МАЙ 1942 Г.

Горбатов А.В. "Годы и войны" - М.: Воениздат, 1989.

11 мая 1942 года мы готовились к большому наступлению.
После суровой зимы весна на юге началась рано: в конце апреля появилась травка на лугах, затем и лес оделся листвой, а сейчас и черемуха стояла в полном цвету.
Артиллерийская подготовка была назначена на 6 часов, а начало наступления - на 7 часов 30 минут. Учитывая, что день будет тяжелый - трудно было сказать, когда и где бойцы получат передышку, - мы дали указание; ужином накормить до 20 часов, в 21 час людей уложить спать и обеспечить всем девятичасовой сон, подъем произвести в 6 утра, с началом артподготовки, а до семи раздать сытный завтрак.
Вечером накормили бойцов ужином и приказали спать.
Как всегда перед боем, я, стараясь справиться с неизбежным волнением, мысленно проверял, все ли предусмотрено. В этих случаях хочется побыть одному. Я ходил взад-вперед по лесу, где расположился 985-й стрелковый полк. Вечор был очень теплый. Проходя по расположению батальонов, я видел, что все лежат, обняв свое оружие, но никто не спит; кое-кто тихонько перешептывался с соседом. Как знакомы мне эти солдатские думы перед наступлением! Одни думают о близких, о родных, другие - о том, будут ли живы завтра, третьи ругают себя за то, что не успели или забыли написать нужное письмо. Вспомнилось, что и сам вот так не мог заснуть перед наступлением, когда был солдатом, хотя смерти или ранения я не ожидал никогда. Вспомнилось и то, как по молодости лет я думал: самая тяжелая служба солдатская, легче быть отделенным командиром, а еще легче командовать эскадроном. Поднимаясь по командной лестнице, я убеждался: чем выше пост, тем труднее, тем больше ответственности ложится на плечи.
Когда я подходил к какой-нибудь группе, шепот затихал, некоторые солдаты закрывали глаза, хотели казаться спящими. Я останавливался и спрашивал: "Почему не спите?" Или: "Почему замолчали?" Одни отвечали просто: "Не спится", другие: "Увидели вас, вот и замолчали, потому что приказано спать". Когда спросил, как они меня разглядели в темноте, кто-то ответил: "Мы вас хорошо знаем". И другие голоса из-под кустов это дружно подтвердили. Я был так тронут таким ответом, что поспешил уйти, чтобы не выдать своего волнения, и только посоветовал скорее засыпать, ни о чем не думать и твердо верить, что завтра будешь жив и здоров.
Но я знал, что враг, стоящий против нас, силен и многим из тех, с кем я разговариваю, не придется больше писать писем.
С четырех часов я был на ногах и снова прошелся по лесу. Было уже светло, но все спали крепким сном, хотя птицы щебетали на все голоса. В первый раз я был зол на них в это раннее майское утро, особенно на тех, которые пели громко. Я боялся, что они разбудят солдат, которые, вероятно, заснули лишь перед рассветом, - им надо было поспать еще хоть часок.
"Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат..." Не случайно появилась эта прекрасная песня, так верно отвечающая переживаниям фронтовиков.
На НП дивизии подполковник Лихачев доложил, что все готово, часы сверены, осталось пять минут.
Ровно в шесть часов дружно заговорили все стволы артиллерии. Пока шла артподготовка, солдат подняли, накормили сытным завтраком. В семь часов тридцать минут мы пошли в наступление и овладели высотой 199,0 - основным опорным немецким пунктом, прикрывавшим село Непокрытое. К шестнадцати часам Непокрытое было в наших руках. На другой день мы овладели Червоной Роганкой и рядом высот западнее. Противник контратаковал нас, но без успеха. Мы захватили пленных.
В это время от левого соседа, 124-й стрелковой дивизии, поступило уведомление, что его контратакуют с юго-запада пехота и до сотни танков. Несколько позднее мы наблюдали отход этой дивизии; противник занял Песчаное за нашим левым флангом. А на нас двигалась пехота с пятьюдесятью танками. Сутки мы отбивали атаки, а потом вынуждены были оставить Непокрытое и высоту 199,0. За три дня боев мы захватили 126 пленных, 28 орудий (из них 15 тяжелых), 20 минометов, 45 пулеметов, много боеприпасов и других трофеев. Вторая половина мая прошла для нас в обороне и безрезультатных попытках взять высоту 199,0.
Мы узнали о печальном результате наступления наших войск южнее Харькова.
Противник перешел в общее наступление. 11 июня мы получили приказ отойти за Северский Донец, а потом за реку Гнилушка. На этой реке все наши три полка оборонялись на широком фронте. Когда левый сосед - 38-я стрелковая дивизия - под давлением противника отошел, не предупредив нас, противник атаковал нас во фланг и с фронта и потеснил наши полки. В этом бою был тяжело ранен комиссар дивизии Горбенко, находившийся рядом со мной. Я с грустью расстался с моим боевым товарищем, прекрасным коммунистом.
20 июня наша дивизия - впервые за восемь месяцев боев - была выведена в резерв в район Волоконовки. Мы в это время находились уже в составе 28-й армии, которой командовал генерал-лейтенант Д. И. Рябышев. Членом Военного совета там был Н. К. Попель, начальником штаба - Мартьянов.
22 июня я закончил командование 226-й стрелковой дивизией, с которой успел сродниться. Грустно было расставаться с товарищами, которых учил и у которых сам многому научился. Но не стыдно было сдавать новому командиру полковнику Усенко дивизию, на счету которой числилось более 400 захваченных пленных, 84 орудия (из них половина тяжелых), 75 минометов, 104 пулемета и много других трофеев. В тот период такому количеству захваченного могли позавидовать но только многие дивизии, но и некоторые армии.

Москаленко К.С. "На Юго-Западном направлении". Воспоминания командарма. Книга I. М., Наука, 1969

ГЛАВА V. ПОД ХАРЬКОВОМ В МАЕ 1942 ГОДА
I
Сложившаяся в результате зимней кампании 1942 г. конфигурация фронта в районе Харькова, казалось, подсказывала необходимость проведения новой наступательной операции с целью освобождения города и прилегающего к нему промышленного района. К югу от Харькова образовался так называемый изюмский выступ глубиной до 90-100 км, а к северо-востоку, в районе г. Волчанок, советские войска владели плацдармом на западном берегу реки Северный Донец. Это значило, что для войск Юго-Западного фронта появились предпосылки к тому, чтобы посредством двухстороннего охвата освободить важный индустриальный центр. Таким образом, обстановка требовала проведения наступательной операции крупными силами.
События, развернувшиеся на этом участке фронта в мае 1942 г., так и именуются - Харьковская наступательная операция. Операция привела к крупному неуспеху Красной Армии. Поэтому во всей военно-исторической литературе на нее указывают как на характерный пример неудачной наступательной операции. Я - один из ее участников. Помню, как она готовилась и осуществлялась. Более того, мне хорошо знакомы обстоятельства, при которых возникла идея операции. Вспоминая сейчас обо всем этом, тешу себя надеждой, что мой рассказ дополнит существующее представление о боевых действиях в районе Харькова в мае 1942 г.
Идея освобождения Харьковского промышленного района зародилась, как уже отмечалось, еще в декабре 1941 г. Тогда она была лишь одним из элементов плана зимней кампании, разработанного Военным советом Юго-Западного направления. Именно эту часть плана одобрила Ставка Верховного Главнокомандования, после чего и были подготовлены и осуществлены одна за другой в январе и марте 1942 г. две описанные выше наступательные операции советских войск на юге.
Читатель уже знает, что ни первая, ни вторая не привели к желаемому результату. Они показали, что на этом участке фронта сложилось неблагоприятное для нас соотношение сил и средств, в особенности таких решающих, как танки, артиллерия, авиация. Изменить его в нашу пользу - вот что было необходимо для освобождения Харьковского промышленного района.
Другим, не менее существенным, являлось устранение недостатков в организации и управлении боевыми действиями, отрицательно сказавшихся на ходе и исходе наших зимних наступательных операций.
Имелась ли у командования Юго-Западного направления и фронта реальная возможность выполнить эти два условия при подготовке и осуществлении Харьковской наступательной операции?
Расскажу о том, какого мнения на этот счет придерживался Военный совет направления. Представление об этом я получил, присутствуя вместе с бригадным комиссаром Н. Г. Кудиновым на заседании Военного совета в двадцатых числах марта 1942 г. Ныли здесь командующие и члены Военных советов и других армий Юго-Западного фронта.
Открывая заседание, маршал С. К. Тимошенко подчеркнул, что в результате поражений, нанесенных немецко-фашистским войскам в ходе зимней кампании, инициатива боевых действий захвачена Красной Армией. Далее он обратился к ситуации на юге и охарактеризовал ее как выгодную для Красной Армии. В течение зимы, говорил он, главное командование Юго-Западного направления навязывало свою волю противнику, выбирало место и время нанесения ударов.
Главнокомандующий отметил, что хотя наступление на стыке Юго-Западного и Южного фронтов в январе-феврале и в марте не достигло поставленных целей, так как проводилось ограниченными силами, тем не менее врагу нанесен чувствительный урон. Кроме того, эти операции способствовали занятию выгодных исходных рубежей для ликвидации харьковской группировки противника.
Затем маршал Тимошенко сказал, что уже в ближайшее время мы сможем привлечь для разгрома врага значительные силы, и в связи с этим предложил подвести итоги зимней кампании и наметить план боевых действий на весенне-летний период 1942 г.
Начальник штаба генерал И. X. Баграмян посвятил свой доклад анализу сложившейся обстановки. Прежде чем коснуться содержания доклада, должен сказать, что вполне согласен со следующими строками из воспоминаний маршала А. М. Василевского: "Одной из причин крупного поражения наших войск на юге весной 1942 г. был просчет Ставки и Генштаба в определении замысла противника и основных направлений его действий летом 1942 г.".
Следует лишь добавить, что определенную роль в этом сыграли и доклады Военного совета Юго-Западного направления Ставке Верховного Главнокомандования об обстановке на юге страны. Так, в одном из них сообщалось, что противник сосредоточивает восточное Гомеля и в районах Кременчуга, Кировограда, Днепропетровска крупные резервы со значительным количеством танков. Основная часть личного состава немецких танковых дивизий, как отмечалось далее, находилась в тылах в ожидании получения новых боевых машин. В докладе было сказано, что, в частности, в Полтаве сосредоточено до 3500 танкистов, т. е. экипажи на 1000-1200 боевых машин. Считалось также вероятным, что вражеское командование перебросит на советско-германский фронт с Запада до 45 пехотных дивизий, из которых примерно 15 будут направлены на юг, кроме того, ожидалось прибытие туда же до двадцати румынских, венгерских и итальянских дивизий.
Эти данные наводили на мысль, что противник готовился нанести сильный удар и на южном крыле советско-германского фронта. Там благоприятствовали такому замыслу и условия погоды, и характер местности, предоставлявший широкий простор для массового применения всех родов войск и всех видов боевой техники. Более того, как рассказывал мне уже после войны маршал И. X, Баграмян, весной 1942 г. ему как начальнику штаба Юго-Западного направления было доверительно сообщено, что, по оценке разведывательного управления Генерального штаба, сделанной на основе поступавших разведывательных данных, немецко-фашистские войска намеревались наносить удар летом 1942 г. не на московском, а на юго-западном направлении.
Факты показывают, что командование и штаб Юго-Западного направления, как и Ставка, не согласились с выводом разведывательного управления, хотя он подтверждался разведывательными данными, имевшимися в их распоряжении. 22 марта 1942 г. Военный совет направления в докладе Верховному Главнокомандующему о перспективах боевых действий на юге в весенне-летний период доносил следующее: "... Мы считаем, что враг, несмотря на крупную неудачу осеннего наступления на Москву, весной будет вновь стремиться к захвату нашей столицы. С этой целью его главная группировка упорно стремится сохранить свое положение на московском направлении, а его резервы сосредоточиваются против левого крыла Западного фронта (восточное Гомель и в районе Брянск)...
На юге следует ожидать наступления крупных сил противника между течением р. Сев. Донец и Таганрогским заливом с целью овладения нижним течением р. Дон и последующего устремления на Кавказ к источникам нефти..."
Таким образом, предполагалось, что немецко-фашистские войска нанесут два удара. И хотя отмечалось, что на южном участке фронта противник сосредоточивал крупные силы, но почему-то главным направлением считалось московское.
Подобный характер носил и доклад И. X. Баграмяна на вышеупомянутом заседании Военного совета Юго-Западного направления в конце марта 1942 г. На фронте от Белгорода до Лозовой, гласил доклад, оперативное построение войск 6-й немецкой армии в ходе наших активных действий приведено в сильное расстройство. Нет ни одной пехотной или танковой дивизии, которая бы компактно занимала оборону на определенном участке фронта. Израсходованы оперативные резервы. В ходе боевых действий в районе Харькова противник вынужден перебрасывать на это направление отдельные полки, батальоны и даже роты с менее активных участков фронта, формировать из них боевые группы и затыкать ими образовавшиеся бреши в линии фронта. Докладчик привел ряд примеров. Так, сказал он, части и отдельные подразделения 158-й пехотной дивизии действовали на курском, белгородском и харьковском направлениях, а части 79-й пехотной дивизии - на белгородском, харьковском и красноградском. Отдельные части и подразделения указанных дивизий вошли в две дивизионные боевые группы, из которых одна обороняла южные подступы к Харькову, а другая - красноградское направление. Из десяти пехотных дивизий, противостоящих войскам Юго-Западного фронта, восемь раздерганы по полкам и батальонам. Это настолько затруднило управление и снабжение всей группировки противника в целом, что ее командование даже при непродолжительном затишье, вероятно, предпримет меры для устранения перемешивания частей. Вывод из всего этого был следующий: харьковская группировка противника не могла начать активных боевых действий до прибытия значительного пополнения личным составом и материальной частью, восстановления оперативного построения войск и подхода крупных оперативных резервов.
Далее генерал Баграмян детализировал высказанное перед этим маршалом Тимошенко убеждение в том, что лишь с наступлением тепла противник начнет активные действия. Начальник штаба сообщил, что, по данным, поступившим из различных источников, противник начал сосредоточение резервов, в том числе значительного числа танков. Речь шла об уже упоминавшихся районах восточное Гомеля, а также Кременчуга, Кировограда и Днепропетровска. Это со всей очевидностью раскрывало его намеренно предпринять весной решительные наступательные действия. Тот факт, что враг готовил наступление с решительными целями, явствовал также из показаний пленных, причем последние держались теперь, в отличие от зимнего периода, так же нагло и самоуверенно, как в начале войны, когда им обещали "блицкриг".
Замечу, что в те последние дни марта, когда происходило описываемое заседание Военного совета Юго-Западного направления, немецко-фашистское командование уже разработало оперативно-стратегические планы летней кампании. Они были окончательно одобрены Гитлером в подписанной им несколько дней спустя, 5 апреля, директиве э 41. В ней говорилось: "...Мы должны снова овладеть инициативой и навязать свою волю противнику, как только это позволят условия погоды и местности....". Правильно предугадывая наступательный характер планов немецко-фашистского командования на лето, штаб Юго-Западного направления менее успешно определил направление и масштабы ближайших действий врага. Предполагалось, что противник будет наступать на двух важнейших стратегических направлениях. Первым из них, как и прежде, считалось московское. Там, как ожидалось, немецко-фашистское командование, несмотря на поражение своих войск зимой 1941/42 г., могло нанести новый удар с целью захвата столицы нашей Родины.
Наряду с фронтальными ударами по войскам Западного фронта ожидались обходные маневры крупных танковых и механизированных сил с юга и юго-востока для выхода на Волгу в районе Горького с целью изоляции Центрального промышленного района от Среднего Поволжья и Урала. Вторым направлением, согласно тем же предположениям, должно было стать южное. Здесь намерения противника определялись так: овладение низовьями Дона с последующим ударом на Кавказ, к источникам нефти. На этом направлении считались вероятными вспомогательные удары на Сталинград и из Крыма на Кавказское побережье Черного моря. Предусматривалась и возможность появления третьего вспомогательного направления - из Курска на Воронеж. Цель - перерезать железнодорожные магистрали, связывающие центр страны с югом. Изложив все это, генерал Баграмян сделал вывод, что вражеское командование может начать активные действия в середине мая. Затем он охарактеризовал противостоящие друг другу силы на юге советско-германского фронта, их состояние и возможное усиление в ближайшее время. В заключение докладчик сказал, что наши войска располагают большими преимуществами и поэтому должны упредить намерения противостоящего врага, разгромить его силы и выйти на рубеж среднего течения реки Днепр.
Основываясь на опыте наступления 6-й армии в январе и 38-й армии в марте, я высказал сомнение в возможности осуществления таких широких планов, напомнил о неукомплектованности дивизий личным составом и вооружением, слабой обученности прибывшего пополнения, отсутствии подвижных ударных соединений. О том же говорили другие командармы. Отмечались также недостаточная подготовка командного состава низшего и среднего звена, отсутствие необходимого количества танков непосредственной поддержки пехоты, слабость вторых эшелонов и резервов в проводимых наступательных операциях. Члены Военного совета, настроенные оптимистически, постарались рассеять сомнения командармов. Они заверили, что операций на намечаемую большую глубину будут планироваться последовательно, дивизии получат недостающее пополнение и вооружение, для обучения личного состава отводится необходимое время. Нам обещали, что танков будет достаточно не только для непосредственной поддержки пехоты, но и для создания подвижных ударных групп с целью развития успеха наступления. Наконец, член Военного совета Н. С. Хрущев заявил, что Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин сам поставил перед войсками фронта эту задачу и что уже одно это является гарантией успеха.
Должен сказать, что это сообщение, впоследствии, впрочем, не подтвердившееся, прозвучало тогда весьма обнадеживающе. Мы сочли, что возложенная на нас задача связана с широкими планами Ставки и, возможно, имеет особо важное значение для всей предстоящей весенне-летней кампании Красной Армии. В этом случае, как мы понимали. Ставка должна была позаботиться о необходимом усилении армий, выделенных для участия в наступательной операции в районе Харькова.
II
Успокоенные относительно предстоящих операций, мы с Н. Г. Кудиновым сразу же после заседания поспешили возвратиться на командный пункт армии. Там нас ждал бурный водоворот событий. Ведь в те дни 38-я армия продолжала вести напряженные бои, не дававшие, к нашей величайшей досаде, ожидаемого результата. Дивизии наступали, но осуществить прорыв не могли.
Более того, вновь подтвердилась истина, что выталкивание противника никогда не приводит к решительной победе, а чаще всего таит в себе неприятные сюрпризы. Горькую пилюлю пришлось проглотить и нам. Я имею в виду уже упоминавшийся контрудар, который фашистские войска нанесли по правому флангу 38-й армии, поставив под угрозу все территориальные успехи, которых мы добились в ходе наступления. Ликвидация последствий этого контрудара потребовала немалых усилий и заставила ввести в бой резервы. На этом, собственно, и окончилась наступательная операция, начатая в марте. Однако бои местного значения продолжались и впоследствии, вплоть до 9 апреля, когда противнику удалось оттеснить наши войска за р. Большая Бабка и закрепиться в населенном пункте Песчаное, который до этого несколько раз переходил из рук в руки. Бои местного значения доставляли нам серьезные неприятности. Противник, подтянувший на наш участок фронта часть сил пяти пехотных и одной танковой дивизий, не хотел примириться с захватом плацдарма на западном берегу Северного Донца. Враг прилагал максимум усилий, чтобы сбросить нас с этого клочка земли. Днем и ночью предпринимались контратаки пехоты при поддержке танков, причем в самых неожиданных направлениях. Мы их успешно отражали, причиняли врагу серьезный урон, но и сами несли немалые потери.
Так обстояло дело на нашем участке фронта. На других же царило затишье, прерываемое отдельными огневыми налетами. Поэтому там можно было заниматься обучением красноармейцев и командиров, их подготовкой к предстоявшей новой наступательной операции. Нам же вместо этого приходилось держать войска на переднем крае. Тем не менее мы тоже делали все возможное. И вдруг выяснилось, что 38-й армии ставилась задача на оборону. 10 апреля, на следующий же день после того как утихли бои на правом фланге армии, была издана директива войскам Юго-Западного фронта. Она, в частности, предписывала армии передать вновь сформированному полевому управлению 28-й армии четыре стрелковые дивизии с их полосами обороны, мотострелковую бригаду, кавалерийский корпус и почти все имевшиеся у нас средства усиления. Это значило, что мы лишались как раз того участка фронта, расположенного между населенными пунктами Огурцово и Печенеги, где наша армия в марте наступала и, преодолев упорное сопротивление противника, овладела так называемым Старосалтовским плацдармом в междуречье Северного Донца и Большой Бабки. Взамен этого 38-й армии передавались из 6-й армии две стрелковые дивизии с их полосами обороны (Бригадировка, Щуровка, Меловая, НижнийБишкин) и ставились следующие задачи: "Прочно оборонять занимаемый рубеж и особенно направление Чугуев - Купянск и Балаклея - Изюм. С начала наступления 28-й и 6-й армий активизировать оборону с целью сковывания противостоящих сил противника".
Я был в полнейшем недоумении. Ведь командование и штаб 38-й армии за месяц наступательных боев не только хорошо узнали сильные и слабые стороны своих войск, но и изучили противостоящего врага и его систему обороны. Мы приобрели некоторый опыт организации наступательных действий на этом участке фронта, блокировки опорных пунктов противника. Ни одним из этих преимуществ не обладал штаб 28-й армии. Между тем именно ему предстояло руководить нанесением главного удара в этой полосе и осуществлением прорыва вражеской обороны на широком фронте. На мой взгляд, это не облегчало, а затрудняло выполнение общей задачи. Представлялось целесообразным использовать 38-ю армию не только для сковывания войск противника на Чугуевском плацдарме, но и для нанесения удара частью сил в тыл чугуевско-балаклеевской группировки противника. Свои соображения я изложил в донесении штабу фронта. Тем временем согласно той же директиве от 10 апреля в полосе фронта начались перегруппировка и сосредоточение сил для предстоящей наступательной операции. 38-я же армия, передав 28-й значительную часть своих войск с их участками, приступила к основательному переоборудованию переднего края и созданию промежуточного рубежа обороны. Первое необходимо было для того, чтобы к моменту, когда растает снег и спадет талая вода, войска на переднем крае не остались бы по существу на открытой необорудованной местности, второе - для придания обороне должной глубины. На переднем крае войска спешно зарывались в землю, укрепляли позиции. Усилиями 81-й дивизии, находившейся в резерве армии на рубеже Нов. Бурлук - Юрченково - Лелюковно, не по дням, а по часам вырастала промежуточная позиция для прикрытия важнейшего в обороне армии направления Чугуев, Купянск.
Неоценимую помощь в строительстве оборонительных рубежей оказало нам местное население. Женщины, старики, подростки выходили на окопные работы целыми селами и трудились от зари до зари. Мы поддерживали тесную связь с местными органами власти и в свою очередь оказывали им всевозможную помощь, например в полевых работах, а затем в эвакуации на восток населения, промышленного оборудования, колхозного скота и другого имущества.
В Купянске тогда находились харьковские обком партии и облисполком. Помню, они расположились рядом с командным пунктом армии. Здесь я вновь встретился с первым секретарем обкома партии А. А. Епишевым, с которым познакомился еще в марте 1942 г. Мне было известно, что в свое время он состоял в кадрах Красной Армии и окончил Бронетанковую академию. Будучи направлен на Харьковский тракторный завод, он работал там парторгом ЦК партии, а затем был избран секретарем обкома. На этом посту его и застала война.
Осенью 1941 г. он руководил эвакуацией крупнейших заводов, учреждений и материальных ценностей Харькова и области. Одновременно возглавил народное ополчение, участвовавшее в обороне города, создал подпольные обком и райкомы партии для развертывания партизанского движения в тылу врага. Они вели активную борьбу с оккупантами, о чем свидетельствовали сводки Совинформбюро, часто сообщавшие о действиях партизан Харьковщины.
То обстоятельство, что секретарем обкома был не только весьма деятельный, но и разносторонне подготовленный, растущий руководитель, в немалой степени помогло в налаживании наших контактов с местными органами власти в Купянске. Забегая вперед, отмечу также, что работники обкома и облисполкома оставались на своем посту до последнего момента и отходили на восток с последними частями Красной Армии. Председатель облисполкома П. Г. Свинаренко погиб в Купянске во время налета вражеской авиации.
Штаб армии в эти дни работал с не меньшим напряжением, чем в период наступления. Он руководил оборонительными мероприятиями, обучением войск, изучал и обобщал опыт проведенной операции. Надо отдать должное организаторским способностям начальника штаба полковника С. П. Иванова, его неиссякаемой энергии и умению проникать в существо происходящих событий и явлений, находить главное звено и видеть перспективу развития. Изо дня в день сколачиваемый им штаб постепенно становился действенным органом управления, руководившим всей многогранной жизнью и деятельностью войск.
Мы уже почти смирились с переходом армии к обороне, как все вновь переменилось. Началось с того, что к нам прибыл Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко. Считалось, что цель его приезда - проверка состояния обороны на участке армии и ознакомление с поведением противника. Но вот мы с ним проехали вдоль переднего края от Базалеевки до Балаклеи. Позади остался и осмотр промежуточного рубежа. Уже Семен Константинович одобрил проделанную войсками армии оборонительную работу, а все казалось, что главное, из-за чего он приехал, еще не сказано.
Так оно и было. Это выяснилось перед самым его отъездом. - Не надоело сидеть в обороне? - улыбаясь, спросил он, когда мы вернулись на командный пункт армии. И, не дав мне ответить, продолжал: - Знаю, надоело, и не одному тебе. Все мы предпочитаем наступление... Я полагал, что Семен Константинович собирается объяснить значение поставленной 38-й армии задачи на оборону, и уже приготовился сказать, что оно мне вполне понятно. Но маршал Тимошенко предостерегающе поднял руку: - Помолчи. Не перебивай, слушай внимательно. - Откинувшись на спинку стула, он говорил медленно, как бы взвешивая каждое слово.
- Все время думаю о предстоящем наступлении. Беспокоит меня ударная группировка на Старосалтовском плацдарме, руководимая штабом 28-й армии. Ударная группировка должна стремиться только вперед, не оглядываясь на свои фланги. Сможет ли? Справа ее действия прикроет Гордов. Фронт у 28-й армии широкий, штаб молодой, не сколочен, не имеет опыта руководства войсками в наступлении. Кто-то другой должен обеспечивать ее слева. Он же должен нанести удар в южном направлении и отрезать Чугуевскую группу врага от Харькова.
По мере того, как он говорил, становилось все яснее, что речь идет о привлечении 38-й армии к участию в наступательной операции. Мелькнула догадка: произведенная только что главнокомандующим проверка, вероятно, и имела целью выявить состояние армии и возможность использования ее в предстоящем наступлении. - Кто же будет слева? - продолжал маршал С. К. Тимошенко,-Ясно, 38-я армия. Решено, принимай у 28-й армии часть полосы наступления и подготавливай войска. Участок фронта от Балаклеи на запад передай Городнянскому. Как бы сбросив тяжкий груз с плеч, главнокомандующий повеселел. Почти сразу же после этого он уехал на свой командный пункт. На следующий день, 28 апреля, я получил оперативную директиву, согласно которой нам передавалась половина Старосалтовского плацдарма. 38-я армия получила три стрелковые дивизии с полосами обороны, три танковые бригады и артиллерийские полки РГК на усиление. Работа в штабе армии закипела. Оставалось мало дней, а забот было много. Оперативное управление фронта оказывало повседневную помощь.
Директива фронта от 28 апреля содержала уточненный план операции. Прорыв обороны противника намечался, как и раньше, на двух участках. Но северная ударная группировка, наступавшая в районе Волчанск, Большая Бабка, была расширена. В ее состав теперь входили не только вновь сформированная 28-я армия под командованием генерал-лейтенанта Д. И. Рябышева и часть сил 21-й армии, но и соединения 38-й армии. В районе Верхний Бишкин, Мироновка должна была наступать южная ударная группировка. Она включала 6-ю армию под командованием генерал-лейтенанта А. М. Городнянского и выделенную из ее состава армейскую группу. Последнюю возглавил генерал-майор Л. В. Бобкин, который, как я отмечал, командовал оперативной группой 38-й армии в мартовском наступлении.
III
Насколько реальным, осуществимым был на этот раз план наступательной операции войск Юго-Западного фронта? Позволю себе подробнее коснуться этого вопроса.
Известно, что все члены Ставки Верховного Главнокомандования придерживались единого взгляда относительно действий Красной Армии весной и в начале лета 1942 г. Это должна была быть активная стратегическая оборона, вытекающая из острой нехватки подготовленных резервов войск и материально-технических средств. Однако в отношении методов осуществления стратегической обороны имелось несколько мнений. С одной стороны, предлагалось ограничиться обороной, измотать и обескровить врага, а затем, после накопления резервов, перейти в наступление. Другая точка зрения сводилась к тому, что наряду с обороной следует провести ряд частных наступательных операций под Ленинградом, у Демянска, на смоленском и льговско-курском направлениях, а также под Харьковом и в Крыму.
В то же время в Военном совете Юго-Западного фронта рассматривался план действий войск весной и летом 1942 г. Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко, Н. С. Хрущев, генерал И. X. Баграмян считали, что наши войска на юге в состоянии разгромить противостоящую группировку врага, освободить Харьков и этим создать условия для изгнания захватчиков из Донбасса. После совещания, о котором уже шла речь, мы, командармы, тоже прониклись таким же убеждением.
Несколько забегая вперед, перечислю силы, которые участвовали в Харьковской наступательной операции. Для прорыва обороны противника на участках, общая протяженность которых составляла 91 км, предназначались 22 стрелковые дивизии, поддерживаемые 2860 орудиями и минометами, 560 танками. Это значило, что на стрелковую дивизию приходилось примерно 4 км участка прорыва и что на каждый километр мы имели 31 орудие и миномет, а также 6 танков непосредственной поддержки пехоты. Кроме того, в прорыв должны были вводиться два танковых корпуса, три кавалерийские дивизии и мотострелковая бригада. Наконец, еще две стрелковые дивизии - 277-я и 343-я, а также 2-й кавалерийский корпус и три отдельных танковых батальона (в каждом 32 танка) оставались в резерве командующего Юго-Западным фронтом.
Южному фронту не ставились задачи на активные действия. Он должен был организовать прочную оборону и обеспечить наступательные действия Юго-Западного фронта, а также выделить из своего состава на усиление последнего три стрелковые дивизий, пять танковых бригад, четырнадцать ртиллерийских полков РГК и 233 самолета.
Задача наступающих войск состояла в нанесении противнику двустороннего удара по сходящимся направлениям из районов севернее и южнее Харькова с последующим соединением ударных группировок западнее города. Предусматривалось, что на первом, трехдневном этапе мы прорвем оборону врага на глубину 20- 30 км, разгромим ближайшие резервы и обеспечим ввод в прорыв подвижных групп. На втором этапе, продолжительность которого не должна была превышать трех-четырех, суток, требовалось разгромить оперативные резервы и завершить окружение группировки противника. Одновременно часть этой группировки в районе городов Чугуев, Балаклея намечалось отсечь и уничтожить силами 38-й армии и правого фланга 6-й армии.
Главный удар наносила 6-я армия на 26-километровом фронте. Восемь стрелковых дивизий и четыре танковые бригады при поддержке 14 артиллерийских полков РГК должны были прорвать оборону и обеспечить ввод в прорыв двух танковых корпусов, составлявших подвижную группу. В дальнейшем армия во взаимодействии с подвижной группой должна была развить удар на Харьков с юга навстречу войскам 28-й армии для окружения всей группировки врага (см. схему ).
Слева от 6-й армии находилась полоса наступления армейской группы генерала Бобкина, состоявшей из двух стрелковых дивизий и одной танковой бригады. На эту группу возлагалась задача прорвать оборону и обеспечить ввод в прорыв 6-го кавалерийского корпуса. Последний же к исходу пятого дня операции должен был овладеть Красноградом и обеспечить войска 6-й армии от контрударов с запада.
Второй удар наносила на 15-километровом фронте 28-я армия силами шести стрелковых дивизий и четырех танковых бригад при поддержке девяти артиллерийских полков РГК. Ей надлежало прорвать оборону противника и к исходу третьего дня обеспечить ввод в прорыв 3-го гвардейского кавалерийского корпуса и мотострелковой бригады. Этим двум соединениям в свою очередь предстояло обойти Харьков с севера и соединиться западнее города с танковыми корпусами 6-й армии. Наступление 28-й армии от возможных контрударов противника обеспечивали с севера и северо-запада-21-я армия, с юга и юго-запада - 38-я. Первой из них была поставлена задача прорвать оборону противника на 14-километровом участке. К исходу третьего дня наступления войска обеих армий должны были закрепиться на достигнутых рубежах и надежно обеспечить маневр соединений, окружающих Харьков. 38-я армия тогда имела в своем составе 81, 124, 199, 226, 300-ю я 304-ю стрелковые дивизии, 13, 36-ю и 133-ю танковые бригады. Она была усилена шестью артиллерийскими полками РГК и шестью инженерными батальонами. В прорыве обороны противника участвовали четыре стрелковые дивизии и все три танковые бригады. Нам предстояло нанести удар на 26-километровом участке Драгуновка, Большая Бабка. К исходу третьего дня нужно было овладеть рубежом Лебединка - Зарожное - Пятницкое. В дальнейшем, при развитии наступления на Рогань, Терновая и с выходом ударной группировки в район Введенка, Чугуев войскам 38-й армии вместе с тремя усиленными полками 6-й армии надлежало завершить окружение, разгромить чугуевскую группировку противника и подготовиться к наступлению на Харьков с востока.
Ознакомившись с этими данными о составе сил и средств, Привлекаемых к наступлению, я испытал чувство огромной радости. Впервые с начала Великой Отечественной войны мне предстояло участвовать в наступательной операции, в которой мы превосходили противника по численности в живой силе, по количеству артиллерии и танков, не уступали ему в авиации. Например, никогда раньше не было на нашем фронте такого количества танков непосредственной поддержки пехоты. 560 - шутка ли? И мы имели не только это, но еще и во втором эшелоне два танковых корпуса (269 танков), предназначенных для развития наступления после прорыва тактической зоны обороны противника. Да в резерве фронта - около сотни одних лишь танков.
Словом, в руках Военного совета Юго-Западного фронта действительно была сосредоточена большая сила. Об этом говорят данные, приведенные выше. Но достаточно ли наличия таких сил, чтобы считать обоснованной точку зрения Военного совета фронта по вопросу о плане военных действий на юге?
Напомню о силах, которые там противостояли нашим войскам, о намерениях противника. То был период, когда немецко-фашистское командование в широких масштабах и с весьма решительными целями подготовляло летнее наступление. Отсутствие второго фронта на Западе позволило военному руководству фашистской Германии перебросить весной 1942 г. на Восточный фронт крупное пополнение. Оно не только восполнило огромные потери, понесенные здесь германской армией в минувшую зиму, но и значительно увеличило ее силы. Даже при наличии этих новых сил гитлеровское командование было уже не в состоянии организовать наступление на всем советско-германском фронте, а потому и планировало провести его лишь на юге и с этой целью концентрировало там большое количество сил и средств.
План подготовки летнего наступления фашистских войск предусматривал и проведение ряда частных наступательных операций, которым придавалось большое значение. В своих воспоминаниях, опубликованных после войны, бывший гитлеровский генерал З. Вестфаль перечислил три такие операции, считавшиеся германским командованием "наиболее важными... в это время", т. е. весной 1942 г. Среди них была и "ликвидация выступа русских войск в направлении Изюма (южнее Харькова)". Речь шла о том самом барвенковском выступе или плацдарме, который образовался в ходе январского наступления войск Юго-Западного и Южного фронтов, когда мы продвинулись на 80- 90 км на участке Балаклея, Красный Лиман. Теперь противник стремился ликвидировать этот выступ и захватить выгодные позиции для летнего наступления.
Такова и была цель подготовлявшейся операции, получившей кодовое название "Фридерикус I". Враг предполагал осуществить ее наступлением двух группировок в общем направлении на г. Изюм- из района Славянска на север и из района Балаклеи на юг. Ф. Паулюс писал: "Эта операция должна была в первую очередь устранить непосредственную опасность коммуникациям немецкого южного фланга в районе Днепропетровска (имелась в виду железная дорога Днепропетровск - Сталине, по которой доставлялось снабжение 1-й танковой и 17-й немецким армиям.-К. М.) и обеспечить удержание Харькова с разместившимися там большими складами и лазаретами 6-й армии. Далее, необходимо было овладеть местностью западнее реки Сев. Донец юго-восточнее Харькова для последующего наступления через эту реку на восток. Для этого нужно было концентрическими ударами с юга и севера уничтожить продвинувшиеся через Донец в направлении Барвенково советские войска" .
Штаб фронта, да и мы, командармы, не знали планов противника, и в этом была наша слабость. Но не только в этом. Перегруппировка войск фронта, начавшаяся в конце марта, была связана с большими трудностями. Многие соединения и части находились на большом удалении от отведенных им участков прорыва, поэтому приходилось перемещать их вдоль фронта. Одновременно нужно было формировать 28-ю армию и размещать соединения, прибывавшие из резерва Ставки Верховного Главнокомандования. Все это осложнялось весенней распутицей и связанным с ней плохим состоянием дорог, разливом рек и отсутствием достаточного количества переправ, особенно через Северный Донец.
Ограниченное время на подготовку операции и переброска сил и средств на большие расстояния требовали от войск высокого физического и морального напряжения, от штабов - не менее напряженной работы по организации и непрерывному контролю за ходом перегруппировки и сосредоточения. Но штабфронта, а вслед за ним и мы, командующие и штабы армий, не взяли это дело в свои руки. Мы не составили единого плана перегруппировки, не дали четких указаний о порядке и очередности переправ по мостам и движения по маршрутам, об организации ПВО на марше И в районах сосредоточения, наконец, о соблюдении маскировки.
Одним из следствий всего этого были медленные темпы перегруппировки войск. В подавляющем большинстве случаев не удалось обеспечить своевременный выход частей и соединений в назначенные им районы. Кроме того, чрезмерная затрата времени на перегруппировку привела к тому, что значительная часть мероприятий по боевой подготовке войск и штабов к наступлению осталась невыполненной.
Еще хуже было то, что передвижение больших войсковых масс к намеченным участкам прорыва происходило без должной организованности и скрытности. Поэтому нет ничего удивительного в том, что немецко-фашистское командование разгадало наши замыслы. А разгадав их, спешно провело мероприятия по укреплению обороны на угрожаемых направлениях.
К 11 мая плотность гитлеровских войск в полосе обороны на участках ударных группировок Юго-Западного фронта и в полосах 57-й и 9-й армий Южного фронта резко увеличилась. Боевые группы и смешанные части противника были организационно объединены в пехотные и легкопехотные дивизии. В оперативной глубине враг разместил сильные резервы.
Итак, подготовляемое наступление не являлось неожиданным, внезапным для противника. Уже одно это не могло гарантировать успешного исхода операции.
IV
Большой вред делу нанесла также недооценка сил врага. Эта особенность в деятельности военных советов Юго-Западного направления и фронта, наложившая еще зимой заметный отпечаток на принимаемые ими решения, теперь проявилась еще резче. Мне довелось с ней столкнуться незадолго до начала наступления. В этот день я приехал на командный пункт фронта, чтобы доложить о замеченных признаках уплотнения боевых порядков врага и значительном укреплении переднего края его обороны.
Дело в том, что, принимая обратно часть плацдарма за Северным Донцом, я увидел там большие перемены на переднем крае противника. Две недели назад, когда мы передавали 21-й армии этот участок, враг располагал здесь лишь опорными пунктами в селах. Теперь же, кроме ранее существовавших, появилось много новых, причем оборудованы они были не только в населенных пунктах, но и вне их, на тактически выгодных рубежах.
Эти наблюдения дополнили данные разведки. Из них явствовало, что, например, на участок 294-й пехотной дивизии, оборонявшейся в полосе предстоящего наступления 38-й армии, был выдвинут еще один пехотный полк. Он принадлежал к 71-й пехотной дивизии, основные силы которой совместно с 3-й и 23-й танковыми дивизиями сосредоточились к тому времени в Харькове.
С одной из этих танковых дивизий - 3-й - части 38-й армии уже сталкивались во время мартовских боев за расширение Старосалтовского плацдарма на западном берегу Северного Донца. Тогда она нанесла нам неожиданный и чрезвычайно опасный удар. Как уже отмечалось, для ликвидации его последствий нам пришлось приложить немало усилий. И теперь - у меня не было сомнений в этом - не спроста сосредоточилась 3-я танковая да еще вместе с 23-й танковой и 71-й пехотной дивизиями в Харькове, в непосредственной близости от арены боев, на направлении предстоящего удара 38-й армии. В свете всех этих выводов и предположений поутихли мои недавние восторги по поводу нашего превосходства. Оно представилось мне незначительным в полосе наступления в целом и явно сомнительным на ряде участков. Если подтвердятся, полагал я, мои наблюдения относительно значительного укрепления обороны противника и предназначения 3-й и 23-й танковых дивизий, то, например, в полосе 38-й армии перевес сил мог оказаться не на нашей стороне.
Такое опасение основывалось на том, что мы имели сил и средств значительно меньше, чем другие объединения Юго-Западного фронта, предназначенные для прорыва обороны противника. Это подтверждают ставшие мне позднее известными следующие данные о том, как распределил штаб фронта силы и средства к началу мая 1942 г.

Таблица

Армия	Число сд, предназначенных для прорыва	Участок прорыва, км	Участок прорыва, км на одну сд	Число орудий и минометов, всего	Число орудий и минометов на 1 км фронта прорыва	Число танков непосредственной поддержки пехоты, всего	Число танков непосредственной поддержки пехоты, на 1 км фронта прорыва
21-я	3	14	4,7	331	23,6	43	3,5
28-я	6*	15	2,5	893	59,5	181	12
38-я	4	26	6,5	485	18,7	125	5
6-я	7	26	3,7	832	32,0	166**	6,4
Армейская группа	2	10	5	319	31,9	40	4

*Кроме того, в полосе 28-й армия намечалось ввести в прорыв три кавалерийские дивизии и мотострелковую бригаду
**Во втором эшелоне 6-й армии находились также 21-й и 23-й танковые корпуса, имевшие 269 танков.

Из таблицы видно, что 38-я армия находилась в самых невыгодных условиях. Каждая дивизия армии имела наибольший участок прорыва и наименьшую артиллерийскую плотность, а также всего лишь пять танков на 1 км. Количество противотанковых и противовоздушных средств, которыми располагала армия (один артиллерийский полк противотанковой обороны и два зенитных артиллерийских дивизиона), было ниже всяких норм. Наконец, не было накоплено достаточных материальных средств. Например, боеприпасов было в среднем только 1,5 боекомплекта, а горючего - 2,6 заправки.
Таким образом, армия имела минимальные возможности для успешного прорыва обороны противника. Между тем после выполнения этой ближайшей задачи она должна была по существу одними лишь собственными силами окружить и уничтожить чугуевско-балаклеевскую группировку противника и одновременно частью сил наступать на Харьков с востока. Было очевидно, что необходимыми для этого силами и средствами армия не располагала. Такой вывод подсказывался опытом мартовской операции, воспоминания о которой были еще свежи. Тогда армия имела значительно большие силы и средства, но так и не смогла добиться решительного успеха. Та же задача была ей поставлена по плану предстоящей операции, однако выполнять ее надо было меньшими силами и в более сложной обстановке.
Изложив командующему фронтом все перечисленные аргументы, я предложил усилить армию. Но просьба моя была отклонена.
Дух оптимизма, к сожалению, оказавшегося неоправданным, витал на командном пункте фронта. Как это ни странно, Военный совет фронта уже не считал противника опасным. Мое сообщение о мероприятиях командования неприятеля в полосе предстоящего наступления 38-й армии не привлекло внимания. Напротив, меня усиленно уверяли, что противостоящий враг слаб и что мы имеем все необходимое для его разгрома.
Военный совет Юго-Западного направления был убежден в непогрешимости своей оценки сил противостоящего врага. Настолько убежден, что упорно отстаивал ее и в конце концов отстоял на вышеупомянутом заседании Ставки Верховного Главнокомандования, на котором присутствовали Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко и генерал И. X. Баграмян.
Ставка Верховного Главнокомандования согласилась с тем, что Военный совет Юго-Западного направления разгромит имевшимися в его распоряжении силами и средствами харьковскую группировку противника и освободит весь промышленный район. Поскольку, по мнению Военного совета направления, противник там был слаб, то и вопрос о значительном усилении наших войск на юге не обсуждался.
Правильная оценка Военным советом Юго-Западного направления обстановки на юге к началу мая 1942 г., на мой взгляд, вообще могла бы решающим образом изменить дальнейший ход событий. И не только потому, что в таком случае летнее наступление врага с самого начала встретило бы несравнимо более сильный отпор. Я имею в виду еще и сильное влияние оценки Военного совета Юго-Западного направления на оперативно-стратегические взгляды Верховного Главнокомандования, согласно которым главным оставалось московское направление.
Доклады Военного совета Юго-Западного направления об обстановке на юге весной 1942 г. играли существенную роль в формировании указанных взглядов. Большое значение при этом, как уже отмечалось, придавалось принципу "на месте виднее". Полагаю, что не меньший вес имели высокий авторитет маршала Тимощенко и доверие, оказываемое военно-политическим руководством страны члену Военного совета Юго-Западного направления Н. С. Хрущеву.
Однако более реалистическая оценка обстановки могла бы привести к тому, что Ставка иначе бы распределила ресурсы и упреждающий удар, задуманный в форме Харьковской наступательной операции, мог быть осуществлен в более широких масштабах и с привлечением значительно больших сил, а возможно и с постановкой активных задач войскам не только Юго-Западного, но также Южного и Брянского фронтов.
Конечно, в то время Красная Армия еще не располагала достаточным количеством сил и средств для полного разгрома врага. Кстати, должен заметить, что на войне их всегда не хватает. Что же касается рассматриваемого периода, то на 12 мая 1942 г. общее соотношение в живой силе, танках, артиллерии и даже авиации было в пользу войск Юго-Западного направления. Следовательно, наступательная операция на южном крыле советскогерманского фронта более крупными силами и с более решительными целями, чем Харьковская, была не так уж неосуществима. И она могла по крайней мере расстроить и истощить силы врага, предназначавшиеся для наступления на Сталинград и Кавказ.
Все это вовсе не означает, что решающим для исхода Харьковской наступательной операции был недостаток сил и средств. Он дал себя знать в известной степени и на некоторых участках. Еще больше сказались на этой операции и связанных с ней событиях серьезные недостатки в руководстве ее подготовкой и ведением со стороны Военного совета Юго-Западного направления, фронта и командующих армиями.
Таким образом, в поисках ответа на вопрос о реальности замысла Харьковской наступательной операции в мае 1942 г. я нахожу две группы фактов. Это, с одной стороны, соотношение сил и средств на участках прорыва, сложившееся в целом в пользу войск фронта, и высокий наступательный дух, царивший в наших войсках. Нечего и говорить, насколько существенными были эти факторы. Именно благодаря им, в особенности героизму и отваге советских воинов, в первые дни наступления возникла чрезвычайно опасная для врага ситуация, грозившая сорвать его планы. Вышеупомянутый З. Вестфаль по существу признал это, заявив относительно боев под Харьковом в те дни: "...Победа досталась нам только после серьезных усилий".
К сожалению, факторы, делавшие реальным осуществление целей операции, сводились к нулю отмеченными выше недостатками в руководстве организацией и ведением операции. Наиболее пагубной оказалась недооценка сил противостоящего врага в целом и отдельных его группировок в частности. Короче говоря, резко дало себя знать то, что в советской военно-исторической литературе справедливо называют отсутствием у нас тогда должного опыта организации и ведения больших наступательных операций. Это стало очевидным с первого дня наступления.
V
Наступление северной ударной группировки началось 12 мая в 6 час. 30 мин. артиллерийской подготовкой. Она продолжалась ровно час. В 7 час. 30 мин. пошла в атаку пехота с танками непосредственной поддержки. В это же время авиация начала длившийся 15-20 минут налет по районам артиллерийских позиций и опорным пунктам противника в его главной полосе обороны. Значительное число огневых точек подавить не удалось. Кроме того, их оказалось намного больше, чем предполагалось, и это была первая неожиданность для наших войск. В результате стрелковые подразделения и танки первых эшелонов 21, 28-й и 38-й армий были встречены плотным огнем. За этим последовали контратаки тактических резервов противника. В первой половине дня атакующие части смогли продвинуться на глубину от 1 до 3 км. Второй неожиданностью было то, что, вопреки надеждам, меньше всех продвинулась 28-я армия. Она имела, как показано выше, сил и средств больше, чем 21-я и 38-я армии. Однако в ходе боев выяснилось, что и враг создал в полосе наступления 28-й армии большую тактическую плотность обороны. Это в свою очередь показало, что немецко-фашистское командование знало о нашем наступлении. Внезапность как важнейший элемент всякого боя была потеряна нашими войсками. Предстояло вести тяжелые, кровопролитные бои. К концу первого дня наступления лучших результатов в бою добились 21-я и 38-я армии. Войска этих армий, имея плотность артиллерии и танков на 1 км фронта меньшую, чем 28-я армия, достигли больших успехов.
Я уже говорил здесь о наступательном духе, царившем в войсках фронта. В 38-й армии, в частности, его проявления можно было увидеть во всем. Бывая почти каждый день в ротах, батареях, батальонах и дивизионах и беседуя с бойцами и командирами, я убеждался в том, что вся армия живет ожиданием приказа о наступлении, стремлением обрушить на врага уничтожающий удар. И когда наконец в частях и подразделениях было зачитано обращение Военного совета фронта о переходе в наступление, оно было встречено с восторгом и воодушевлением.
Результаты огромного духовного подъема войск сказались уже в первый день операции. Лучше всех действовала 226-я стрелковая дивизия генерал-майора А. В. Горбатова, усиленная 36-й танковой бригадой (командир полковник Т. И. Танасчишин). Она в короткий срок прорвала тактическую глубину обороны гитлеровцев и перешла затем к преследованию разбитых подразделений 294-й и 211-го полка 71-й пехотных дивизий. После короткого, стремительного боя 226-я стрелковая дивизия овладела важным узлом сопротивления противника в населенном пункте Непокрытое, продвинувшись за день на 10 км. Успех сопутствовал и 124-й стрелковой дивизии полковника А. К. Берестова, совместно с которой действовала 13-я танковая бригада (командир подполковник И. Т. Клименчук). Эта дивизия форсировала р. Большая Бабка и двумя ударами - с востока и (используя успех соседа справа) с севера - овладела уже знакомым читателю селом Песчаное, где противник создал крупный опорный пункт на своем переднем крае.
В это время и попал в наши руки упоминавшийся выше дневник командира оборонявшегося в Песчаном батальона 294-й пехотной дивизии. Последние записи в этом любопытном документе подтверждают, что немецко-фашистское командование заранее знало о предстоящем наступлении и в связи с этим бросило крупные резервы на усиление обороны. Даже автор дневника выражал удивление по поводу того, что его батальон в течение нескольких дней получил пополнение и был усилен стрелковой ротой, тяжелой минометной группой, инженерным взводом и взводом ПТО. Кроме того, его теперь поддерживала артиллерия. Далее отмечалось, что в ожидании наступления советских войск батальон перенес свои оборонительные позиции подальше от села, основательно укрепил их и зарылся в землю. Наконец, командир батальона писал, что сумел внушить своим офицерам "чувство уверенности в неприступность позиции, основанное на условиях местности, наличии оружия и моральном состоянии части". Он подчеркивал: "Мы уверенно ждем приближающееся наступление русских".
Эта уверенность не спасла автора дневника от гибели. 124-я стрелковая дивизия наступала стремительно, и Песчаное вновь было освобождено, по и на этот раз ненадолго. Еще большими силами оборонялся противник в населенных пунктах Большая Бабка и Пятницкое. Оба они были памятны нам по мартовской операции. 300-й стрелковой дивизии тогда так и не удалось овладеть Большой Бабкой. Теперь она столь же безрезультатно вела бой за Пятницкое, а Большую Бабку атаковал один из полков 81-й стрелковой дивизии. Он форсировал одноименную реку и завязал бой на северо-восточной окраине села. Но одному ему оказалось не под силу сломить сопротивление крупного фашистского гарнизона. Внимательно глядя с наблюдательного пункта 124-й стрелковой дивизии за ходом боевых действий, я решил ввести в бой резерв армии - два других полка 81-й стрелковой дивизии - для овладения Большой Бабкой. Это решило судьбу названного населенного пункта. Во второй половине дня он был освобожден. Итак, резерв армии был введен в бой в первый же день операции. Это был вынужденный шаг, вызванный потерей внезапности наступления. Компенсировать этот недостаток можно было только решительным, стремительным движением с целью быстрейшего прорыва тактической глубины обороны противника. Немецко-фашистское командование, направлявшее основные усилия войск на удержание главной оборонительной полосы, надеялось использовать для контратак лишь дивизионные резервы, с тем чтобы приберечь корпусные для обороны ближних подступов к Харькову. Прорыв соединений 38-й армии нарушил эти планы. Сложившееся для врага напряженное положение вынудило его усилить противодействие нашим наступающим войскам путем переброски и ввода в бой не только корпусных, но и армейских резервов. К началу советского наступления, как уже отмечалось, на участок против 38-й армии был переброшен один полк 71-й пехотной дивизии. Сюда же в самом начале боя прибыл и полк 297-й пехотной дивизии. Он входил в состав резерва 51-го армейского корпуса, оборонявшего Чугуевский плацдарм.
Командование 6-й немецкой армии было встревожено. Оно полагало, что здесь, а не к югу от Харькова, наносился главный удар. Это направление было признано угрожающим, поэтому сюда были переброшены еще два полка - из 71-й и 44-й пехотных дивизий. Кроме того, к исходу дня в полосе наступления армии начали сосредоточение 3-я и 23-я танковые дивизии, находившиеся в армейском резерве и предназначенные, как мы очень скоро убедились, для выполнения активных задач.
Итоги первого дня наступления в целом не оправдали надежд командования фронта. Я считал необходимым для достижения успеха перенести направление главного удара в полосу нашей армии. То обстоятельство, что 226-я стрелковая дивизия прорвала тактическую глубину обороны противника, должно было значительно облегчить разгром 3-й и 23-й танковых дивизий, а затем окружение и ликвидацию всей харьковской группировки противника.
Эти соображения были доложены командующему фронтом. Однако он не согласился с ними, заявив, что на прежнем направлении успех будет значительнее, так ник там оба фланга надежно прикрыты. Опасения же относительно сосредоточения противником крупных сил танков командующий счел недостаточно обоснованными. Эту угрозу, по его мнению, должен был ликвидировать успех войск на направлении главного удара, т. е. на участке нашей 6-й армии.
Военный совет фронта пришел к выводу, что операцию и в дальнейшем необходимо продолжать согласно ранее принятому решению и в прежней группировке. Он считал, что решительным наступлением 28-й армии будет обеспечен разгром противостоящих войск врага к утру следующего дня. Когда же сопротивление противника таким образом будет сломлено, полагали в штабе фронта, наши войска устремятся на запад и окружат вражескую группировку. Что касается двух танковых дивизий, сосредоточенных в полосе наступления 38-й армии, то не были предусмотрены меры по их разгрому или хотя бы парированию возможных контрударов. Мне было лишь приказано вывести танковые бригады избоя и сосредоточить их к утру следующего дня для прикрытия старосалтовского направления, что нельзя было считать достаточно эффективной мерой. Тем более, что в этом же районе противник заканчивал сосредоточение трех свежих пехотных полков, о которых мы узнали лишь на следующий день.
На рассвете 13 мая наши войска возобновили наступление на прежних направлениях при поддержке авиации, господствовавшей в воздухе. На этот раз и 21-я армия достигла успеха на своем левом фланге. 28-й же армии на правом фланге удалось в первой половине дня лишь окружить крупный опорный пункт в деревне Терновая. Тогда командующий 28-й армией принял решение развить наступление силами двух стрелковых дивизий и двух танковых бригад на своем левом фланге, используя успех нашей армии. Дивизии 38-й армии продолжали наступать на своем участке. К 13 часам они продвинулись на правом фланге и в центре на 6 км. К этому времени ими были освобождены населенные пункты Михайловка 1-я, Ново-Александровка и др. Там же войска армии завязали бои за Червону Роганку, а левее вышли к дороге, ведущей от этого населенного пункта к Бол. Бабке. На этот рубеж выдвинулись также 13-я и 133-я танковые бригады.
Во второй половине дня обстановка резко изменилась. Противник закончил сосредоточение двух ударных групп. Одну из них составляли 3-я танковая и два полка 71-й пехотной дивизий, расположившиеся в районе Приволье Во вторую - в районе Зарожное - вошли 23-я танковая и один полк 44-й пехотной дивизии. Этими силами враг одновременно нанес контрудар в направлении Старого Салтова. Сильный удар 370 танков с пехотой и при поддержке авиации пришелся по войскам правого фланга армии. Они вынуждены были отойти на восточный берег реки Большая Бабка, открыв левый фланг 28-й армии.
Командующий фронтом, оценив обстановку, приказал мне занять оборону на восточном берегу реки Большая Бабка. Он поставил задачу не допустить прорыва танков врага на Старый Салтов, грозившего окружением всей северной ударной группировки и ликвидацией плацдарма за р. Северный Донец. Соответственно этому армия была усилена 162-й стрелковой дивизией (командир полковник М. И. Матвеев) и 6-й гвардейской танковой бригадой (командир подполковник М. К. Скуба), выведенными из резерва 28-й армии. Танковые бригады немедленно вступили в единоборство с танками врага. Подбили до 40 из них и подожгли 35. Но и сами понесли большие потери. 14 мая обстановка в полоса наступления северной группировки еще больше осложнилась. Противник в течение всего дня пытался развить удар танковой группой в стык 28-й и 38-й армий, а в районе Песчаное форсировать р. Большая Бабка. Однако стык был укреплен, и это обеспечило успех оборонительных боев. Командующий войсками фронта в свою очередь переключил авиацию 6-й армии для поддержки северной ударной группировки. В результате 28-я армия в течение дня продвинулась на 6-8 км. Она вышла к тыловому рубежу врага на правом берегу реки Харьков, но ввести в прорыв 3-й гвардейский кавалерийский корпус и 38-ю стрелковую дивизию не смогла: они лишь в ночь на 15 мая закончили сосредоточение северо-восточнее Терновая.
Войска 38-й армии продолжали отражать многочисленные атаки пехоты и танков. К концу дня мы прочно закрепились на восточном берегу реки Большая Бабка. В полосе наступления южной ударной группировки, наносившей главный удар, события поначалу развивались более спокойно. Войска 6-й армии и группы генерала Бобкина начали атаку одновременно с соединениями северной группировки. Наступлению предшествовала артиллерийская и авиационная подготовка. Последовали трехдневные бои, в ходе которых оборона противника была прорвана до 55 км по фронту и на 25-40 км в глубину. И здесь наибольший успех был достигнут на вспомогательном направлении. Это произошло благодаря вводу в прорыв в первый день операции второго эшелона. Он не дал противнику возможности задержаться на промежуточных оборонительных рубежах. Меньше продвинулась в глубину 6-я армия на направлении главного удара. Что касается ввода в бой 21-го и 23-го танковых корпусов, то он был перенесен на более поздний срок в связи с тем, что авиация, поддерживавшая нашу 6-ю армию, как уже отмечено, переключилась по приказу командующего фронтом на поддержку северной группировки.
15 и 16 мая 1942 г. войска последней вели упорные бои с резервами противника. Продвижения не имели, так как враг непрерывно подбрасывал подкрепления с белгородского, обояньского и курского направлений. Войска южной группировки в эти дни медленно продвигались вперед и готовились к вводу в прорыв танковых корпусов. В итоге пятидневных наступательных боев обе ударные группировки продвинулись в глубину обороны противника на 20- 35 км и вели бои на рубежах, достижение которых планировалось на третий день операции. Подвижные войска находились в прифронтовой полосе. На севере они втягивались в оборонительные бои, а на юге готовились к вводу в прорыв.
На этом закончился первый этап операции. Он показал, что штаб Юго-Западного фронта и командующие армиями к началу операции допустили крупную ошибку в оценке сил противника. Мы считали, что к 11 мая вражеское командование располагало двенадцатью пехотными и одной танковой дивизией. В действительности же в полосе фронта в районе Харькова находилось пятнадцать пехотных и две танковые дивизии. Кроме того, прибыла и начала выгружаться еще одна пехотная дивизия, а две другие были на подходе. Затянувшиеся бои по прорыву главной полосы обороны позволили противнику выиграть время. Он подтянул резервы из глубины, а также с неатакованных участков фронта, уплотнил боевые порядки. В итоге это дало ему возможность изменить в свою пользу первоначальное соотношение сил. Недооценивая противостоящие силы, их подвижность, маневренность, считая, что враг чуть ли не на грани истощения, штаб фронта наряду с этим переоценивал возможности наших войск. Он полагал, что соединения первых эшелонов легко разгромят противостоящие дивизии врага. Отсюда вытекали и ошибочные установки при планировании наступательной операции, о которых уже шла речь.
Ошибочные оценки не были изменены в ходе боевых действий даже тогда, когда наши войска по существу потеряли инициативу. В полосе наступления северной ударной группировки уже на второй день вражеское командование фактически начало навязывать нам свою волю. В результате последовательность действий войск была нарушена, и вместо решительного наступления мы вели борьбу с танковой группировкой противника.
Подобная ситуация сложилась и в южной ударной группировке войск. Там уже в пределах тактической зоны обороны противника завязались упорные бои с оперативными резервами врага. И лишь на шестой день наступления были созданы условия для ввода в прорыв подвижной танковой группы. Действительно, в течение всех первых пяти дней операции по существу шла борьба за захват инициативы. Кульминационным пунктом этой борьбы явились события 17 мая. Чаша весов склонилась в сторону противника. Инициатива вновь перешла в его руки. Характерно, что в войсках сразу почувствовали эту перемену.
- Ожил проклятый фашист, перезимовал,- говорили бойцы. И это была, пожалуй, самая точная оценка противника. Она. как бы подчеркивала, что удары по врагу в ходе зимней кампании нанесли ему тяжелый урон, но не сокрушили, что в результате. этих ударов он лишь "обмер", а вот теперь снова "ожил". И, следовательно, нужно бить основательнее, крепче, чтобы окончательно разбить противника. Да, враг был еще очень силен. Несколько дней назад мы узнали о неблагоприятном ходе боев за Керчь. А теперь и из наших рук ускользал, казалось, уже почти достигнутый успех.
К сожалению, штаб фронта недостаточно реагировал на изменение обстановки. А она заключалась не только в усилившемся сопротивлении нашим наступающим соединениям, но и в появлении угрозы со стороны сильной группировки войск противника, сосредоточившейся к тому времени в районе Славянска, Краматорска. Линия фронта на Юго-Западном направлении к началу наступления проходила восточное Орла, Курска, Белгорода, Харькова и далее по рекам Северный Донец и Миус, с плацдармом в районе Лозовой и Барвенково. С этого плацдарма, известного под названием барвенковского выступа, и наносили удар 6-я армия и группа генерала Бобкина. У северного фаса выступа был расположен плацдарм противника в районе г. Чугуева, занятый 44-й и 297-й пехотными дивизиями. Им противостояли 199-я и 304-я стрелковые дивизии 38-й армии. Еще севернее наступали основные силы 38-й, а также 28-я и 21-я армии. На южном фасе Барвенковского плацдарма занимали оборону 57-я и 9-я армии Южного фронта.
Таким образом, план операции, имевшей целью охват флангов и последующее окружение харьковской группировки противника, учитывал в основном лишь силы самой этой группировки. Да и то, как мы видели, преуменьшал их. Что касается действовавшей против Южного фронта армейской группы Клейста (17-я полевая и 1-я танковая армии), то она при планировании Харьковской наступательной операции по существу не принималась во внимание. С ее стороны, по мнению командования 57-й и 9-й армий{70}, разделяемому штабом фронта и направления, нельзя было ожидать активных действий в ближайшее время, тем более в направлении на север.
Это была ошибка, за которую пришлось дорого заплатить. Уже 13 мая, буквально на следующий день после начала наступления, крупные силы из состава армейской группы Клейста начали перегруппировку в полосу обороны 9-й армии для нанесения удара в северном направлении.
Выше говорилось о том, как важна не только умелая организация наступления, но и способность видеть в ходе проведения операции те или иные тенденции ее развития, распознавать первые же признаки возникающей угрозы и вовремя предотвращать ее. К сожалению, в описываемый период войны мы еще далеко не всегда обладали таким уменьем и еще только накапливали тот драгоценный опыт, который впоследствии сыграл огромную роль в разгроме врага.
Недешево достался нам этот опыт. И одним из уроков, полученных Красной Армией в первый период войны, были события, связанные с Харьковской наступательной операцией. Четыре дня длилось сосредоточение войск армейской группы Клейста в названном районе. Нашими войсками были замечены, передвижения у противника, но сведения поступали отрывочные и в высшие штабы не передавались. Им просто не придавалось должного значения, как и показаниям пленных или данным авиаразведки. Командование Юго-Западного направления не знало о готовящемся ударе Клейста, но и узнав, не предприняло сразу мер по ликвидации угрозы. Вот что пишет об этом Маршал Советского Союза Г. К. Жуков: "В середине мая я присутствовал при разговоре Сталина и Тимошенко и хорошо запомнил, что Сталин высказал серьезное опасение в отношении краматорской группировки противника. Тимошенко доложил, что Военный совет считает опасность со стороны краматорской группы преувеличенной и не находит оснований для прекращения операции. Вечером того же дня у И. В. Сталина состоялся разговор на эту тему с членом Военного совета фронта Н. С. Хрущевым, который высказал те же соображения, что и командующий".
Считаю нужным со своей стороны рассказать о последствиях такой оценки обстановки.
VI
К 17 мая в полосе обороны 9-й армии Южного фронта противник сосредоточил для наступления: 3-й моторизованный корпус (14-я танковая дивизия и боевая группа Барбо, 60-я моторизованная, 1-я горнострелковая, 100-я легкопехотная и 20-я румынская пехотная дивизии) 44-й армейский корпус (16-я танковая, 68, 389, 384-я пехотные и 97-я легкопехотная дивизии) 52-й армейский корпус (101-я легкопехотная, два полка 257-й пехотной дивизии и 500-й штрафной батальон). Всего, таким образом, здесь сосредоточилось около 11 дивизий. Они были полностью укомплектованы личным составом и вооружением, в том числе танками. На участке прорыва они имели следующее превосходство: но числу батальонов-1 :1,7, по орудиям-1:7,4, в том числе противотанковым-1:4,7, по минометам -1: 2,1, танкам -1 : 6,5.
Располагая такими крупными силами перед южным фасом Барвенковского плацдарма, немецко-фашистское командование предназначило их для нанесения двух ударов - на Барвенково и в направлении Долгенькая, где разместился вспомогательный пункт управления 9-й армии. Противник намеревался рассечь оборону этой армии, окружить и уничтожить ее части восточное Барвенково. В дальнейшем он рассчитывал выйти на р. Северный Донец в районе Изюм - Петровская, форсировать ее и нанести удар в направлении Балаклеи. Там наступающие должны были соединиться с войсками 6-й немецкой армии, оборонявшими Чугуевский плацдарм, и завершить окружение всей группировки советских: войск внутри барвенковского выступа.
В 5 час. 30 мин. 17 мая после артиллерийской и авиационной подготовки пехота и танки противника перешли в атаку. С воздуха наступление поддерживали силы авиации. Обходя наши опорные пункты и заграждения, подвижные группы врага уже к 8 часам прорвали оборону 9-й армии на обоих направлениях и продвинулись на север до 10 км. Авиация к тому времени разрушила вспомогательный пункт управления и узел связи армии в Долгенькой. Командующий и штаб, начальник которого был ранен, переехали на командный пункт в Каменке, а оттуда на левый берег реки Северный Донец, потеряв управление войсками. Поскольку через Долгенькую проходила линия связи Южного фронта не только с 9-й армией, но и с 57-й, то и сообщение по ней с потерей этого населенного пункта полностью прекратилось.
В таких условиях командиры соединений и частей вели бои изолированно, без увязки своих действий с соседями и резервами. Штаб же Южного фронта, которым командовал генерал-лейтенант Р. Я. Малиновский, узнал о начавшемся наступлении только во второй половине дня, когда враг уже завершал прорыв тактической зоны обороны. А к исходу дня, когда о случившемся был информирован штаб Юго-Западного направления, противник прорвался уже в оперативную глубину и вступил в бой с резервами армии и фронта.
Наступление вражеских войск являлось самой большой угрозой какую только можно было представить. Удар был нацелен в глубокий тыл южной ударной группировки Юго-Западного фронта и 57-й армии Южного фронта. В случае удачи немецко-фашистские войска не только сводили на нет все успехи, достигнутые войсками Юго-Западного направления в течение зимней кампании и срывали операцию по овладению Харьковским промышленным районом, но и угрожали окружением крупной группировки наших войск, в том числе и 6-й армии - самой сильной и боеспособной в составе Юго-Западного фронта. Видели ли эту опасность Военные советы направления, Юго-Западного и Южного фронтов? Судя по всему, нет. Не следует забывать, что командование 9-й и 57-й армий, в полосах которых противник нанес удар, расценивало действия противостоящих вражеских сил как оборонительные и исключало возможность перехода их в ближайшее время в наступление на южном фасе барвенковского выступа. Из этого и следует, что и штаб Южного фронта, а тем более Юго-Западного направления не видели ни угрозы, ни ее масштабов. Иначе они не ограничились бы явно недостаточными для локализации прорыва мерами.
Командующий войсками Южного фронта, узнав о прорыве, передал 5-й кавалерийский корпус под командованием генерал-майора И. А. Плиева из своего резерва в подчинение 9-й армии. Одновременно он приказал перебросить из района Лисичанска и также подчинить ей же стрелковую дивизию и танковую бригаду. В свою очередь главнокомандующий Юго-Западным направлением передал Южному фронту 2-й кавалерийский корпус из своего резерва. При этом он потребовал организовать разгром прорвавшейся группировки противника и восстановить прежнее положение силами 2-го и 5-го кавалерийских корпусов, а также 14-й гвардейской стрелковой дивизии из резерва 57-й армии. Из этого видно, что к исходу дня 17 мая штаб Юго-Западного направления не имел представления о силах противника, наступавшего в полосе 9-й армии. Неясным оставались для него и цели наступления.
Все это может показаться странным, особенно если знаешь, что Ставка, как уже говорилось, не раз обращала внимание Военного совета Юго-Западного направления на славянско-краматорскую группировку противника. Невольно напрашивается вопрос: почему же командование Юго-Западного направления сначала вообще не прислушалось к этим сигналам, а после удара врага в полосе 9-й армии не предприняло действенных мер против названной группировки?
Причина была все в той же недооценке сил противника. Мы еще вернемся к этому вопросу. Пока же скажу, что именно в результате такой недооценки наступающей с юга группировке врага были противопоставлены сравнительно малочисленные войска, причем это была кавалерия, которая должна была действовать против танков. Основные же силы Юго-Западного фронта продолжали наступательную операцию, стремясь на запад.
На рассвете того же 17 мая наша южная ударная группировка начала вводить в прорыв 21-й и 23-й танковые корпуса. Ломая сопротивление врага, они продвинулись в северо-западном направлении на 15 км. На 6-10 км продвинулись в тот день все соединения 6-й армии. Группа генерал-майора Л. В. Бобкина вела бои за Красноград. Иначе говоря, наши войска сами лезли в мешок, в пасть врагу. Согласно плану и боевому приказу, должна была наступать и 28-я армия.
Но не успела. На полтора часа упредил ее противник. Главный удар он нанес на Веселое и Муром, вспомогательный - также на Муром, но с северо-запада. В составе вражеской группировки на этом участке были две танковые и одна пехотная дивизии. Их удар оказался настолько сильным и неожиданным, что одна из стрелковых дивизий 28-й армии, изготовившаяся для наступления, вынуждена была начать отход, открыв тыл своего правого соседа. Все же наступление врага было остановлено, и он понес большие потери. Но для этого пришлось использовать всю артиллерию и одну из кавалерийских дивизий подвижной группы, предназначенной для действий в оперативной глубине. Она должна была соединиться западнее Харькова с танковыми корпусами 6-й армий. Однако обстановка потребовала гораздо раньше ввести в бой часть сил этой группы, и она закрыла образовавшийся разрыв.
В тот день и дивизиям правого фланга 38-й армии было приказано упорной обороной не допустить прорыва врага на Стар. Салтов. Противник неоднократно стремился преодолеть рубеж р. Большая Бабка в районе Непокрытая и Песчаное. Но все его попытки были отражены. А вечером в разведывательный отдел армии были доставлены захваченные у противника секретные документы. Из них явствовало, что немецко-фашистское командование еще 11 мая, накануне начала наступления, приступило к подготовке удара силами 3-й и 23-й танковых и 71-й пехотной дивизий. Они должны были наступать в юго-восточном направлении на населенный пункт Савинцы и далее на Изюм. Иначе говоря, враг намеревался нанести удар по тылам 6-й армии и группы генерала Бобкина, захватить мосты на р. Северный Донец и таким образом перерезать коммуникации наших войск на Изюмском плацдарме. Приступить к осуществлению этого плана намечалось в период между 15 и 20 мая.
Командование 38-й армии еще ничего не знало об ударе противника в полосе 9-й армии, поэтому мы посчитали правильным, что упредили врага. Действительно, выходило, что 38-я армия отвлекла на себя силы вражеской группировки: сначала решительным наступлением, а теперь, после контрудара по правофланговым дивизиям армии, сковыванием этой группировки. И то, и другое отвлекало последнюю от выполнения запланированного для нее удара по тылам наступающей 6-й армии.
Обменявшись мнениями по этому поводу с членом Военного совета Н. Г. Кудиновым и начальником штаба С. П. Ивановым, я решил активизировать действия войск армии с целью дальнейшего сковывания группировки противника. А поскольку боевой приказ на 18 мая был уже отдан, то приказал разработать дополнительные мероприятия и соответствующие распоряжения всем дивизиям. Иванов тотчас же приступил к этому делу, а я связался по прямому проводу с командным пунктом фронта. Меня соединили с командующим, но вместо него к аппарату подошел начальник штаба Он сказал, что командующий занят и не может сейчас вести: переговоры. Когда же я кратко сообщил содержание захваченных документов врага, начальник штаба попросил срочно доставить их на командный пункт фронта. Из дальнейших его слов я и узнал наконец о событиях, происходивших в тот день в полосе Южного фронта. Он сказал, что там противник еще утром перешел в наступление крупными танковыми массами и уже успел добиться серьезного успеха на изюмском и барвенковском направлениях. Начальник штаба фронта выразил предположение, что захваченные нами документы раскрывают еще одно звено в общей цепи событий этого дня.
В самом деле, не трудно было догадаться, что мы имели дело с намерением гитлеровского командования нанести двухсторонний удар под основание барвенковского выступа. Стало очевидным и то, что цель противника состояла не только в срыве наступления армий Юго-Западного фронта, но и в ликвидации плацдарма вместе с находящимися на нем войсками. Позже с гало известно, что это и была тщательно подготовленная наступательная операция под кодовым наименованием "Фридерикус I". Штабу Юго-Западного направления не удалось своевременно разгадать замысел врага. Он имел в своем распоряжении сведения о концентрации танковых соединений противника к северу от барвенковского выступа и еще более крупных сил - к югу. Но не придавал, как показано выше, большого значения ни одной из этих группировок в отдельности. И тем более не видел опасной взаимосвязи между ними.
К вечеру 17 мая все, казалось, прояснилось. Резко осложнилась обстановка в полосе 9-й армии, а это таило в себе угрозу не только для 57-й, но и для 6-й армий. К тому же окончательно выявились намерения противника нанести встречный удар с севера. Предпринятое в тот день усиление 9-й армии ближайшими резерв вами оказалось явно недостаточной мерой против широкого замысла врага.. Нужны были иные, более действенные решения. Главнокомандующий Юго-Западного направления в ночь на 19 мая приказал: 6-й армии вывести из боя 23-й танковый корпус, перебросить его на рубеж р. Берека и подчинить командующему 57-й армии 38-й армии срочно подготовить прочную оборону на левом фланге, в районе Савинцы 343-й стрелковой дивизии, 92-му танковому. батальону и батальону противотанковых ружей, располагавшимся в резерве за левым флангом 38-й армии севернее Изюма, сосредоточиться за р. Северный Донец и занять оборону на южных подступах к г. Изюм. Кроме того, Ставка Верховного Главнокомандования выделила из своего резерва стрелковую дивизию и две танковые бригады. Она также разрешила усилить правое крыло Южного фронта переброской одной дивизии с ворошиловградского направления.
С утра 18 мая противник возобновил наступление на правом крыле Южного фронта. Из районов Барвенково и Долгенькая он наносил удар на север. Главные силы танковых дивизий врага наступали на Изюм. 343-я стрелковая дивизия не успела сосредоточиться в указанном ей районе. 5-й же кавалерийский корпус уступал врагу в оснащении боевой техникой. В итоге войска противника прорвали оборону кавалеристов и к 10 часам овладели южной частью г. Изюм. Наши части отошли. В течение всего дня они вели оборонительные бои, отразив попытки врага прорваться на левый берег реки Северный Донец. Не сумев с ходу осуществить это намерение, немецкие танковые дивизии повернули на запад. Там, на рубеже р. Берека, им должен был преградить путь 23-й танковый корпус. Это вытекало из вышеизложенного приказа, изданного главнокомандующим Юго-Западным направлением в ночь на 18 мая. Но 6-я армия с большим опозданием получила распоряжение о выводе из боя 23-го танкового корпуса. Поэтому он до полудня наступал в боевых порядках армии. А когда командир корпуса начал выводить из боя свои бригады, они уже не могли вовремя сосредоточиться на рубеже Береки и воспрепятствовать танковому корпусу противника форсировать эту реку. Тем не менее наступление южной группировки Юго-Западного фронта не было приостановлено. 6-я армия должна была продолжать продвижение на г. Мерефа, а группа генерала Бобкина- овладеть Красноградом. Наступательные задачи были поставлены и войскам северной ударной группировки. Было ясно, что немецко-фашистское командование попытается ускорить окончание операции против нашей северной группировки с целью высвобождения и переброски на изюмское направление 3-й и 23-й танковых дивизий. Поэтому командующий фронтом приказал разгромить вражеские танковые дивизии наступлением 28-й армии в юго-западном направлении, а силами правого фланга 38-й армии овладеть опорными пунктами врага в Непокрытой, Песчаном, Большой Бабке.
Получив приказ, я принял решение уменьшить полосу наступления армии. Это позволило передвинуть к левому флангу 28-й армии 226, 124-ю и 81-ю стрелковые дивизии и уплотнить их боевые порядки. Им предстояло во взаимодействии с танковыми бригадами наступать в направлении населенного пункта Червона Роганка. Одновременно было решено сковать силы противника на левом фланге, где на 60-километровом фронте оборонялись 199-я и 304-я стрелковые дивизии. Каждая из них получила задачу нанести удар двумя усиленными полками и не допустить переброски сил противника на активные участки фронта. Одна дивизия наносила удар на Чугуев, другая - на Балаклею.
План этот мы пытались осуществить в течение 18 мая, однако успеха не имели. Наши войска несколько раз переходили в наступление, продвигались на 1,5-2 км вперед, но подвергались массированным атакам танков и авиации и вынуждены были отходить в исходное положение.
Наступление на Чугуевском плацдарме также не достигло цели. Оно было отражено 44-й и 297-й пехотными дивизиями. Немецко-фашистское командование стремилось любой ценой удержать этот плацдарм, намереваясь, как показали дальнейшие события, воспользоваться выгодными позициями для подготовлявшегося летнего наступления.
Что касается 38-й армии, то среди причин ее неуспеха в первую очередь надо отметить допущенные нами ошибки и просчеты. Решение наступать в 26-километровой полосе было недостаточно обоснованным. Хотя мы располагали некоторыми сведениями о противнике на переднем крае и в ближайшем тылу, все же должного вывода из факта усиления вражеской обороны не сделали. Не учли те силы и средства, которые мог подбросить противник в район прорыва из глубины и с неатакованных участков фронта. Участок прорыва фронта противника не обеспечили необходимым количеством сил и средств, не создали решительного превосходства на важнейшем направлении, Ко всему этому оперативное построение армии было неглубоким, одноэшелонным при слабом резерве и наличии всего лишь около 19 орудий и 5 танков на километр фронта наступления. При таких условиях вряд ли можно было рассчитывать, что мы сумеем не только прорвать вражескую оборону, но и осуществить глубокую операцию. Мы же, веря в успех наступления, вероятно, при планировании операции самообольщались, желаемое принимали за действительность. И хотя прорыв войск в первые дни наступления был высокий, нам удалось прорвать лишь тактическую зону обороны. Разгромить же подходившие резервы врага было нечем. Сказалось и то, что вражеские пехотные части были усилены большими группами танков, особенно активно действовала фашистская авиация. В течение светлого времени дня противник наносил один за другим удары с воздуха силами по 20-35 самолетов. Наша же авиация почти не появлялась над полем боя.
Из сказанного видно, что наступательные возможности дивизий 38-й армии были подорваны. Несмотря на это, было решено и 19 мая продолжать наступление силами северной ударной группировки. Это объяснялось тем, что обстановка требовала облегчить положение наших войск на барвенковском выступе. Дело в том, что оно продолжало ухудшаться. В течение 18 мая войска 9-й армии, ведя тяжелые оборонительные бой, отходили на восточный берег реки Северный Донец. Противник стремительно наступал в северном направлении. Становилась явной угроза коммуникациям наших войск на плацдарме. В связи с этим главнокомандующий Юго-Западного направления тогда же приказал вывести из состава 6-й армии в свой резерв также 21-й танковый корпус и одну стрелковую дивизию, сосредоточив их к исходу 19 мая в центре плацдарма.
Таким образом, основные подвижные силы южной ударной группировки были нацелены на ликвидацию прорыва противника в полосе 9-й армии и восстановление положения. Для выполнения этой задачи привлекались и резервы, прибывшие в район г. Изюм, и часть сил 57-й армии. Положение войск на плацдарме, однако, становилось все хуже. При этом 6-я армия лишилась большей части оперативных резервов и не могла обеспечить решительного наступления на Мерефу. Группа генерала Бобкина не овладела Красноградом. Поэтому после тщательной оценки обстановки главнокомандующий и принял решение, изложенное в приказе от 19 мая. Этим приказом соединениям 28-й, левого фланга 21-й и правого фланга 38-й армий ставилась задача разгромить танковую группировку в составе 3-й и 23-й танковых дивизий и других танковых частей противника. Согласно замыслу, эту группировку предполагалось окончательно вывести из игры, тем самым исключив в дальнейшем всякую угрозу для наших войск с ее стороны. В частности, считалось, что после удара она уже не сможет наступать из района Балаклеи в южном направлении и тем самым угрожать коммуникациям 6-й армии. Оперативная группа в составе левофланговых дивизий 38-й армии под командованием генерала Шерстюка и одна дивизия из созданной тогда же фронтовой группы во главе с генерал-лейтенантом Ф. Я. Костенко (в состав последней вошли группа генерала Бобкина и часть сил 6-й армии - от ее левого фланга до Змиева включительно) должны были встречными ударами нанести поражение группировке врага на Чугуевском плацдарме. Это позволило бы им сомкнуть свои фланги и тем самым высвободить две дивизии 6-й армии, оборонявшие западный берег реки Северный Донец между Балаклеей и Змиевым. Главным силам той же группы генерала Костенко, состоявшим из четырех стрелковых дивизий, усиленных двумя танковыми бригадами, и правофланговым соединениям 57-й армии предстояло обороняться на фронте Змиев - Караван - Красноград - Сахновщина - Благодатное - Верх. Самара.
Наконец, приказ требовал разгромить танковую группу Клейста. Эта задача ставилась группировке войск в составе трех стрелковых дивизий и 2-го кавалерийского корпуса 57-й армии, трех стрелковых дивизий, 21-го и 23-го танковых корпусов 6-й армии и соединений 9-й армии. Войска последней должны были нанести удар с востока, остальные соединения - с запада и севера. Из содержания приказа видно, что Военный совет Юго-Западного направления стремился: концентрическими ударами возглавляемых им войск нанести поражение вражеской группировке и восстановить положение на южном фасе Барвенковского плацдарма разгромить 3-ю и 23-ю танковые дивизии силами северной ударной группировки очистить от чугуевской группы врага занятый ею плацдарм на р. Северный Донец, а заодно срезать балаклеевский выступ и расширить фланг изюмского выступа. Одновременно Военный совет не намеревался прекращать наступательную операцию по разгрому харьковской группировки противника.
Ничего не скажешь, замысел был смелый, и представлялся он авторам простым и реальным. На деле все обстояло далеко не так просто. Прежде всего необходимо было в ограниченное время произвести перегруппировку больших масс войск, разбросанных на обширном пространстве. А мы, как я уже рассказывал, тогда еще не умели делать это должным образом. Кроме того, в предшествующие восемь дней наступательных и оборонительных боев войска понесли большие потери, были сильно измотаны. Наконец, главной группировке угрожало окружение.
Таким образом, в приказе не были учтены реальные условия, в которых проходила борьба с противником. Силы врага, увы, по-прежнему преуменьшались, а наши собственные преувеличивались. Противостоявшие нам гитлеровские войска располагали крупными силами танков и авиации и обладали высокой мобильностью, маневренностью. Они бешено рвались вперед. А мы словно рассчитывали, что они останутся на уже занятых ими позициях на период перегруппировки наших войск.
Судьба этого боевого приказа сложилась соответственно его содержанию: не был осуществлен ни один пункт. Противник оказался в выигрыше. Войска Юго-Западного фронта потерпели в майских боях крупное поражение. Его последствия тяжело сказывались в течение всей летне-осенней кампании 1942 г. Вот краткая хроника событий тех дней.
19 и 20 мая. Северная ударная группировка пытается продолжать наступление, но безуспешно, так. как враг сильнее, чем предполагалось. Зато танковая группа противника наносит контрудар, в результате которого наши войска со значительными потерями вынуждены отойти в исходное положение - почти на те самые рубежи, с которых мы начали наступление 12 мая. В эти же два дня не менее стремительно развиваются события на Барвенковском плацдарме. Недостаточная оперативность в работе штабов и нечеткая постановка задач приводят к тому, что войска 6-й армии опаздывают сосредоточиться на рубеже Большая Андреевка - Петровское. Тем временем немецко-фашистское командование, усмотрев в активных действиях 2-го кавалерийского корпуса угрозу своему флангу южнее Барвенково, перебрасывает туда ночью танковую дивизию. Последняя, прорвав оборону кавалерийского корпуса, овладевает Большой Андреевной до сосредоточения там частей 6-й армии. Что касается Петровское, то противник захватывает, а затем расширяет плацдарм у этого населенного пункта прежде, чем 23-й танковый корпус успевает прочно закрепиться на левом берегу реки Берека. После этого и войска 9-й армии отходят на восточный берег реки Северный Донец, перейдя к активной обороне.
21 мая. Противник начинает выводить из боя 3-ю и 23-ю танковые дивизии для переброски их на северный фас Барвенковского плацдарма. Наша же северная ударная группировка, понесшая довольно значительные потери, не располагает достаточными силами, чтобы воспрепятствовать этому. В то время как немецко-фашистское командование перебрасывает две названные дивизии в район западнее Балаклеи, группа Клейста прорывается на север. Ее танковые дивизии завязывают бои за населенный пункт Протопоповка. Командование Юго-Западного фронта констатирует дальнейшее ухудшение обстановки. В связи с этим принимается решение отвести группу генерала Костенко, тем самым сократив линию фронта и одновременно создав крупные резервы.
22 мая. Танковая группа Клейста овладевает населенными пунктами Чепель, Волобуевка, Гусаровка. Устремившись ей навстречу, во второй половине дня форсируют р. Северный Донец, захватывают плацдармы и начинают движение к югу 3-я и 23-я танковые дивизии. Коммуникации наших войск на Барвенковском плацдарме перерезаны.
В поисках путей к восстановлению коммуникаций командование Юго-Западного фронта решает перенацелить главные силы 38-й армии. Ранее они предназначались для наступления из района Волохов Яр на Андреевку, Змиев. Приказом от 21 мая Военный совет фронта приказывает разгромить этими силами рвущуюся в район Савинцы танковую группировку врага.
Хотя этот приказ вскоре был отменен, он касался целиком предполагаемых действий войск 38-й, и потому мне представляется целесообразным привести его текст.
"1. Противник, удерживая фронт Печенеги, Балаклея, продолжает угрожать коммуникациям 6 А. Особое значение приобрел этот участок фронта в связи с наступлением противника в изюмском направлении.
2. Справа 28 А продолжает выполнять прежнюю задачу. Разгранлиния с ней прежняя. Слева 6 А ведет упорные бои на всем фронте с наступающим противником, стремящимся перерезать ее коммуникации.
3. С целью высвобождения 6 А из полуокружения и обеспечения беспрепятственного питания, 38 А своим левым флангом в составе 199, 304, 242, 277 и 278 сд 114 и 156тбр 22 тк (13, 36 и 168 тбр, 51 мотоцикл, батальон) с утра 24.5.42 г. перейти в наступление на фронте Печенеги, Балаклея и, нанося главный удар на участке Василецково, Семеновка, иметь задачу: прорвать оборону противника и стремительным ударом 199, 277 и 278 сд, 156 тбр, 22 тк и другими частями усиления в направлении Граково к исходу первого дня выйти на рубеж 133,8, 129,2, Граково, 148,8,150,3, 149,8, Вербовка. В дальнейшем, развивая наступление на запад и юго-запад, к исходу третьего дня правым флангом ударной группы выйти на р. Сев. Донец на фронте Анновка, Чугуев, Мохначи. Левофланговыми дивизиями (304, 242 сд, 114 тбр) во взаимодействии с 337 и 47 сд 6 А окружить и уничтожить противника на северном берегу р. Сев. Донец.
4. 22 танковому корпусу (13, 36 и 168 тбр, 51 мотоцикл, батальоном и батальоном мотопехоты) к исходу 23.5.42 г. занять исходное положение в районе Гетмановка, Сумское, Шевченково с задачей: с выходом атакующей пехоты на рубеж х. Николаевка, 162,0, 163,6 войти в прорыв на участке х. Николаевка, Михайловка. Одним броском овладеть Малиновка и разрушить переправы на р. Сев. Донец у Чугуев. В дальнейшем, повернув на юг, смять боевые порядки сопротивляющегося противника в районе Лиман, Андреевка, Волчий Яр и разрушить переправы на р. Сев. Донец восточное Змиев.
5. Штаб на период операции расположить в Волосская Балаклея.
6. 242 сд и 114 тбр оставить в резерве в занимаемых районах в готовности к удару на запад и без разрешения главкома в бой не вводить.
С. Тимошенко Н. Хрущев И. Баграмян"
Уже после издания приказа в штабе фронта пришли к выводу, что войска 38-й армии не успеют выйти в назначенные районы. По этой причине он и был отменен. Приказ и его история представляют определенный интерес для исследователя, так как помогут ему лучше понять остроту и сложность обстановки в период описываемых событий.
Вернемся к хронике этих событий.
22 мая. Кольцо окружения вокруг войск 6-й и 57-й армий и армейской группы замкнулось. Окруженные войска были объединены в группу "Юг" ("Южная группа") под командованием генерал-лейтенанта Ф. Я. Костенко, а приказ, о котором шла речь выше, отменен. Тем не менее командование 38-й армии решает предпринять попытку оказать помощь окруженным. В середине дня вместе с членом Военного совета армии бригадным комиссаром В. М. Лайоком приезжаю в штаб группы генерала Шерстюка. В нее входят 242-я стрелковая дивизия, 114-я танковая бригада и другие части. Ставлю группе задачу: переправиться через Северный Донец у населенного пункта Савинцы и, во взаимодействии с резервами фронта, разгромив танковую группировку врага в районе Чепеля, восстановить перерезанные ею коммуникации 6-й и 57-й армий. Генерал-майор Г. И. Шерстюк немедленно приступает к выполнению задачи. Группа успешно переправляется через реку в указанном месте. На противоположном берегу вбирает в себя остатки 64-й танковой бригады 23-го танкового корпуса и другие части. Стремительной атакой овладевает Чепелем. Начало хорошее. Но дальше все идет из рук вон плохо. Резервы фронта (3-я и 15-я танковые бригады) не выходят к назначенному времени в район Савинцы. Сравнительно слабой по составу группе генерала Шерстюка не удается одними лишь собственными силами преодолеть сопротивление двух вражеских дивизий - 14-й танковой и 384-й пехотной. Эти дивизии были повернуты фронтом на восток с целью ликвидировать плацдарм наших войск в районе Шуровка, Чепель и отбросить группу генерала Шерстюка за Северный Донец. Их атаки были отражены, но и наступление деблокирующей группы 38-й армии успеха не имело.
В результате задача по разгрому танковой группировки противника и восстановлению коммуникаций наших войск не выполнена. Не имея возможности развить удачно начатое наступление, группа генерала Шерстюка занимает оборону поперек излучины Северного Донца.
Все последующие действия войск 38-й армии в районе Савинцы и Чепель, как и оказавшихся во вражеском кольце частей 6-й и 57-й армий, были нацелены на прорыв фронта окружения. В течение четырех дней ни одна такая попытка не увенчалась успехом. Окруженным не давали возможности сосредоточить силы и осуществить прорыв непрекращающееся воздействие наземных войск противника и в еще большей степени массированные налеты авиации.
По-прежнему не удавалось и оперативной группе нашей 38-й армии прорваться на запад из района Чепель. Здесь ожесточенные атаки и контратаки вражеских танков также сопровождались непрекращающимися ударами авиации. Группы самолетов противника, сменяя в воздухе одна другую, бомбили боевые порядки наших войск. Удары авиации были буквально непрерывными. Об этом можно судить по эпизоду, рассказанному мне маршалом С. К. Тимошенко. 25 мая он с группой офицеров ехал на мой наблюдательный пункт в полосе группы Шерстюка. В районе Савинцы, у моста через Северный Донец, они попали под бомбежку. Пришлось оставить машины и перейти в укрытие, чтобы дождаться окончания налета авиации. Но так и не дождались. Весь день без перерыва фашистские самолеты бомбили и обстреливали мост, переправу, подступы к ним и войска. Только в сумерки машины штаба фронта смогли уйти, так и не добравшись до наблюдательного пункта 38-й армии.
Противник силами пехоты, танков и авиации бешено сопротивлялся малейшим попыткам изнутри или снаружи прорвать окружение. В этих боях погибла значительная часть попавших во вражеское кольцо. Из "мешка" выходили лишь отдельные группы. И хотя постепенно их число росло, все же многие еще оставались в окружении. Они упорно, героически сражались с врагом, стремясь выйти к своим.
С такой же настойчивостью, изо дня в день, части 38-й армии пытались извне прорвать кольцо окружения. От успеха наших усилий зависело очень многое, так как противник создал и внутренний и внешний фронты окружения. Первый из них удавалось прорвать отдельным группам войск 6-й и 57-й армий. Но для того чтобы выбраться из кольца, им нужно было после этого преодолеть еще и 25-километровый путь под воздействием наземных и воздушных сил врага. А на это у окруженных не хватало сил. Вот почему так важно было снаружи прорвать хотя бы внешний фронт окружения. Многие воины 38-й армии отдали жизнь, стремясь выполнить эту задачу. Но сил оказалось недостаточно. Враг по-прежнему имел превосходство в танках и еще большее в авиации. Это и решало исход каждого боя. Более удачным для нас был день 28 мая. На этот раз наш удар извне совпал с одновременным организованным натиском изнутри вражеского кольца.
Произошло это так.
Накануне, 27 мая, в районе западнее Лозовеньки сосредоточились наиболее боеспособные части окруженных войск. Они и составили ядро ударной группы, которая в ночь на 27 мая прорвала внутренний фронт окружения и к утру вышла в район Волвенково и Волобуевки. Вместе с ними сюда добрались многочисленные другие части и подразделения, присоединившиеся к ним во время боя. Как я уже отмечал, такие группы делали и до этого попытки прорваться, но безуспешно. Если даже они преодолевали внутренний фронт окружения, то внешний оказывался им не под силу. Возможно, такая же судьба ждала и ту группу, которая к утру 28 мая достигла района Волвенково и Волобуевки. Но именно в это время войска 38-й армии сделали во внешнем фронте окружения как бы прокол шириной в километр. И как раз в направлении Волобуевки. Враг оказал ожесточенное сопротивление. Стягивая к месту прорыва войска, он поливал узкий коридор шквальным огнем из всех видов оружия с земли, а его авиация непрерывно наносила удары с воздуха. Гитлеровское командование приложило большие усилия к тому, чтобы ликвидировать прорыв и не выпустить окруженных из смертельного кольца. Но не добилось успеха. 38-я армия нанесла удар снаружи в условиях, когда окруженные делали то же самое изнутри.
Благодаря этому нам удалось вывести из окружения около 22 тыс. красноармейцев, командиров, политработников. Помню, первыми подошли шесть танков Т-34. Из одного вышел член Военного совета Юго-Западного фронта дивизионный комиссар К. А. Гуров. За танками волнами шли тысячи советских воинов во главе с генерал-майором А. Г. Батюня. На их лицах сквозь тяжкую боль и усталость светилась непомерная радость возвращения к своим.
Общее число выбравшихся из окружения было вместе с этой группой довольно значительным. Но еще больше бойцов, командиров и политработников погибло во вражеском кольце. Среди них были заместитель командующего войсками Юго-Западного фронта генерал-лейтенант Ф. Я. Костенко, командующий и член Военного совета 6-й армии генерал-лейтенант А. М. Городнянский и бригадный комиссар И. А. Власов, командующий, член Военного совета и начальник штаба 57-й армии генерал-лейтенант К. П. Подлас, бригадный комиссар А. И. Попенко и генерал-майор А. Ф. Анисов, командующий армейской группой генерал-майор Л. В. Бобкин и многие другие.
Большинство из них я хорошо знал и глубоко уважал. Они были в расцвете сил и могли бы еще принести много пользы делу борьбы с врагом. И потому особенно горько было сознавать, что их уже нет с нами. Думая о павших товарищах, я то и дело возвращался мысленно к одному из них - Леониду Васильевичу Бобкину. Мы очень сблизились в то короткое время, когда он был моим заместителем. Человек больших способностей и чуткой души, он обладал и величайшей энергией. Как-то не верилось, что больше не встречусь с ним, не увижу его умной и доброй улыбки. Вместе с Леонидом Васильевичем трагически погиб и его сын. Мальчику было лет 12-13, и он не разлучался с отцом. Когда Л. В. Бобкин был назначен командующим армейской группой и ему предстояло выехать к месту ее расположения на Барвенковский плацдарм, он задумался: как быть с сыном. Я настойчиво советовал ему оставить мальчика на попечение Военного совета 38-й армии. Но Леонид Васильевич решил по-иному: он не пожелал расставаться с сыном, да и тот усиленно просил взять его с собой. Вместе они и погибли. В рядах 6-й армии и 6-го кавалерийского корпуса героически сражались и пали многие из моих друзей и боевых товарищей по Лозовской наступательной операции, которую мы провели в январе 1942 г.
VII
Так трагически закончилась в последних числах мая 1942 г. Харьковская наступательная операция. Эта неудача была очень чувствительной для войск Юго-Западного направления. Потеря большого числа людей, техники и вооружения была тяжелым ударом накануне событий, развернувшихся летом 1942 г. на южном крыле советско-германского фронта.
Не приходится сомневаться и в том, что Ставка допустила ошибку, согласившись на проведение этой операции. Но, как я уже отмечал, она это сделала по настоянию Военного совета Юго-Западного направления.
Каковы же были принципиальные соображения, которыми руководствовался Военный совет Юго-Западного направления, так настойчиво добиваясь утверждения своих широких наступательных планов на апрель-май 1942 г.? В поисках ответа на этот вопрос пришлось перебрать в памяти все, что мне довелось в тот период услышать от членов Военного совета направления и фронта об их оценке обстановки. Эти же мысли встретились мне в ряде документов того времени. Чтобы не повторяться, ограничусь приведением одного из них.
С наступлением весны все мы тогда задумывались над перспективами дальнейшей борьбы против вторгшегося на советскую землю врага. В войсках и в штабах горячо обсуждался этот вопрос. Военные советы организовали чтение специальных докладов на партийных собраниях, с тем чтобы довести до всех командиров свою оценку обстановки и перспектив ее развития.
Состоялось такое собрание и в штабе Юго-Западного фронта. На нем заместитель начальника штаба фронта полковник И. Н. Рухле выступил с докладом "Задачи партийной организации штаба в обеспечении действий войск фронта на весенний период". Доклад, бесспорно, отражал точку зрения военного и политического руководства фронта, а также направления. По этой причине представляют немалый интерес его тезисы, которые удалось найти в архиве. Вот как в них оценивалась общая обстановка на советско-германском фронте: "...Зимний период знаменателен тем, что инициатива действий была вырвана у немцев и перешла в руки Красной Армии. Красная Армия от обороны перешла к наступлению, сняла непосредственную опасность Москве и отбросила противника далеко на запад. Следовательно, с началом зимы война вступила в новый этап своей динамики со всеми преимуществами Красной Армии как наступающей стороны".
Затем ставился вопрос: "Что дала нам зимняя кампания?" Ответ гласил: "Разгром немцев под Москвой и отход их на ряде участков других фронтов, а также переход противника к обороне на всем театре войны". И далее: "Это значит, что германская армия была вынуждена отказаться от наступления, понесла большие потери от контрударов, потеряла былую веру в успех ведущейся войны... К началу зимней кампании германская армия достигла предела напряжения сил (нуждалась в оборонительной передышке). Контрнаступление Красной Армии сломило материальные силы и моральную устойчивость врага и тем положило начало разложению германской военной машины".
Из всего этого в докладе был сделан следующий вывод: "Фашистская Германия до конца израсходовала свое преимущество стратегической внезапности (привходящий фактор). Превосходство материальных и моральных сил Красной Армии (постоянно действующие факторы) обеспечило нам успех в течение зимы. Все же к весенней кампании мы имеем еще перед собой большую (армию), технически оснащенную, но с надломленной верой в победу, потерявшую лучшие свои кадры и массу техники, что восстановить в былых размерах в ходе войны фашистской армии не удастся".
Признаюсь, с глубоким волнением читал я эти строки теперь, более четверти века спустя. Ведь они отражают нашу великую веру в руководство Коммунистической партии и Советского правительства, глубокую убежденность в конечной победе над врагом. Но, вчитываясь в содержание цитируемого документа, нельзя не заметить налета преувеличения во всем, что касалось трудностей, испытываемыхпротивником, а также имевшихся у нас преимуществ. Естественно, что это больше всего отразилось на той части тезисов, которые касались перспектив весенней кампании. Так, вполне обоснованно заявлялось, что "с наступлением теплого периода, позволяющего оживить мобильность всех родов войск", между воюющими сторонами развернется "борьба за инициативу" и "подготовка плацдарма развертывания новых сил для развития решительных операций". А далее утверждалось, что одной из особенностей приближающегося нового этапа войны явятся "наступательные операции (на решающих направлениях) обеих сторон". Более того, был сделан вывод, что "с наступлением весны следует ожидать активности операций с обеих сторон на всем фронте борьбы".
Дальнейший ход событий показал, что именно этот вывод не соответствовал обстановке. Что касается противника, то он развернул наступление не на всем советско-германском фронте, а лишь на юге, причем сосредоточил там свои главные силы. С другой стороны, Советские Вооруженные Силы еще не были обеспечены резервами и вооружением в том огромном количестве, которое требовалось для ведения активных операций по всему фронту.
После всего сказанного, надо полагать, нет необходимости доказывать, что отказ от Харьковской наступательной операции был бы наиболее целесообразным в обстановке весны 1942 г. Переход к прочной обороне на хорошо подготовленных позициях позволил бы избежать крупного поражения, нанести врагу после начала его наступления более значительный урон, сорвать в какой-то мере его планы летнего наступления и приблизить час развертывания активных боевых действий Красной Армии. Если же Харьковская наступательная операция, вопреки здравому смыслу, началась, то проводить ее надо было решительнее, с предельным напряжением сил и стремительностью. К сожалению, отсутствие этих важнейших элементов всякой наступательной операции и явилось одной из первостепенных причин постигшего нас поражения. Операция планировалась без полной гарантии на благоприятный исход, проводилась как-то неуверенно и нерешительно, в особенности после получения сведений о прорыве группы Клейста. Когда противник нанес удар в полосе 9-й армии, у основания барвенковского выступа, т. е. в глубокий тыл 6-й армии, то следовало прежде всего определить масштабы угрозы. Сделав это, командование, несомненно, пришло бы к выводу: приостановить наступление 6-й армии и группы генерала Бобкина, повернуть их главные силы на восток и во взаимодействии с 9-й и 57-й армиями Южного фронта разгромить прорвавшуюся группу Клейста. Иначе говоря, следовало прежде всего предотвратить возникшую опасность с юга. Этого не произошло. Командование и штаб Юго-Западного направления вначале недооценили угрозу и не решились сразу приостановить наступление на Мерефу и Красноград. Приказы о переброске танковых корпусов против прорвавшейся группировки противника были отданы с опозданием и неодновременно. К тому же и вывод их из боя затянулся на 10-12 часов.
Кстати, и поныне продолжаются разговоры по поводу ввода в прорыв этих танковых корпусов утром 17 мая. Целесообразен ли он был? Ответ на этот вопрос неразрывно связан с оценкой неудачного замысла Харьковской операции в целом. Как уже отмечалось, командование Юго-Западного направления допустило ошибку в оценке сил и возможностей противника, преуменьшив их. И это наложило отпечаток на все его решения. Так, не сомневаясь в благоприятном исходе операции, оно запланировало нанесение главного удара 6-й армией из оперативного "мешка", при этом операция в целом была начата при наличии явно недостаточных сил и средств, без обеспечения глубоких флангов южной ударной группировки. Наряду с такими ошибками в планировании и организации наступления был допущен и ряд других, касавшихся ее проведения. Одной из них и являлся ввод танковых корпусов в прорыв 17 мая. Это было основной причиной разгрома войск на Барвенковском плацдарме.
Была ли другая возможность использовать эту внушительную силу, свыше двух с половиной сотен танков? Да, была. Речь идет об имевшейся возможности ввести 21-й и 23-й танковые корпуса в прорыв значительно раньше, чем это было осуществлено. Ввод в бой второго эшелона и эшелона развития успеха в полосе 6-й армии 14 мая, как это было предусмотрено планом, несомненно, мог дать операции иное развитие.
Отказ от их использования тогда был связан с тем, что успешные действия северной ударной группировки фронта создали у противника представление, будто она наносила главный удар. Это привело к переброске против нее вражеских резервов, в том числе 3-й и 23-й танковых дивизий. В результате резко за тормозилось наступление нашей северной группировки. Командующий фронтом отсрочил ввод в прорыв танковых корпусов, а авиацию, поддерживающую наступление южной ударной группировки, перенацелил для отражения контрудара гитлеровских танковых дивизий в полосе северной ударной группировки. Тем самым противник в полосе 6-й армии получил возможность осуществить частичную перегруппировку сил и организовать сопротивление на промежуточных рубежах.
В той обстановке ввод в сражение 14 мая двух танковых корпусов в полосе южной ударной группировки являлся наиболее эффективной помощью войскам северной ударной группировки. Он также лишая противника выигрыша времени для организации обороны против нашей 6-й армии. Как стало известно после войны, положение именно здесь вызывало особое беспокойство командующего группой армий "Юг" фельдмаршала фон Бока. 14 мая он звонил в штаб сухопутных войск и предложил перебросить 3-4 дивизии из группы Клейста для ликвидации бреши южнее Харькова. Возможно, что ввод в сражение 21-го и 23-го танковых корпусов в тот день и их успешное продвижение вперед могли заставить немецко-фашистское верховное командование принять иное решение, а это влекло за собой ослабление группы Клейста и, следовательно, силы ее контрудара. Думается, что строгое выполнение командованием Юго-Западного направления намеченного плана могло повернуть ход событий в нашу пользу. Нерешительность и колебания привели к тому, что танковые корпуса были введены в бой только на шестой день операции. Это сыграло отрицательную роль. Своевременные и стремительные действия корпусов могли вывести наши войска на глубокие тылы харьковской группировки противника, т. е. поставить вражеские войска в такое положение, в каком оказались мы в результате контрудара группы Клейста.
В подтверждение приведу два примера, относящиеся к этой же операции.
Один из них относится к действиям группы генерал-майора Л. В. Бобкина. 12 мая ее командующий с целью более стремительного прорыва обороны противника ввел в бой свой второй эшелон в составе 6-го кавалерийского корпуса и 7-й танковой бригады. Решительное наращивание сил в первый день операции сорвало попытки противника задержаться на промежуточных оборонительных рубежах и обеспечило выход войск группы к Краснограду. Другим примером, полагаю, может служить показанный выше ввод в бой второго эшелона 38-й армии через несколько часов после начала наступления. В данном случае это позволило прорвать тактическую зону вражеской обороны в первый же день операции. Как видим, оба приведенных примера относятся к вспомогательным направлениям. На участках прорыва, где действовали войска, наносившие главный удар, не были приняты меры для ускорения темпов наступления. Между тем ввод танковых корпусов в прорыв на третий день операции в полосе наступления 6-й армии, где противник не имел танковых частей, позволял развить стремительные темпы. Неприятеля это должно было лишить возможности держаться за каждый промежуточный рубеж с целью выигрыша времени для подтягивания резервов.
Напомним еще раз, что группа Клейста 13 мая, т. е. на второй день наступления Юго-Западного фронта, начала сосредоточение своих сил в полосе 9-й армии. Вот почему ввод в прорыв 21-го и 23-го танковых корпусов согласно плану мог создать ситуацию, при которой план противника (операция "Фридерикус I") мог стать невыполнимым. Следовательно, если вообще существовала возможность успешного проведения Харьковской наступательной операции, то она заключалась в решительности и стремительности действий. К сожалению, стремительность действий командование и штаб фронта почему-то отождествляли с неоправданным риском. Это и привело к тому, что мы почти повсюду запаздывали. А ведь был момент, когда мы стояли уже на пути к успеху. Этого не могут скрыть в своих воспоминаниях и немецкие участники боев, происходивших в мае 1942 г. Например, один из них, Вильгельм Адам, в книге "Трудное решение" признал: "Для нас создалось угрожающее положение. Наносящим удар советским войскам удалось на ряде участков прорвать нашу оборону. Советские танкистояли в 20 километрах от Харькова... В боях за Харьков 6-я армия (немецкая.-К. М.) понесла весьма ощутительный урон, потеряв 20 тыс. человек убитыми и ранеными".

* * *

Боевые действия в районе Харькова характеризовали острую борьбу за инициативу в развертывании крупных наступательных операций и улучшение оперативного положения войск воюющими сторонами. Потерпев поражение в мае, советские войска потеряли важный оперативный плацдарм и вынуждены были перейти к обороне в невыгодных условиях.
Это послужило суровым уроком. И главный из них состоял и том, что мы отрешились от преувеличенного представления о своих успехах в накоплении опыта ведения современной войны. Слов пет, к тому времени советские войска, штабы и командование всех степеней многому научились за год войны. Но далеко не всему тому, что должны были знать и уметь. Понимание этого, сознание необходимости еще многому учиться, доставшееся нам дорогой ценой в мае 1942 г., я и считаю одним из главных уроков Харьковской наступательной операции.