Древности Харьковской Губернии

ЗАМЕТКА О ДРЕВНОСТЯХ
Харьковской губернии Богодуховского уезда
слободы Лихачевки

На Вкраїні всього вдоволь...
(Украинская песня).

Обилие доисторических древностей в Харьковской губернии столь велико, что их можно находить, не трудясь над раскопкой курганов, чаще, чем где-нибудь в соседних губерниях. Еще в известном "Описании Харьковской Епархии" пр. Филарета, собрано было достаточно фактов, подтверждающих только что сказанное о случайных находках, но наверное можно прибавить, что о большей части таких находок сведения не попали в упомянутое сочинение, когда еще и теперь эти сведения с большим трудом доходят куда следует, а находки теперь случаются без сомнеяия в десять раз чаще, чем тогда, когда непаханные пустоши в Харьковской губернии были не в пример нынешним шире, да и кроме плуга, усердно подготовляющего почву для того, что бы дожди и ветры могли скорее обнажать скрытое в земле, прибавилось много разных обстоятельств требующих рыть землю, если еще не прибавилось и число кладоискателей, жаждущих золота — словом сказать, пора пришла явиться на свет Божий погребенному много веков назад, чтобы поведать свету и науке несколько новых намеков о том, что и как было в те незапамятпые времена.
Полудиким народам доисторических времен, как оказывается, особенно нравилось поселяться на пространстве, занимаемом ныне Харьковской губернией, чему остались фактические доказательства во множестве курганов—могильников и городищ; жаль только, что еще и в наше время, Харьковскую губернию редко осчасливливают своим посещением господа ученые археологи, а жатва для них могла бы быть здесь не скудная.
С тех пор, как насыпаны курганы и городища, много веков пронеслось над местом нынешней Харьковской губернии, бсследно для истории России, оттого и древности Харьковской губернии редко удостаиваются являться на этот свет по милости научных раскопок; однако для любителя заглянуть сознательно в тумнниую даль незапамятных веков первобытного человечества и добыть оттуда языка—в высшей степени интересно, даже помимо особенного исторического значения места в древности.
Оставляя в стороне мелкие сведения о древностях Харьковской губернии, собраные мною случайно из разных уездов, я остановлюсь только на одном месте в Богодуховском уезде; это место в отношении древностей мне больше знакомо и, благодаря собранному количеству древностей, более интересно — именно это слобода Лихачевка, лежащая на самом берегу реки Мерла между двмя полукружиями скатов песчаных холмистых возвышенностей с юга и севера: эти песчаные возвышенности в свою очередь замкнуты с востока и запада реками Ворсклой и Мерлой, спускаясь с восточной стороны к правому берегу Мерлы, приютившей на этом же берегу и с. Лихачевку. По рассказам старожилов, лет пятьдесят назад, почти все эти песчаные возвышенности, или, как их здесь называют, песчаные бугры, были покрыты довольно крупным и густым лесом, чему служат доказательством большие пни и редкие тополевые деревья с чахлым березовым кустарником; но истребление древесной растительности идет здесь так успешно, что недалеко то будущее, когда холмистая местность, с отдельными маяками — тополями, будет представляться порядочной песчаной пустошью судя по тому, что в продолжении пятнадцати лет, прошедших от первого моего знакомства с этой местностью, она значительно изменилась, опустела и пригладилась; реже на ней стали бесчисленные и разнокалиберные курганчики — памятники некогда росших на них дерев; лишаясь своего покрова—кустарников и кой-какой мелкой растительности, эти курганчики расползаются и образуют массы летучего песку, который завладевает все большим и большим пространством, медленно передвигаясь волнами во время ветров с места на место, обнажая при этом лысины черной как-бы обгорелой земли; такие лысины по местному называются "стернами".
Дорога, проходяшая из Полтавы на Харьков чрез Лихачевку, поднявшись на песчаную возвышенность, к востоку, сейчас-же проходит по небольшой песчаной котловине, с каждым годом обнажающейся все больше и больше из под песка, выставляя черные лысины все шире и шире; вся эта котловина, десятин в восемь или десять, будучи прометена ветром, представляется густо пестреющей, как-бы посыпанной разными древними черепками, камешками, костями животных и человека, и различными вещицами из бронзы, железа, стекла, камня и глины; особенным обилием этого добра отличаются четыре круглые возвышенности на юго-восточной стороне котловины к реке Мерле; здесь черепков можно набрать целые возы.
Еще давно слышал я рассказы Лихачевцев, что на горе был какой-то город и что там жили когда-то люди, но их "татарин" да "швед" побил, оттого там столько и "площыкив" (стрел) валяется. Девяностолетние старики добавляют, что еще будучи мальчиками пастухами они с товарищами набирали "площыкив" по целой "кешени" (карману) и потом надевая на палочки расстреливали на рыбу и лягушек и т.д. Надо сказать, что подобного рода собирание и расстреливание практиковалось до того времени, пока я случайно не наткнулся на некоторые предметы на самом месте собирания и не закупил мальчиков, чтобы они приносили мне все, что не соберут там; сначала дело шло туго, благодаря особенности характера малоросса: если он не находит смысла в какой нибудь вещи, для себя, и не понимает объяснения, то такая вещь считается им "никчемною", и убеждайте как хотите что она, эта вещь хотя и не всем годится, а все же годится, он не скоро поверит; тоже самое было и с моими закупленными агентами, пока они не убедились и не привыкли, что действительно "никчемные вещицы куда-то идут, тогда каждое воскресенье и праздник стали отправляться целые компании мальчишек за добычей, которая сначала была весьма изрядной. Много раз я и сам ходил собирать эти жалкие остатки былой жизни, собирать буквально из под ног людей и животных на битой дороге, и в результате у меня, за семь лет собирания, в летние месяцы, получалось множество мелких бронзовых, железных и других предметов и около двух тысяч стрел. Здесь уместно заме-тить, что такого числа стрел не наберется во всех музеях Москвы да кажется едва-ли где либо в России найдено было на одном месте такое число стрел.
Не стану перечислять всего найденного подробно, что было-бы чересчур скучно, остановлюсь лишь на некоторых предметах, более выдающихся чем либо в моей находке.
Одни из этих предметов замечательны как местные особенности, другие же потому, что составляют археологический интерес вообще; последнее я отмечаю не только по собственному соображению, но основываясь также и на словесном определении некоторых ученых археологов.
Большая часть таких предметов трудно поддается общепонятному описанию без помощи рисунков и потому много утрачивает интереса для незнакомого ранее с предметами подобного рода.
В этой маленькой заметке я намерен сперва описать предметы, найденные мной случайно близ Лихачевки на поверхности земли и потом уже древности; найденные в разрытых мною курганах, имеющих нераздельную связь с предметами, найденными на поверхности.
Многие из этих предметов значительно изменились, влияние времени и среды не могло не отразиться на них разрушительно, но некоторые таковы как-бы сейчас вышли из мастерской, даже не покрылись окисью (патиной).
Главнейшие между Лихачевскими древностями как по числу, так и по разнообразию форм—стрелы бронзовые, железные и каменные. Все бронзовые стрелы литые и так искусно, что стоило только бока отлитой стрелы нотереть немного о камень—и стрела готова. Сплав бронзы весьма разнообразен, начиная от самородной меди (с железом), меди с железом и оловом, меди с оловом и цинком и прочими минеральными примесями, может, даже случайными; некоторые роды сплавов так превосходно составлены, что не смотря на многовековое пребывание стрел в земле они блестят как новевькие и сохранили в целости свои острые углы без изменения. Одни из сплавов в свежем изломе белые как серебро, другие красноваты или желтоваты в различной степени; кроме того некоторые сплавы так тверды, что не всякий подпилок берет их, они хрупки как закаленная сталь; мастерская или же время сообщило такое качество—неизвестно.
Каменные стрелы сделаны из кремня (белого и черного), роговика и кварцита; все каменные стрелы неполированные, но выделка их отличается замечательной чистотой и тонкостью; для такой работы требовалось немало терпения и уменья, иначе не выбить таких тонких и длинных кончиков.
Железные стрелы откованы не менее артистически, как сработаны бронзовые и каменные; трудность выковки трехугольных стрел не может считаться и теперь еще за легкую и простую работу.
Величина бронзовых стрел колеблется между 1/4 и 1 3/4 дюйма; вес между 10 гранами и 123. Величина железных 1 дюйм и 1 3/4; вес между 15 и 126 гранами. Величина каменных между 5/8 и 1 1/2 дюйм., вес между 4 и 17 гранами.
Самое большее число стрел бронзовых; железных 15 и каменных 13.
Что касается самых форм, или наружного вида бронзовых стрел, то между ними встречаются не только все образцы описанных и изображенных стрел в известном „Описании украинских стрел Максимовича", но много и таких, которые там не существуют и не подходят под его классификацию. Многие бронзовые стрелы снабжены особыми значками, нарезанными еще первыми владельцами стрел, может быть для обозначсиия собственности.
Железные стрелы не представляют никаких важных особенностей между железными стрелами, находимыми на юге России; но между кремневыми есть одна стрела, так-называемого американского типа; — по замечанию известного археолога Д. Н. Анучина—это единственный экземпляр названного типа в России.
Для более удобного объяснения особенностей Лихачевских стрел, я здесь приведу несколько общих названий по родам стрел; более подробная, хотя и не вполне удачная классификация сделана известным ученым М. Максимовичем в его описании украинских стрел.
Между Лихачевскими стрелами есть стрелы круглые, четырехбокие, трехбокие и двубокие; трехбокие и двубокие делятся еще на крюкастые и без крючка. Круглые стрелы представляют маленький цилиндрик с заостренным носком; четырехбокие и трехбокие имеют вид конуса или листка; эти два рода стрел имеют иногда на боках желобки; крылатые имеют вместо простых углов пластннки или крылышки, идущие от носка к низу; крылатыми не бывают четырехбокие; крюкастые стрелы имеют у одного из углов или крылышек на трубке крючек, загнутый книзу; кроме того есть стрелы, у которых все углы или крылышки оканчиваются острыми хвостиками или рожками. Железные стрелы, за исключением одной четырехбокой, все крылатые, между которыми одни снабжены трубочкой для насаживания на прутик, другие же шпеньком, вставлявшимся в прутик. Каменные стрелы, за исключением одной ромбоидальной, все плоские обыкновенной трехугольной стреловидной формы или же стреловидно-подкововидной; к последней форме принадлежит и стрела американского типа; отличается же она от прочих тем, что у нее на острых боковых краях сделаны маленькие выемки для привязывания стрелы к прутику.
Бронзовые и железные стрелы прикреплялись к прутику или посредством обыкновенной трубочки или же шпенька; кремневые прикреплялись в расщеп прутика посредством сыромятного ремешка или же конского волоса.
После стрел замечательны еще следующие предметы:

Бронзовая стреловидная гарпуна, имеющая в стержне кольцеобразное отверстие для привязывания поплавка; длина этого предмета 4 3/4 дюйма.
Бронзовая плоская пика вроде обоюдуострого ножа со стержнем для вставки в древко. Длина (в надломанном виде) 4 1/2 дюйма.
Конец бронзового меча, длиной в 3 1/2 дюйма и шириной 2 дюйма.
Кельт или топорок с двумя ушками и с рельефным узором вроде зубцов. Длина кельта 3 дюйма.
Множество железных ножиков, между которыми преобладающая форма — с вогнутым лезвием. Длина ножиков от 3-х до 6-ти дюйм.
Две нижние половины каменных молотков; один молоток был шлифованный.
Много обточенных камней (пращей) разной величины: от одного до трех дюймов (из кварцита, диорита, слюдяного сланца и песчаника).
Несколько походных точилок вроде сигароподобных брусков с дырочками на одном конце для ношения на ремешке у пояса; бруски сделаны из разнопородных сланцев. Такого вида бруски находят во многих местностях России и между прочим такой брусок найден был в Перепетовской могиле (Киевск. губ.). Длина Лихачевских брусков 3 и 4 дюйма.
Замечателънее многих предметов—бронзовые и железные иголки, по устройству ушка. Так что бы сделать его— более толстый конец иголки отковывался тонким шпеньком, а несколько ниже часть иглы расплющивалась в пластнику, откованая часть иглы загибалась в ушко, а краями пластинки огибался кончик этого ушка, чем устранялась возможность зацепаться при шитье.
Несколько бронзовых и железных шил, некоторые шила с ушками, и очень напоминают своим видом нынешние малорусские "протычки" (трубочистки); такие ушастые шила вероятно предназначались для походного употреблепия.
Четыре рыболовные крючка (удочки) и между ними один бронзовый; для русских древностей бронзовая удочка —редкость значительная. Длина этого крючка 1/2 дюйма; остальные три железные, между которыми один отличается самым первобытным видом; такого вида крючки находят в Швейцарских озерных свайных постройках.
Бронзовое колесце почти в дюйм, имеющее сквозное отверстие для оси и четыре спицы выступающие рельефом на обе стороны, но без сквозных просветов. Такого рода колесца часто встречаются между древностями во всей России, как характерный предмет бронзового периода.
Более ста штук глиняных шариков, два свинцевых, один бронзовый и один железный. Шарики эти разной величины от маленького лесного ореха до трех дюйм.; по преимуществу шарики имеют вид двух круглых пирамидок, сложенных основаниями вместе; все шарики со сквозными дырочками, а некоторые из них украшены линиями, кружками и точками. У ученых эти шарики зовутся, весьма неосновательно, веретенами, у Лихачевцев — "каминнымы коринцямы"—тоже неосновательно, —и потому дети часто собирают эти шарики и закапывают в землю в ожидании, что когда нибудь выростет мельничный жернов. Это весьма сходно с тем, как Таитяне, увидав в первый раз железные гвозди, сочли их за молодые отпрыски крепкого дерева и тоже садили в землю.
По всей вероятности шарики эти представляли из себя пуговицы, прикреплявшияся к одежде посредством протянутого в дырочку ремешка с узелком; память о таких пуговицах в Малороссии осталась в так называемых "гудзях", делаемых из сыромятного ремешка.
Кроме того много разных пуговок и пуговиц бронзовых. Маленькие пуговки с украшенною поверхностью, то вроде восьмилепестного цветка, то сложной ягоды, или же как бы обведены по краю скрученной проволокой; величина таких пуговок не более 3/4 дюйма. Пуговки величиной в два дюйма без украшений; лепешкообразные глиняные пуговицы, с двумя и тремя дырочками; есть украшенные и простые; украшения глиняных пуговиц состоят из кружка с точкой и без точек. Большие бронзовые пуговицы служили, по всей вероятности, украшением конской сбруи, к которой есть и несколько других предметов железных и бронзовых, объяснение которых без рисунков весьма затруднительно, за исключением бронзового звена от удил.
Из таких труднообъяснимых предметов интереснее и красивее многих, один предмет, сделанный из бронзовых проволок на железном стержне. Вокруг краев всего предмета положены в два ряда двойные крученые проволоки, рядом с кручеными лежат три гладкие проволоки, несколько отступя, к середине, перепонками отделяется другой подобный ряд проволок, только с двумя гладкими; этот ряд соединен перепонками со стержнем, обмотанным проволокой; на стержне припаяны две двухконечные спирали, а сбоку предмета ушко. Этот предмет мог служить и навершьем к знаменам.
К уздечному же прибору пли украшению можно отнести грубое подражание конской головке из бронзы; весь предмет величиной в два дюйма. Поперек груди сделано сквозное круглое отверетие, а низ груди заострен. Эта фигурка сильно напоминает повсеместные в Малороссии коньки под полками и лавками.
Между украшениями собственно человека, кроме разных колечек, бляшек, запонок и проч., найден один весьма интересный в настоящем случае предмет —так назнваемая римская фибула, сделанная из бронзы и железа; по определению археолога Г. Д. Филимонова, эта фибула чрезвычайно важна тем, что указывает на знакомство с римской культурой в этой местности; помимо такого значения Лихачевская фибула и сама по себе редкость. Зимой 1887 года я, благодаря незабвенной для меня любезности г. Филимонова и под его руководством,—просмотрел целую массу фибул в Московских музеях древностеий и такой не нашел ни одной.
Нельзя не упомянуть, как об украшении, о бронзовых и железных шпильках, по виду напоминающих длинные проволочные гвозди с круглыми и гвоздеобразными головками (обломки подобного рода шпилек найдены в Перепетовке. Длина шпилек от 2 1/2 дюймов до шести.
Как ни замечательны фибула и шпильки, как украшения, но в тогдашнее время бусы играли первенствующую роль и не только в составе женского, но и мужского туалета. Лихачевские бусы весьма разнообразны: между ними есть стекляные и каменные, разных величин, форм и цветов: желтые, зеленые, голубые, оранжевые, бурые, белые, черные и безцветные; прозрачные и полупрозрачные, одноцветные и узорчатые. Цвета, входящие в состав узорчатых, почти те же, что и у одноцветных (белый, черный, синий, голубой, зеленый, желтый, оранжевый, красный и темнобурый.) Форма монист узорчатых и одноцветных шаровидная, сплюснутая с боков, с бороздками, цилиндриком с перехватом, овальная и кольцеобразная. Стекляных бусин найдено мною, между тем, как каменных всего только четыре: две круглые в горошину всличиной, авантуриновые, одна цилиндриком молочного кварца, и круглая в орех из белого хальцедона.
Замечательно, что белые с синими глазками бусы, такого точно вида как Лихачевские, находимы были в этрусских гробницах и в Египетских пирамидах: между египетскими древностями встречаются такие стекляные привески в виде четырехугольного маленького конуса с поперечной дырочкой в вершине. Близ Лихачевки таких привесок найдено до двадцати штук синего, зеленого и буровато-желтого цвета.
Древние обитательницы Лихачевки любили не только украшаться, но, как видно, были еще и недурными деревенскими хозяйками, что доказывается в некоторой степепи глиняными катушками для ниток и обломками железных серпов и т. д.

В начале я сказал, что древних черепков глиняной посуды здесь, на месте находки, можно набрать целые возы, но черепки так раздроблены, что при всем моем крайнем желании добыть что-либо целое, удалось составить только один кувшин вроде нынешнего малорусского "кухля".
Все почти здешние глиняные сосуды сделаны были от руки, без помощи гончарного станка и обожжены неравномерно. Цвет сосудов по преимуществу серо-бурый, серый и черный; глина разнообразных свойств: то очень тонкая, то крупнозернистая с песком и камешками; глазурование и раскраска, повидимому, не существовали здесь, по крайней мере ни того ни другого не найдено на черепках местной работы. Общий стиль сосудов и украшений, можно сказать, варварский, но очертание некоторых сосудов сделано такими мягкими и приятными линиями, что по ним можно судить о врожденной особенности вкуса мастеров.
Как на особенность здешнего гончарного производства в древности, следует еще указать, что редкий из сосудов сделан был без дырочек в верхнем крае, расположенных то по одной, то по две и но три чрез известный промежуток.
Сказанное о гончарных изделиях относится только к сосудам грубейшей местной работы, но вместе с черепками такой работы, попадаются черепки от сосудов и лучшей работы, а равно и другой глины большею частию красного и розовато-бурого цвета; такого рода сосуды имели и другие формы: судя по узким горлышкам и массивным нестойким донышкам—это были греческие амфоры; другой вид сосудов лучшего производства имел форму чаш или ваз с двумя ручками и отогнутым вверху носком. Что касается прочих форм здешних сосудов, то они были также разнообразны, как и сосуды нынешнего обихода в малорусском простонародье; в особенном ходу была здесь форма сосудов, напоминающая собой чашки в роде так называемых в малороссии "рынок" и "рыночок";   разница между древними и нынешними "рынками" только та, что у нынешних форма ручек изменилась, по своему оригинально, в одну трубочку, тогда как у древних она представляла обыкновенное ушко с особым удлинением на верху вроде грибка или лопатки. Такого вида сосуды найдены были в Перепетовке .
Между черепками сосудов попадаются еще глиняные плоские кружки до семи дюймов в поперечнике, продырявленные насквозь иногда вроде пчелиных сотов; по всей вероятности, это были крышки на урны и проч.
От стеклянных и терракотовых сосудов остались только мельчайшие кусочки.
Украшения глиняных сосудов были незатейливы: они состояли то из простых вдавлений пальцем или по краю, сосуда или же иногда по всей поверхности; другой род украшения состоял из глиняного валика, положенного то вокруг краев, то маленькими кусочками по всей поверхности сосуда; валики эти передавливались большею частию пальцем. Третий род украшений состоял из вдавлений тонкой шворкой и витой проволокой в форме разнообразных геометрических фигур, и четвертый из нацарапанных узоров: узоры эти состояли из точек, кружков и четыреугольников с точкой и сетчатыми линиями, из ромбов, зигзагов с прибавками по сторонам и проч. и проч. Но самые замечательные из нацарапанных узоров—разнообразные крестики то с листовидными, то расширенными концами последний род крестиков чередовалса с крестиками, имеющими крюкообразные концы и т. д.
Между всем этим древним хламом на месте находки валяется немалое количество костей животных и изредка человека. Из костей животных здесь встречаются кости коня, быка, козы, овцы и всего более свиньи. Определить породы этих животных по недостатку целых частей остова весьма трудно, можно сказать только, что найденная конская голова была коротка и толста с горбатым носом; бык, судя по рогам от двух экземпляров, принадлежал к тонкорогой породе;—об овце и козе ничего нельзя сказать но зато больше всего можно сказать о свинье: она несколько отличалась от нынешней местной породы, это так называемая торфяная свинья (Sus palustris); кроме того здесь найден клинушек из рога оленя. Из остатков низших животных найдена пуговица из верхнего щита речной черепахи (Еmys europea), три рода раковнн, Cardium, Zittoni, Buccinium dis-sitium, Fmpullaria vulcani, и так называемое ядро (выполненная и окаменевшая внутренность) маленькой раковины из рода Ortis. Замечательно, что все трубчатые кости и черепа, не только валающиеся на поверхности, но и добытые посредством раскопки оказались разбитыми, вероятно для вынутия мозга, до которого как известно древние и дикие народы были большие охотники. По неизвестной судбе - этого избежали кости свиньн, что в связи с самым нахождением костей этого животного по месту находки, представляет особенный интерес и, если только не простая случайность, то и особенный смысл. По месту находки на разных расстояниях разбросаны кучки щебня пз гранита, кварцита, разнородного сланца и порядочного количества черепков; все это лежит на обожженной земле с углями, как бы очаг. По разрытии таких кучек оказывается множество разных костей и под некоторыми кучками по два целые остова свиньи; целые же остовы ее найдены мною и в массе других костей при копании пробной канавы здесь же.
Часть черепа и обломки костей человека так малозначительны, что об них основатсльного нельзя ничего сказать; судя на глаз, чсреп, часть которого найдена, должен был быть длиноголовый.
Не упоминая о прочих мелочах Лихачевской находки, в заключение описанных предметов надо сказать о найденной, с прочими предметами, половине римской патиновой монеты Септимия Севера (197—211 г.—по Р. X.)
Предметы подобные сейчас описанным находимы были мною не только близ самой Лихачевки, но и вокруг нее верст на восемь, во многих местах; нигде только эти предметы не попадаются так густо, как под Лихачевкою.
Очевидно, что на всем этом пространстве сидел в древности какой-то народ, главным средоточием которого была местность возле Лихачевки.
Но эта местность не была защищена от неприятеля и выбрана для жительства народом лишь вследствие жизненных выгод, находясь над самой рекою с лесистыми берегами; на случай же приближения неприятеля этим народом было построено в четырех верстах на восток громадное городище, именуемое ныне Разрытой Могилой.
Кто, когда и почему дал такое название этому городищу, едва ли удастся когда нибудь эти вопросы разрешить. В 1857 г. городище это было описано в "Описании Харьковской епархии", окружность его тогда равнялась 170 саженям, вышина валов по косогору 11 саженям, глубина окружающего городище рва 4 сажени и за рвом вала 3 сажени.
С тех пор городище несколько изменилось, вышина валов и глубина рва уменьшилась; еще ясно заметны упоминаемые в "Описании" подкопы внутрь валов городища и небольшие ямы по сторонам выходов как-бы от выкопанных столбов, на которых были навешены ворота, сохранившиеся в предании народа. На восточной стороне от городища вправо и влево стоят две насыпи меньшей величины, в виде несомкнутых колец, к сожалению, одна из этих насыпей наполовину раскопана местными жителями, берущими землю для токов; да и само городище начинает страдать от распашки.
Городище стоит на самом высоком в окрестности месте; в полуторе верст от городища на восток лежит слобода Рублевка; мимо городища проходит дорога из Рублевки на Котельву и пересекается дорогой, идущей из с. Лихачевки на Колонтаев и т. д.
Здесь по разным направлениям вокруг городища рассыпаны курганы то группами, то в одиночку. Форма здешних курганов по преимуществу представляет отрезок шара, но есть между ними и более островерхие и с западшею вершиною. Величина курганов разнообразится от 50 до 100 сажен в окружности, и от двух с половиною до шести аршин над материком.
Нет сомнения, что все эти курганы не простые сторожевые вышки, но настоящие могильники. Народы, проводившие жизнь в постоянных передвижениях с места на место и те воздвигали могильные насыпи по достоинству покойника. Как-же после этого, у народа, имевшего нарочито устроенное городище на случай нашествия неприятеля, не могло быть могильных насыпей? В Малороссии от скифов до нашего времени едва-ли и переводились народы, не насыпавшие и нечтившие могильные насыпи за первейшую святыню. Оттого у нас на могилах сосредоточено столько разных преданий и суеверных рассказов; оттого наши украинские песни так редко обходятся, чтобы не упомянуть хотя одним словом о могиле в поле, служащей то в награду воину, сложившему кости за родину, то в память вернолюбящихся сердец и т. д.; даже конь копытом роет могилу своему дорогому хозяину, сраженному вражьей рукою. Народ наш с испокон веков сроднился с могилой в поле, как с чем-то необходимым.
Если могилы даже в глазах простого народа еще не утратили совсем своего особенного интереса, то для археолога-любителя родной старины могилы эти имеют во сто раз больший нитерес и значение.
В 1887 году я намеревался удовлетворить своему любопытству - произвести серьезную раскопку курганов близ Лихачевки, но дела не позволили мне сделать это раньше до наступления жатвы, которая в указанном году возвысила цену на рабочих до полутора рубля в день, почему я ограничился раскопкой только шести курганов.
Раскопка курганов начата была с ближайших к городищу Разрытой Могиле.
В кургане № 1 на глубине трех с половиною аршин найдена человеческая кость ноги, а ниже на четверть, в смеси из кусочков дерева, угля и глины, золотая бляшка (рис. 7, таб. II). вроде четырехлепестного цветка; еще глубже на пол аршина кусочек железа, косточка из пальца ноги, два зуба и золотая плоская бусина (рис. 1, таб. II), а на самом дне в яме, еще ниже поверхности материка на два аршина, золотая буса-цилиндрик (рис. 6, таб. II), стекляная желтая буса, обломок бронзовой шпильки (рис. 8, таб. II), такого-же вида как и найденные возле Лихачевки, и кусочки какого-то красного горючого вещества.
В кургане № 2 на глубине двух аршин оказалась крыша сруба из дубовых досок, устроенная на столбах и состоявшая из шести слоев досок, составлявших толщину до одного аршина. В этом срубе на дне ямы, выкопанной ниже материка на полтора аршина, найден кусочек серы, кусочек красного вещества как и в № 1 разбитая стекляная бусина, и костяк человека, лежавший в согнутом положении, головой на восток и лицем на север, пред лицем стояла широкая миска (рис. 3, таб. I) и высокий горшек (рис, 1, таб. I) с дырочками в краях; в миске и горшке лежала какая-то желтобурая масса; под самой головой покойного найдено три кусочка железа.
В кургане № З, на глубине полутора аршин найдены обожженые доски, составлявшия крышу сруба, как и в № 1; на внутренней поверхности были паписаны мелом какие-то непонятные знаки. В этом кургане не найдено ничего больше, так как оказалось, что раньше когда брали землю для токов, то нашли кости покойника и потом зарыли где-то опять.
В кургане № 4, на глубине полутора аршин, найдены битые человеческие кости с обломком дерева; здесь тоже брали землю для токов и вырыли целый гроб с покойником и поломавши все это опять зарыли обратно; рядом с этими обломками лежал целый гроб и в нем человеческий костяк в выпрямленном положении головой на запад, лицем кверху и с подложенными под голову руками; на ногах остались голенищи сапог и у каблуков толстеющие подковы; по всей вероятности, этот покойник сравнительно новый. Ниже гроба на один аршин под слоем угля и кусочков дерева найдены черепки сосуда превосходной работы и с разрисованной поверхностью; ниже черепков на пол-аршина лежали разбросанные и побитые человеческие кости.
В кургане № 5 вся насыпь была перемешана с углями, жжеными костями и черепками; на глубине около трех аршин лежали разбросанные битые кости человека крупного роста.
В кургане № 6 на поверхности найдены черепки и зубы лошади; вся насыпь перемешана с углями. На глубине трех аршин от поверхности лежал в берестяной лодочке покойник совсем истлевший; на месте головы покойника найдены две золстые сережки (рис. 2 и 3, таб. П), весящие 3 1/4 золотпнка, и у шеи штук тридцать бусин темно-вишневого цвета (рис. 4 п 5, таб. П); у правой руки какой-то предмет с двумя бронзовыми пряжечками и двумя колечками, к которым прицеплены по три ушка (рис. 9—10 и 12— 13, таб. II); в головах покойника стоял сосуд с просом (рис. 2, таб. I); положение покойника было головою на северо-восток. Ниже покойника на аршин в деревянном срубе из бревен, найдены железные удила с прибором к уздсчке (рис. 16 и 17, таб. II), железное копье (рис. 15, таб. П), бронзовый крючек вроде рыболовногоо (рис. таб. II) и кусочек черепка с начертанным знаком вроде одного из написанных мелом в кургане № 3.
Как ни замечательны раскопанные курганы по своеобразному содержимому в них, но по малочисленности раскопок и разнохарактерности найденных при раскопке предметов и способов погребения, невозможно сделать никаких выводов; только видом некоторых курганных предметов подтверждается взаимная связь курганов с предметами, найденными близ Лихачевки, и принадлежность одному времени и одному народу.
Какому же времени, а равно и народу можно отнести Лихачевские древности с курганами?
Не придавая ученого значения своим предположениям в ответе на эти два вопроса, я, как простой любитель, основываю свои предположения на сближении только с известными мне данными. Не беда если все мои сближения окажутся недостаточно убедительными, в особенности в ответе на второй вопрос, но хорошо если хоть что нибудь в них окажется близким к истине.
Для ответа на вопрос о времени, к которому относятся Лихачсвские древности, имеется одно положительное указание но прежде чем ответить, которому веку принадлежат предметы, мне хочется сказать о периоде культуры, какой застало население здешних мест.
Тогда как в ближайших соседних местностях каменный период терялся в отдаленности веков и начал выходить из употребления бронзовый, а железный уже получил право общего применения, здесь еще не вышел вполне из обихода каменный и только начал входить железный) хотя большинство предметов все-таки были сделаны из бронзы; так что Лихачевские древности относятся к концу бронзового периода. Характерными признаками для этого периода могут служить орнаменты на предметах, состоящие из кружков, спиралей и зигзагов, и формы предметов, как-то, бронзовое колесце (12), бронзовая головка конька(16), такой-же кельт (4), конец меча(3) и некоторые другие предметы, а также употребление предметов из камня, стрел, скребков и молотков.
Что касается того, которому веку принадлежит Лихачевские древности,—счастливая судьба, сохранившая древности, позаботилась сохранить вместе с ними и половину римской монеты Септимия Севера (119—211 по Р. X.), по которой можно смело причислить древности к II или Ш веку по Рождестве Христовом.
Не так легко ответить на второй вопрос, во-первых, потому, что недостаточно собрано археологического материала, а во-вторых, что самое важное, по недостаточности положительных исторических свидетельств, которыми можно было бы без натяжек воспользоваться при объяснении доисторнческих древнстей вообще и Харьковской губернии в особенности.
По общепринятому обыкновению легче всего труднообъястнимые доисторические древности отнести скифам, —благо, что по известиям древних историков в Харьковской губернии можно пристроить и скифов,—беда только, что здешние скифы были пастухи, а стало быть и кочевники, тогда как Лихачевские древности принадлежат народу земледельческому, оседлому; для чего бы пастухам понадобились серпы и такой городок как Разрытая Могила, требовавший для своего устройства немало народа, единодушия, труда и времени.
Главная же беда состоит еще в том, что Харьковская губерния принадлежала к таким благодатным местностям, по которым безпрепятственно мог прогуливаться всякий проходимец и за некоторыми из таких проходимцев наука признает здесь право гражданства, находя в них еще кроме того иногда если не русских, то хотя славян или в названиях их славянские имена; а один ученый пристроил весьма ловко на месте нынешней   Ахтырки и Ахтырцев—Агатирсов, к тому же Агатирсы по иностранному произношению тоже Рси (Agati rsi), да еще и старшие или большие или что равно великоруссы и т. п.
Народ, живший в третьем веке по Р. X. близ Лихачевки был порядочно знаком с римлянами; доказательством чего служат римская монета, римская фибула, и в некоторой степени меч, от которого найден конец; именно такой ширины, каковы были так называемые испанские мечи, употреблявшиеся римлянами. Далее. Известно, что у римлян вепрь или просто свинья пользовалась вовсе не такой дурной репутацией как теперь у нас; там, кроме того, что из нее, по словам Плиния, приготовляли до пятидесяти блюд, но и редкое жертвоприношение обходилось без того, чтобы не убивали нарочно выкормленных свиней; только в некоторых немногих случаях не дозволялось приносить в жертву свиней; редкий предмет повседневного обихода не был украшен если не целой фигурой этого животного, то хотя его головой; даже такой важный предмет как знамена имел своим навершьем голову вепря, тогда как скифы не только не держали свиней, но пренебрегали и тем народом, который имел их. Древние обитатели близ Лихачевки имели свиней наравне с прочими домашними животными, так как кости свиней попадаются также часто, как и других животных, причем всегда в целости и в полном составе скелета, а иногда и по два вместе; очень может быть что свиньи эти принесены были в жертву подземным богам.
Кто же мог занести сюда как преметы, так может быть и некоторые обычаи римского происхождения?
Замечено, что римские монеты от первого и второго века чаще всего находимы были целыми кладами там, где, по нашей летописи, первоначально расселились вышедшие из придунайских областей славяне. В Харьковской губернии клады римских монет первого и второго века по Р. X. находимы были не раз, и у меня самого имеются римские монеты из таких кладов. Если Харьковская губерния лежит вне пространства, указанного летописью, где первоначально расселились славяне, то легко могло случиться, что уже чрез небольшой промежуток времени славяне-Суличи двигались и далее на восток от Сулы и селились по Пслу и Ворскле с их притоками на местах, еще никем незанятых.
Принимая во внимание, что условия жизни в древности были совсем не те, что теперь,   мысль не терялась в бесконечном разнообразии окружаюших предметов, напротив, тогда почти каждый предмет был на счету, и редкий не имел какого нибудь особенного значеиия или вошел в жизнь без особенно важной причины, нельзя не вспомнить записанной в нашей начальной летописи одной легенды, по которой славяне в древности отличались своим обоюдоострым оружием, "рекше мечем", от другого народа обладавшего оружием "одною стороною, рекше саблями". Такое обоюдоострое оружие, "рекше меч", славяне позаимствовали у римлян, в бытность свою под их владычеством, и занесли к нам вместе с прочими предметами и обрядами жертвоприношений.
Как известно, между многими формами славянских жертвоприношений, кроме сожжения жертвы, она иногда еще вешалась на дерсвьях, опускалась в воду, была съедаема жертвоприносителями, оставлялась на поверхности земли, и закапывалась в землю. Последнею формою славянского ертвоприношения можно объяснить и нахождение близ Лихачевки скелетов свиньи закопаных в землю; это тем вероятнее, что кости других животных находятся здесь только в раздробленнм и разрозненном виде.
Быть может, что жертва, состоявшая из свиньи, а не другого животного по верованию собственно этих славян, была самою приятною и угодною подземным богам, необходимым земледельческому народу, каким были славяне с незапамятных веков.
Что славяне действительно могли отдавать предпочтение свинье пред прочими животными в известных случаях, в этом нечего в сомневаться; достаточно вспомнить, что у некоторых славян, свинья возведена была на степень вестника воли судьбы. Так, когда славянскому народу угрожали великие опасности, гений Регрского озера выплывал на берег, ревел ужасным голосом и скрывался в волнах и т, д.
По известию одного древнего славянского монаха, мы знаем, что славяне в первобытные времена язычества не имели своей грамоты, как выражается этот монах: "неимеху книг, но чьртами и резами чьтаху.
В кургане № 3 на досках сруба были иаписаны какие-то непонятные знаки мелом; подобные же и некоторые другие знаки нарезаны на многих бронзовых стрелах и на черепке из кургана № 6. При взгляде на эти знаки невольно является мысль что-бы могли они значать и удастся ли когда нибудь разгадать их смысл.
Желая пополнить сведения о здешних древностях, я обращался с распросами к местным сторожилам не расскажут-ли они чего такого, что сохранилось в памяти от предков и передается из поколения в поколение, но расспросы мои не увенчались желанным успехом. Равно и названия ближайших населенных мест и урочищ не содержат в себе ничего важного в археологическом отношении. Само название села Лихачевки наверное ново, хотя Лихачев Боярак упоминается в 1571 году в „Росписи где велит государь головам на поле стояти для береженья свого государева дела". Этот Лихачев Боерак совпадает несколько и с нынешней Лихачевкой.
Река Мерла, на которой лежит село Лихачевка, упоминается уже в 1185 г. в битве Святослава Ольговича с Половцами. Надо сказать, что название Мерла— чисто славянское и на нынешнем местном   наречии значит—мертвая.
По замечанию Надеждина, большие урочища всегда называются первыми поселенцами. Очень может быть, что название Мерлы, река получила еще в первый приход сюда славян во втором веке по Р. X., от того, что вся она протекала по безводной, как бы мертвой, местности до прихода славян, в противоположеность местностям, занятым славянами ранее, где они застали уже каких нибудь обитателей. Поселившийся народ в первое время по берегу реки, где сосредоточивалось наиболее выгод и находя вокруг мертвую пустошь—Мерлу, дал это название и реке.

И. А. Зарецкий

Полтава 1887 г.

< предыдущая страница | содержание | следующая страница >