тысячелетия до н. э. Примерно к этому времени относится погребение в кургане № 6 урочища Бичкип-Булук около г. Степного в Ставропольском крае, где был найден железный копьевидный нож и бронзовый проушной топор. Железное шильце и ножичек были найдены вместе с бронзовым кельтом и бронзовым украшением в виде круглой бляхи (так называемый тутул) в погребении № 9 Младшего Волосовского могильника в бассейне р. Оки, которое датируется по А. Я. Брюсову XI—X вв. до н. э Наконец, на селище белогрудовской культуры (X—IX вв. до н. э.) у с. Краснополья в Уманском районе УССР был обнаружен кусок железного шлака.

Весьма рано с процессом добычи железа ознакомились и племена, жившие в бассейне Дона и Донца. Об этом убедительно свидетельствует несколько археологических находок. Еще в 1936 г. во время раскопок Г. В. Подгаецкого на левом берегу р. Воронеж было обнаружено поселение срубной культуры (средины II тыс. до н. э.) с остатками местного металлургического производства. Здесь найдены обломки плавильных тиглей и шлаки от плавки медной руды, а также шлаки, получившиеся при добывании железа. Удалось отыскать и готовое изделие из железа в виде четырехгранного шила. Недавно на селище той же культуры у с. Семидворки в Воронежской области А. Н. Москаленко нашла железную заготовку в виде четырехгранного прутика. Как уже отмечалось, железные вещи (четырехгранное шило и нож) были обнаружены также при раскопках на селищах предскифского времени в урочище Бондариха (близ Изюма) и у с. Оскол.

Если во II тысячелетии до н. э., в бронзовом веке, делались лишь первые шаги в использовании железа, то уже с VII в. до н. э. новый металл на нашей территории начинает господствовать.

Вначале человек мог делать мелкие предметы из редко встречающегося метеоритного железа, но сколько-нибудь серьезного практического значения это не имело. Металлургия железного века началась тогда, когда люди научились добывать этот металл из руды, представляющей собой окись, железа. Железная руда, особенно в виде так называемой болотной руды, встречается в природе гораздо чаще, чем медная, и это было одной из причин, которые способствовали довольно быстрому распространению металлургии железа.
Добывали железо из руды сыродутным способом(Термин «сыродутный» стал употребляться сравнительно недавно для обозначения старого способа плавки железной руды, при котором, в отличие от нового, доменного способа, применяли дутье не нагретого, а холодного (сырого) воздуха.). В примитивный плавильный горн, представлявший собой иногда простую яму с небольшим отверстием в нижней части для дутья воздуха, засыпали древесный уголь и измельченную руду. Вместе с рудой в горн попадало и некоторое количество пустой породы (кремнезем, глинозем и др.). Задача древних металлургов состояла в том, чтобы восстановить содержащуюся в руде окись железа в металлическое железо и отделить пустую породу. При горении угля, которое усиливалось путем дутья воздуха в горн через специальные глиняные трубки—сопла, образовывалась довольно высокая температура порядка 1300—1400°. Внутри сыродутного горна, в атмосфере, насыщенной окисью углерода, в результате ряда химических реакций происходило восстановление окиси железа в зерна металлического железа. Эти зерна накапливались на дне горна и слипались (сваривались) в губчатый слиток-крицу. Одновременно образовывался жидкий шлак, в который помимо пустой породы входило большое количество закиси железа.

Потери железа при сыродутном процессе были очень велики. Б. А. Колчин, обстоятельно изучавший вопрос о добыче железа в древности, считает, что до 50% железа, содержавшегося в руде, оставалось в шлаке. Это подтверждается анализами шлаков, найденных на поселениях скифского времени. Кроме того, анализы этих же шлаков и руды показывают, что металлурги раннего железного века уже умели обогащать руду и использовали известняк в качестве флюса, облегчающего образование шлаков при сыродутном процессе.

Извлеченная из горна крица несколько раз проковывалась для удаления шлаков и уплотнения металла, а затем ее рубили на куски таких размеров, которые были нужны для изготовления различных вещей. Основным методом обработки железа была ковка его. Получать железо в жидком состоянии в раннем железном веке на территории Европы, по-видимому, не умели. Однако, в Китае уже в эту эпоху применялось литье из чугуна.

Относящиеся к раннему железному веку горны для добычи железа сыродутным способом встречаются довольно редко. Остатки их были найдены Б. Н. Граковым в слоях IV—III вв. до н. э. Каменского городища па Днепре, но сохранились они здесь очень плохо.

Подобные находки зафиксированы и в бассейне Северского Донца. Одним из мест, где племена, жившие в бассейне Донца, занимались еще в начале железного века добычей руды и «варкой» железа, были окрестности с. Городища на территории нынешней Луганской области. Еще в 70-х годах XIX в. харьковский геолог А. Носов отметил наличие здесь следов древних разработок железной руды. Это было подтверждено и современными геологическими исследованиями. Однако долго не было точных археологических данных о том, кому принадлежали городищенские древности( В литературе высказывались, но без необходимых доказательств, предположения о том, что добычу и плавку руды здесь организовали либо кочевники татары, либо генуэзцы и т. и.) .

В 1950 г. автор этой книги приступил к специальному археологическому изучению остатков древнего железоделательного производства у с. Городища. Археологические разведки и небольшие раскопки показали, что к югу от села, у балки Городной(Ручей балки Городной впадает в р. Белую, которая является притоком Луганки), где имеются выходы железной руды и остатки древних плавильных горнов, сохранились следы двух селищ. Одно относится к IV—III вв. до н. э., когда здесь жили скифские племена, а другое связано с племенами салтовской культуры (VIII—X вв. н. э.). При разведках в 1957 г. здесь был найден каменный пест для дробления руды и образцы характерной скифской и салтовской керамики. Интересно, что в глиняной массе сосудов этих двух групп иногда попадаются примеси в виде кусочков железной руды. Рядом имеется курганный могильник.

Следы древних разработок железной руды, которая представлена бурыми и охристыми железняками(Анализы руды, произведенные А. Носовым, показали, что она содержит до 58% окиси (AFe2O3). до 45% общего железа и ряд
примесей: SiO,,, AI2O3, CaO, MgO, PhO), заметны еще и сейчас в виде рвов и ям, окруженных рудничными отвалами. Пласты руды здесь выходят прямо на поверхность, и это давало возможность древним металлургам добывать ее открытым способом, без устройства глубоких шахт.

Вдоль северных склонов балки Городной расположены остатки древних горнов для добычи железа сыродутным способом. Один из таких горнов (рис.49) в 1950 г. нам удалось обстоятельно обследовать. Он имел форму цилиндра с выпуклым дном. Диаметр ямы — 145 см, глубина — 160 см. Вертикальные стенки горна и его дно были обмазаны толстым слоем глины, который вместе с примыкающим к нему слоем земли оказался очень сильно обожженным. Внутренняя часть глиняной обмазки спеклась со шлаком и представляла собой сплошную стенку толщиной 5—8 см. Нижняя часть горна была на 27 см заполнена тяжелым шлаком сочень большим содержанием железа. Местами куски железного шлака имели вид металлических сосулек. Сверху над слоем шлака находился слой заполнения ямы, который делился на две части. В нижней части куски известнякового камня были смешаны с обломками обожженной глиняной обмазки перекрытия ямы. Верхняя часть заполнения была насыпана уже после того как горн был заброшен. Она почти не отличалась от окружающего культурного слоя и состояла из земли, смешанной с обломками камней, кусками шлака и руды.

Судя по остаткам и отпечаткам на шлаках, в качестве топлива в этом горне применялся только древесный дубовый уголь (в окрестностях с. Городища имеются легко доступные залежи прекрасного каменного угля, но он в те времена не использовался.). Самой крицы в нижней части горна, конечно, не оказалось. Она была выломана из него после окончания сыродутного процесса. Во время разведки на склонах балки зафиксированы остатки целого ряда других горнов. Сооружались горны на склонах, по-видимому, не случайно. Здесь удобней было обеспечить доступ к нижней части горна, в которую через глиняные сопла вдувался воздух и откуда извлекалась крица. Обломок такого керамического сопла удалось найти во время раскопок.

В горне и непосредственно около него не обнаружено никаких датирующих предметов. Поэтому точно определить время существования именно этого сооружения трудно. Однако наличие поблизости остатков скифского поселения и примеси кусочков руды в местной скифской керамике позволяют говорить о том, что добычей железа здесь занимались еще в раннем железном веке. По склонам балки и около нее на поверхность выступают подпочвенные воды, которые заболачивают местность даже на склонах возвышенности, создавая неблагоприятные для жизни людей условия. Несомненно, скифы могли бы найти невдалеке более удобные для поселения места, привлечь их сюда могла лишь возможность легко добывать руду и получать железо. Позже, во времена салтовской культуры, здесь вновь возникает поселок древних металлургов.

Более сложен по устройству другой сыродутный горн, раскопанный в 1936 г. И. Ф. Левицким у с. Ново-Покровки Чугуевского района, Харьковской обл. Остатки его были обнаружены на склоне песчаной дюны левого берега р. Уды. Вылепленный из глины с большой примесью песка горн имел форму полого внутри конуса и был установлен в неглубокой яме прямоугольной формы с закругленными углами. Основание горна в плане имело форму овала, ориентированного длинной осью с запада на восток. Высота горна от основания до края обломанной верхней части—0,72 м, а первоначальная высота, как полагает И. Ф. Левицкий, достигала 1 м. Внешние диаметры основания горна—0,75 и 0,36 м. Диаметры внутреннего пространства — 0,44 и 0, 24 м.

Внутренняя часть горна была сильно прокалена, ошлакована и покрыта натеками железа. На высоте 13—15 см от основания горна в его стенках с западной и восточной стороны имелись отверстия для глиняных сопел, через которые нагнетался воздух. Диаметр отверстия — 3,5—4,5 еж. Нижняя часть горна была пробита во время выемки крицы и очистки его от шлаков. Только в одном месте внутри был найден большой кусок шлака со следами дубового угля. Горн использовался для нескольких плавок. И. Ф. Левицкий обнаружил в стенках нижней части горна остатки по крайней мере трех отверстий, пробитых и вновь замазанных глиной, смешанной с песком. Шлаки, вынутые из горна после плавки, отгребались в специальную круглую яму, которая была соединена с площадкой горна узким проходом. Рядом с этой ямой находились остатки плохо сохранившейся наземной постройки с углубленным полом. Размеры постройки — 4 м. В центре ее в небольшом углублении помещался очаг, обложенный кусками железной руды.

Территория, на которой был обнаружен сыродутный горн, неоднократно обследовалась. Выяснилось, что здесь имеются три древних слоя. В верхнем слое, который перекрывает металлургический комплекс, были обнаружены остатки погребений с обрядом трупосожжения и типично салтовская керамика. Исследовавший погребения Ю. В. Кухаренко датирует их VII—VIII вв. Очевидно, могильник образовался уже после того, как поселение древних металлургов было заброшено. Остатки горна и постройки с очагом, по стратиграфическим наблюдениям И. Ф. Левицкого, относятся к среднему культурному слою, который, судя по находкам керамики, железного ножа, шила, посохообразной булавки, железных и бронзовых наконечников стрел, датируется позднескифским временем (IV—I вв. до н. э.) Нижний культурный слой относится к позднему бронзовому веку.

На территории Харьковщины найдены и остатки сыродутных горнов ямного типа, которые, несомненно, связаны с поселениями салтовской культуры VIII—X вв. Эти горны обнаружены на однослойном селище салтовской культуры около г. Волчанска во время разведок И. П. Костюченко и Н. Т. Евстропова. В опубликованном сообщении, к сожалению, не указаны подробности их устройства, но, по-видимому, они аналогичны тому горну, который был обследован в балке Городной близ с. Городища Луганской области.

Добыванием железа в раннем железном веке занимались конечно, далеко не на всех, но на многих поселениях в бассейне Донца. В целом ряде пунктов зафиксированы находки железных шлаков(на селищах скифского времени у сел Островерховки, Куряжа,
Большой Даииловки, Шелковой и на городищах у сел Циркули, Барановка и Городище в Харьковской области.) и кусков железной руды(на городищах у сел Барановки, Б.Даниловки и Городище в  Харьковской области), свидетельствующие о местной добыче железа. Наиболее древним из этих пунктов является селище у станции Шелковая (Харьковская обл.), где железные шлаки и ошлакованные с закисью железа куски стенок сыродутного горна были найдены в хорошо датированном античной керамикой зольнике конца VI в. до н. э.

Куски железной руды, найденные на донецких лесостепых поселениях скифского времени по определению геолога В. А. Мултановского, представляют собой бурый железняк органического происхождения (болотная руда), который в лесной и лесостепной зоне Восточной Европы встречается очень часто. Геолог Л. А. Корякин, производивший разведку вблизи расположения упомянутых выше остатков сыродутных горнов в окрестностях г. Волчанска, выяснил, что в районе поймы р. Волчьей имеется болотная руда в количестве, вполне достаточном для удовлетворения местных потребностей древнего населения. Следует отметить, что, кроме широкой распространенности, болотная руда имела для первобытных металлургов еще то преимущество, что из нее железо восстанавливается легче, чем из многих других сортов руды.

Переход к массовому изготовлению орудий производства и оружия из железа и стали (последнюю научились выделывать также в раннем железном веке) вызвал новые крупные изменения во всей хозяйственной деятельности человека. Более твердое, чем медь и бронза, железо позволило значительно расширить ассортимент изготовляемых из металла орудий, улучшить их качество и вместе с тем резко повысить производительность труда. При помощи железных инструментов можно было гораздо лучше обрабатывать не только такие материалы, как дерево или кость, но даже камень. Широкое применение железа поднимало на более высокий уровень металлургическое производство и способствовало дальнейшему развитию других отраслей хозяйства. «Железо,— говорит Ф. Энгельс,— сделало возможным полеводство на крупных площадях, расчистку под пашню широких лесных пространств; оно дало ремесленнику орудия такой твердости и остроты, которым не мог противостоять ни один камень, ни один из известных тогда металлов».

Одновременно хозяйственная деятельность человека все более усложнялась. Это приводило к тому, что в отдельных общинах стали выделяться специалисты-ремесленники, которые занимались лишь каким-либо одним видом производства, требующим особых знаний и навыков. Так зарождалось второе крупное общественное разделение труда, вследствие которого «возникает производство непосредственно для обмена,— товарное производство, а вместе с ним и торговля не только внутри племени и на его границах, но уже и заморская».

Начало железного века совпало у племен юга Восточной Европы с установлением оживленных торговых сношений с греческими рабовладельческими государствами. Вначале на побережье Черного моря(в начале колонизации греки называли его «Понт Аксинский», т. е,
«Негостеприимное море». Позже оно получило название «Понт Эвксинский», т. е. «Гостеприимное море». Эти греческие названия возникли,
по-видимому, от искажения и переосмысливания греками более древнего
названия «Черное море». Местные ираноязычные племена называли море
«Ашхаейна», т. е. «темное» или «мрачное».), в местах, где было удобно и безопасно установить связи и организовать обмен с соседними племенами, возникают небольшие торговые фактории (эмпории). Так, в конце VII в. до н. э. было основано греческое поселение на о. Березань у входа в Буго-Днепровский лиман. Находки импортных вещей VII—-VI вв. до н. э. в бассейне Дона (в древности греки называли его Танаиеом3) и Донца (Сиргис) свидетельствуют о том, что население этой территории также в очень раннюю эпоху установило торговые сношения с греческими купцами. Одна из торговых факторий возникла, по-видимому, уже в VI в. до н. э. на берегу моря у современного Таганрога, где было найдено большое количество архаической греческой керамики.

Позже, когда взаимоотношения с местными племенами были налажены, около удобных гаваней стали вырастать крупные греческие города-государства (полисы). В западной части Северного Причерноморья большую роль играла Ольвия — город, расположенный на правом берегу р. Буга (в древности—Гипанис). В Крыму около нынешнего Севастополя был расположен Херсонес Таврический. На месте теперешней Керчи, на берегу Керченского пролива, который греки называли Боспором Киммерийским(греческое название «Танаис» происходит от скифского «дану», что значит «река». Отсюда и современные — Дон, Донец), возник город Пантикапей. Это была столица Боспорского царства, большого государства, объединявшего ряд греческих городов по обоим берегам пролива и подчинившего своей власти некоторые племена Прикубанья и Приазовья. Говоря о греческой колонизации Северного Причерноморья, следует иметь в виду, что возникавшие здесь города по составу жителей с самого начала не были чисто греческими. В них жило и местное туземное население, оказавшее значительное влияние на культуру, а в ряде случаев и на политическую жизнь города.

Во второй половине I тысячелетия до н. э. и в первых веках нашей эры с племенами, жившими по берегам Дона (Танаиса) и Донца (Сиргиса), тесные экономические связи поддерживали жители поселений, расположенных в устье Дона. Исследования Т. Н. Книпович, Д. Б. Шелова и других археологов показали, что еще на рубеже V и IV вв. до н. э. на берегу одного из рукавов в дельте р. Дона (Танаиса), у нынешней станицы Елисаветовской, возникает поселение, которое в IV—III вв. до н. э. представляло собой крупный греко-скифский торговый город. Однако обмеление русла реки в этом месте создало ряд затруднений для торгового судоходства, и поселение у станицы Елисаветовской было заброшено. Во второй половине III в. до н. э. недалеко от него, на берегу другого рукава(сейчас он называется Мертвый Донец) Дона, у нынешнего с. Недвиговки, возникает новый город. Этот город, как и река, на берегу которой он расположен, назывался Танаис. Существовал Танаис как важный, преимущественно торговый, центр до III века н. э. При археологических раскопках в 1955—1957 гг. на территории древнего Танаиса были найдены остатки домов с большими подвалами. В этих подвалах торговцы хранили сотни амфор с вином и другие продукты. О занятиях населения торговлей свидетельствуют также такие находки, как чашечка весов, гиря и монеты. Археологические данные, полностью совпадают со сведениями письменных источников. Крупнейший античный географ Страбон писал в I веке н. э., что здесь было «самое большое торговое место у варваров(варварами древние греки называли всех чужеземцев, негреков, независимо от уровня развития их культуры. Это слово не имело вначале презрительного смысла, который ему стали придавать позже) после Пантикапея».

В оживленной торговле были заинтересованы не только греческие купцы, но и родоплеменная верхушка местного населения. Получавшийся в связи с развитием производства прибавочный продукт сосредоточивался разными путями в руках родовой и племенной аристократии — у вождей, жрецов и военачальников. Эта родоплеменная верхушка старалась получить у греков красивые ткани, вино, оливковое масло, художественную глиняную и металлическую посуду и др. В обмен на эти вещи греки получали такие местные продукты, как хлеб, рыба, кожи, мед, воск, а также рабов.

Почти полное отсутствие находок греческих монет на территории большинства местных племен свидетельствует о том, что обмен в основном был еще натуральным. Но даже такая примитивная торговля все же нарушала замкнутость патриархально-родовых коллективов, содействовала укреплению частной собственности и углублению имущественного расслоения среди членов общины.

Самостоятельное производство каждой отдельной патриархальной семейной общины в результате различных причин развивалось неравномерно. Раньше отдельные общины также не имели одинаковых возможностей (например, в связи с разным количеством людей, разным качеством земли, неодинаковой специализацией и т. п.), но это неравенство сглаживалось коллективной взаимопомощью членов рода. Теперь же, когда в общину все больше проникают частнособственнические начала, эта взаимопомощь постепенно уменьшается и неизбежно усиливается имущественное неравенство, разделение на бедных и богатых, а вместе с тем и зависимость бедных от богатых.

Патриархальное рабство теперь получает большее распространение, но еще не является основной силой производства, как в рабовладельческом обществе. Наряду с прежними источниками рабства (захват на войне или покупка) появляются новые. Широкое распространение обмена ведет к возникновению займа, а следовательно, и к возможности попасть в долговую кабалу. Кредитор вначале за долги мог забрать только имущество соплеменника, но позже он начинает посягать и на личность должника.

Так постепенно развиваются основанные на частной собственности силы, которые неуклонно разрушают старые производственные отношения, характерные для первобытно-общинного строя.

В новых условиях быстрого развития производительных сил отдельные богатые семьи становятся все более независимыми в хозяйственном отношении. Происходит постепенный распад больших патриархальных семейных общин и выделение отдельных малых патриархальных семей, состоящих только из родителей и их детей. В этих семьях глава семьи, как настоящий собственник, становится уже полным владыкой семейного имущества, труда и личностей своих домочадцев. Положение женщины в семье становится все более приниженным, она перестает играть активную роль в общественной жизни, а брак начинает оформляться, как настоящая покупка. Переход женщины в семью мужа рассматривается теперь как приобретение дополнительной рабочей силы. Поэтому родителям жены надо уплатить выкуп, который компенсирует потерю работника. Размер выкупа иногда бывает очень большим. Взгляд на брак как на своего рода торговую сделку, создает возможности для возникновения многоженства. Однако реально осуществляют эту возможность лишь мужчины из богатых семейств, которые имеют достаточно средств для того, чтобы уплатить выкуп за нескольких жен. В эпоху разложения родоплеменного строя, когда распространяется частная собственность и возникает стремление к захвату новых богатств и новых рабов, учащаются межплеменные военные столкновения. Внешне это часто выражается в том, что вместо неукрепленных селищ появляются укрепленные рвами, валами и стенами поселения — городища. «Война, которую раньше вели только для того, чтобы отомстить за нападения, или для того, чтобы расширить территорию, ставшую недостаточной, ведется теперь только ради грабежа, становится постоянным промыслом. Недаром высятся грозные стены вокруг новых укрепленных городов: в их рвах зияет могила родового строя, а их башни упираются уже в цивилизацию».

В этих условиях военная организация племен приобретает большее, чем раньше, значение. Постоянные грабительские войны усиливают авторитет и власть военачальников, а получаемая ими львиная доля военной добычи увеличивает их экономическое могущество. Если раньше военачальник выбирался обычно лишь на время военных походов, то теперь эта должность становится постоянной, а в ряде случаев и наследственной. Племенные вожди, родовые старейшины, жрецы и военачальники образуют могущественную прослойку родовой аристократии, которая постепенно все больше сосредоточивает в своих руках богатство и власть, все меньше считаясь с мнением народного собрания.

Одновременно возникает необходимость в создании силы, на которую могла бы опираться родовая аристократия в своих стремлениях захватить новые богатства и удержать награбленное имущество. Опираться на широкие массы рядовых общинников аристократия могла не всегда, так как война отрывала общинников от хозяйственных дел и, кроме того, у них зрело недовольство увеличивающимся неравенством и эксплуатацией. Опорой родовой аристократии становятся военные дружины, которые она содержала преимущественно за счет военной добычи. Родоплеменная верхушка всячески поощряла военный азарт, создавала вокруг дружинников ореол героев.

У различных древних авторов можно найти описания племен, у которых в ходе разложения первобытного общества сложилась такая обстановка. Известный римский политический деятель и полководец Гай Юлий Цезарь, описывая быт древних германцев в I в. до н. э., говорит, что у них «разбойничьи набеги—если только они ведутся вне территории данного племени — не считаются позором». Живший в I в. н. э. римский историк Тацит так рассказывает о дружинах древнегерманских племен: «Если племя, в котором они родились, коснеет в долгом мире и праздности, то многие из знатных юношей по своему собственному почину отправляются к тем племенам, которые в то время ведут какую-нибудь войну, так как этому народу покой противен, да и легче отличиться среди опасностей, и прокормить большую дружину можно только грабежом и войной. Дружинники же от щедрот своего вождя ждут себе и боевого коня, и обагренное кровью победоносное копье, а вместо жалования для них устраивают лиры,— правда не изысканные, но обильные. Средства для такой щедрости доставляют грабеж и война» .

Различные противоречия, возникшие в недрах первобытного общества (между частной и общинной собственностью, между бедными и богатыми и т. тт.), постепенно приводят сначала к ослаблению, а затем и к разрушению кровнородственных связей внутри старых родовых общин. Отдельные семьи, или патронимии, или даже роды покидают родные места и поселяются на другой территории. Здесь, на новых землях, они сливаются часто с другими, неродственными коллективами.

Так вместо родовой общины появляется новая форма общественной организации — сельская или территориальная община, которая существенно отличается от прежней и оказывается более гибкой, лучше приспособленной к новым условиям жизни. Благодаря этому сельская (или территориальная, или соседская) община, возникнув в ходе разложения первобытного общества, сохраняется в ряде мест очень долго и в классовом обществе, в государстве.

В сельской общине, с одной стороны, еще сохраняются некоторые остатки коллективной собственности, а с другой,— все более укрепляется частная собственность. Отдельные семьи, входящие в сельскую общину, уже самостоятельно ведут хозяйство и владеют домом, приусадебным участком, скотом и различными орудиями производства. Пахотная земля, луга, леса, озера и реки находятся вначале в коллективной собственности всей общины. Отдельные семьи получают определенные наделы пахотной земли, которые периодически перераспределяются, чтобы каждая семья имела одинаковые по природным качествам участки. С укреплением частнособственнических тенденций переделы прекращаются и семьи закрепляют за собой выделенные им участки, получая право распоряжаться ими по своему усмотрению как частной собственностью.
В новых исторических условиях, когда укрепляются межплеменное разделение труда и обмен, а переселения и завоевания усиливают этническое смешение, происходит еще один очень важный процесс. Союзы племен становятся более прочными, более долговременными, родоплеменная разобщенность постепенно исчезает, и на этой основе происходит формирование народности. Народность объединяют уже не прежние кровнородственные связи, а главным образом связи политические и экономические. В процессе сплочения отдельных племен в единую народность вырабатывается также культурная и языковая общность. Из отдельных племенных диалектов выделяется какой-то один, который обогащается за счет других диалектов и становится общераспространенным языком народности.

Таким образом, постепенно развитие производительных сил, частная собственность, имущественное неравенство, расширение рабства и тому подобные силы подрывают основы первобытнообщинного строя, и он неминуемо, а у передовых племен весьма быстро, идет к своей гибели, к новой общественной организации, к государству.

Примитивная родоплеменная организация уже не могла обеспечить господства богатых членов общества над бедными, рабовладельцев над рабами, количество которых все возрастало, не могла должным образом поддерживать притязания кредитора к должнику и т. д.,— словом, она уже не соответствовала новым условиям, сложившимся в недрах старого общества. Появилась потребность в силе, стоящей над обществом и защищающей интересы господствующего класса. Такой силой и явилось государство.

«Государство,— говорил В. И. Ленин,— возникает там, тогда и постольку, где, когда и поскольку классовые противоречия объективно не могут быть примирены. И наоборот: существование государства доказывает, что классовые противоречия непримиримы».

Процесс, разложения первобытнообщинного строя в зависимости от целого ряда внутренних и внешних условий развивался у различных племен неравномерно — у одних быстрее, у других медленнее. На юге Восточной Европы у племен, которые имели тесную и непосредственную экономическую связь с древневосточными и греческими рабовладельческими государствами, разложение первобытнообщинного строя происходило весьма энергично и в некоторых местах завершилось уже в раннем железном веке образованием государства. В более северных районах этот процесс шел несколько медленнее, но и здесь устои родового строя неуклонно разрушались.
Для изучения предшествующей истории эпохи каменного и бронзового веков в Восточной Европе мы располагаем в большинстве случаев лишь вещественными источниками, и поэтому она анонимна. Только в самом конце бронзового и в начале железного века количество источников значительно увеличивается, и в древних письменных произведениях впервые появляются имена племен, живших в Северном Причерноморье. Уже в VIII—VII вв. до н. э. в древневосточных текстах определенно зафиксировано имя воинственных киммерийцев, которые совершали походы в Малую Азию. Первоначальным местом их обитания была, как предполагают, западная часть Северного Кавказа с Таманью и восточная часть Крымского полуострова. Отсюда они совершали походы, во время которых разгромили Фригию и нанесли ряд мощных ударов по Ассирии и Лидии. Однако подробности социально-экономической жизни киммерийцев еще неизвестны, так как вполне достоверные археологические памятники, их удалось выделить пока лишь в небольшом количестве.

Ко второй половине VII века до н. э. окончательно оформляются характерные черты культуры ираноязычных скифских племен, которые занимают господствующее положение на юге Северного Причерноморья. Местное название этих племен было сколоты, а скифами их называли греки. О жизни скифов, кроме археологических данных, нам рассказывают различные древние авторы, и первое место среди них занимает греческий историк V в. до н. э. Геродот, который в IV книге своей «Истории» дает разнообразные и весьма точные сведения об этих племенах. Древневосточные источники также сообщают нам о воинственных скифах, которые через Кавказ проникли в центральную часть Передней Азии, одно время подчинили своей власти Мидию и даже угрожали владениям Египта,

В одной из восходящих к глубокой древности легенд, о происхождении скифов говорится, что они пришли из Азии, из-за р. Аракса (Волги), теснимые соседними племенами. В настоящее время благодаря исследованиям целого ряда советских ученых (О. А. Кривцовой-Граковой, М. И. Артамонова, Б. Н. Гракова и др.) стало ясно, что эта легенда имеет реальную основу. Доказано, что скифская культура раннего железного века (VII—II вв. до н. э.) развилась на основе культуры позднесрубных племен конца бронзового века, которые, как мы знаем, передвинулись в Северное Причерноморье из районов Нижнего Поволжья. Таким образом, в легенде нашел отражение действительный факт передвижения предков скифов с востока, из Азии, которая, по античным представлениям, начиналась уже за р. Танаисом (Доном).
Предки скифов пришли, конечно, не на пустое место, и их культура не была принесена откуда-то с востока в готовом виде. Она появилась в результате сложного взаимодействия с культурами других местных племен.

В Северном Причерноморье скифские ираноязычные племена в основном занимали обширную территорию степей современной Украины. Границы их земель не оставались постоянно неизменными(при этом следует иметь в виду, что Скифией в географическом смысле этого слова в древности часто называли на юге Восточной Европы
большую территорию, чем та, на которой жили собственно скифские племена. Да и сам этнический термин «скиф» иногда применялся для обозначения соседних нескифских племен, имевших иное происхождение и язык.). Одно время на западе они доходили до р. Истра (Дуная). На востоке долгое время границей скифских владений была р. Танаис, за которой начинались владения савроматов. На Кубани жили меотские племена, а в горном Крыму обитали тавры.

В этногеографии Скифии есть еще много неясностей, поэтому локализовать отдельные скифские племена можно пока лишь приблизительно, сопоставляя сообщения античных авторов с данными археологических раскопок. Вблизи Ольвии жили каллипиды или эллино-скифы (миксэллины). Их поселения, в которых действительно ощущается сильное влияние греческой культуры, обнаружены по берегам Бугского лимана. К северо-западу от них обитали алазоны. По-видимому, по обоим берегам вдоль нижнего течения Днепра (Борисфена) жили скифы-земледельцы, а их соседями с востока были скифы-кочевники. Одна из групп скотоводческих скифских племен, занимавшая господствующее положение, носила название «царские скифы» и владела обширной территорией, которая простиралась до реки Танаиса, захватывая, следовательно, и степную часть бассейна Донца (Сиргиса).

Одно время исследователи предполагали, что область расселения собственно скифских ираноязычных племен охватывала не только степи, но и лесостепь Восточной Европы. Население этих территорий объединялось в одно целое главным образом на основании наличия в их материальной культуре однотипного оружия, предметов конской сбруи и вещей, украшенных в так называемом «зверином стиле». На самом деле некоторые типы металлических вещей не являлись в ту эпоху характерными для какой-либо одной территории. Они изготавливались во многих местах по общим образцам и благодаря обмену проникали к разным племенам, которые этнически ничего общего между собой не имели.

Отождествить определенные археологические памятники лесостепи с племенами, упоминаемыми Геродотом и другими античными авторами, еще труднее, чем определить территорию расселения собственно скифских племен. У греческих историков и географов об этих землях было в большинстве случаев весьма смутное представление и поэтому сообщения их очень скудны и не всегда точны. 

Современные ученые предполагают, что где-то у верховьев Припяти и Днестра жили невры. В правобережной лесостепи Среднего Приднепровья до Южного Буга (_Гипаниса) обитали, по-видимому, племена, которые Геродот называет «скифами-пахарями». Однако современные археологические исследования показывают, что это население, в материальной культуре которого чувствуется сильное влияние степной скифской культуры, все же по своему происхождению не может быть связано с собственно скифскими племенами. А. И. Тереножкин убедительно показал, что корни среднеднепровской правобережной культуры раннего железного века уходят а местные памятники бронзового века (белогрудовская и черно-лесская культуры). Возможно, в середине I тысячелетия до н. э. часть местных племен некоторое время входила в политическое объединение скифов.

Очень близка к правобережной культуре раннего железного века в бассейне р. Ворсклы. Эта близость настолько велика, что ее, как указал в свое время еще М. Я. Рудинский, следует рассматривать как результат расселения одной этнической  группы.

Геродот и другие авторы сообщают, что севернее скифских земель обитали андрофаги. Очевидно, они жили в бассейне р. Сулы, где на городищах раннего железного века действительно зафиксированы явные следы каннибализма.

К востоку от андрофагов и к северу от владений царских скифов, т. е. скорей всего в лесостепной части бассейна Донца жили меланхлены (черноризцы). Наконец, на Среднем Дону обитали, по-видимому, будины.

Часть племен северного Приднепровья, как полагают многие исследователи, являлась предками славян, а часть лесостепных племен, живших в бассейне Днестра, была родственна фракийцам. Этническая принадлежность остальных пока еще не может быть определена.